Древнейшее упоминание о дворецких встречаем в летописи под 1171 г.:
“И поможе Бог Андреевичи) Мстиславу с братьею, и взяша Киев. Мстислав же Изяславич бежа из Киева на Василев. И постигша и Бастеева чадь, начата стреляти в плечи ему, и много изоимаша дружины около его: Яша Дмитра Хороброго и Олексея дворьского…” (Ипат.).
Следующее за тем известие находим в той же летописи под 1235 г. После того, как галицкие граждане высказались в пользу князя Даниила Романовича и с криками “Се есть держатель наш, Богом данный” устремились к нему навстречу, были вынуждены выйти на встречу князя и власти: епископ Артемий и дворьский, Григорий[1].
Как показывает слово, дворские, или дворецкие, имеют непосредственное отношение ко двору. Они заведуют двором князя. Можно думать, что это только новое наименование для известных уже нам домовых ключников. О владимирском князе Андрее Боголюбском летописец рассказывает, что он во всем доверялся ключнику Анбалу, который имел ключи от всего дома:
“Тот бо ключь держашеть у всего дому княжа и надо всими волю ему дал бяшет князь” (Ипат. 114).
Этот ключник, конечно, и был дворецким боголюбовского дома князя Андрея. Главные ключники, по всей вероятности, и получили титул дворского и дворецкого, т.е. заведующего всем дворовым хозяйством. Дворские были и у частных лиц.
Дворского необходимо было иметь в каждом дворе и в каждом имении, где был у князя свой двор и свое хозяйство. Таких дворских всегда было несколько, и число их было тем большее, чем больше было собственных дворов у князя.
По различию дворов и дворские должны были различаться. Дворские городских дворов, в которых была резиденция князя и к которым стягивалось хозяйство всех других дворов, стояли выше других дворских, которые были им подчинены.
Состоя при князе и заведуя всем его хозяйством, которое в древнейшее время все сосредоточивалось во дворе князя и не отделялось от государственного хозяйства, эти дворские могли быть весьма влиятельными людьми.
Таким выдающимся положением в Галиче пользовался вышеупомянутый дворский, Андрей. Летописец рассказывает, что он, вместе с епископом, некоторое время “возбранял” Даниилу занимать Галич.
Перейдя же на сторону Даниила, он занял при нем выдающееся положение и в 1239 г. был послан с войском на Перемышль с поручением прогнать находившегося там и строившего ковы против Даниила князя Константина Рязанского (Карам. IV. Пр. 20).
Гораздо более известий о дворских находим в московских памятниках. Из жалованных грамот XIV и следующих веков надо вывести, что дворские находятся при каждом дворе князя и имеют право въезжать в соседние частные имения для наряда жителей к исполнению “княжаго дела”, то есть известных повинностей в пользу княжеского двора: ставить двор князя, кормить его коней и пр. Если князь освобождал кого от этих повинностей, то в грамоте, обыкновенно, говорилось:
“Не надобе им (пожалованным) ни которая дань, ни ям, ни подвода… ни служба, ни дело княже, ни дворьские, ни старосты ат их не займают ни про что”[2].
Эти дворские, как пользующиеся доверием князя, вместе со старостами и лучшими людьми, целовальниками, должны были присутствовать на суде кормленщиков:
“А без дворскаго и без старосты и без лутчих людей суда наместником и волостелем не судити” (Суд. 1497. Ст.38).
Второй Судебник к этому добавляет:
“А дворскому да старосте и целовальником к тем судным делом руки свои прикладывати” (Ст.62).
Это мелкие дворские, которые своего суда не имели, а только принимали участие на суде кормленщиков. Выше их были дворские больших дворов, находившиеся в главных городах княжений. Им принадлежало главное начальство над дворцовым хозяйством. Под ведомством их состояли не только дворные люди, дворяне, но и земли княжеские.
В духовной грамоте серпуховского князя, Владимира Андреевича, читаем:
“А кто будет под дворьским слуг, тех дети мои промежи себе не приимают, ни от сотников; а кто тех выйдет из уделов детей моих, ин земли лишон, а земли их сыну моему, чей будет удел” (1410. Рум. собр. I. № 40).
Под слугами, подчиненными дворскому, надо разуметь всяких людей, состоявших на службе двора. В начале XV века эти люди получали земельный надел и, следовательно, некоторые из них могли уже не жить во дворе князя; они жили в своих дворах, но на землях князя.
Тем не менее и они были подчинены дворским. Духовная серпуховского князя в числе таких дворовых слуг, устроенных княжеской землей, называет бортников (пчеловодов), садовников, псарей, бобровников, барашей (бара – домашняя рухлядь, барач – смотритель рухляди) и делюев.
В начале XV века все это были еще вольные слуги, а потому могли уйти. Данные им земли возвращались, однако, в таком случае князю. Дворский, ведая дворовых людей, ведал и земли дворцовые и раздавал их в видах удовлетворения дворцовых нужд.
Духовная грамота Владимира Андреевича дает повод думать, что до возникновения особого Поместного приказа дворские наделяли поместьями и дворских людей, обязанных военною службою. Между дворецкими и дворянами в XV веке могла существовать очень тесная связь. Наши дворецкие сродни, таким образом, мажордомам первых франкских королей.
В старину кто кем управлял, тот того и судил. Большие дворецкие поэтому были судьями всех тех лиц, которые находились под ними. До возникновения специальных приказов их суду подлежали как все дворовые слуги, так и слуги, устроенные государевыми землями.
Кроме указанных дел, ведомству и суду дворецких Большого дворца предоставлялся иногда привилегированный суд в тяжбах некоторых монастырей. Троице-Сергиеву монастырю давалась иногда привилегия судиться пред великим князем или “боярином и дворецким Большого Дворца” (Федот.-Чехов. № 75, жалов. гр. от 1546 г., ср. АЭ. I. № 198. 1543).
Есть основание думать, что и некоторые другие дела, касающиеся монастырей, доходили до московских государей также чрез дворецких. На обороте грамоты Великого князя Василия Ивановича в Тверь городовому приказчику об отводе Волоколамскому монастырю места в городе для осадного двора написано:
“Князь великий всея Руси. А приказал дворецкой Михайла Юрьевич” (1521. АЭ. I. № 169).
Дворецкий приказал отвод двора потому, конечно, что чрез него шел доклад об этом царю.
Такую же надпись имеет и жалованная грамота Переяславскому Данилову монастырю на право беспошлинного провоза монастырских товаров (1548. АЭ. I. № 222).
Ведомство духовенства дворецким надо рассматривать как особую привилегию лиц духовного звания. Большими дворецкими в большинстве случаев были бояре введенные. Духовенство ведалось, следовательно, лицом, облеченным самым высшим чином в государстве. То же значение имеет и позднейшее сосредоточение дел о духовенстве в Приказе Большого дворца.
С присоединением к Москве соседних княжений число больших дворецких увеличивается, так как в распоряжение московских великих князей поступают и дворцы упраздняемых княжеств. В памятниках XVI века у московских государей встречаем: рязанского дворецкого, тверского, нижегородского, новгородского, казанского и астраханского[3].
С дальнейшими успехами объединения и с развитием приказного устройства эти остатки удельной старины исчезают. В XVII веке все дворцовое управление сосредоточивается в Приказе Большого (московского) дворца, во главе которого стоит один московский дворецкий[4].
Этот московский дворецкий ведает хозяйственные дворы: сытенный, кормовой, хлебенной, житенной и всех дворовых людей. Для обеспечения нужд Большого дворца ему отданы доходы с кабаков, таможен, с мельниц, рыбных ловель и другие.
С тою же целью он ведает тяглом и податями посадских людей более чем в 40 городах; да в Москве к нему приписано восемь слобод торговых и ремесленных людей: котельников, оловянишников, кузнецов, плотников, рыбников, шатерников, горшечников, печников и кирпичников.
Эти московские ремесленные люди стоят в особом положении: они платят подати во дворец наряду с посадскими других приписных городов, да кроме того, “они ж повинни работать всякие дела на царском дворе, что прилучится, безденежно”.
В устройстве московского Приказа Большого дворца XVII века находим такой остаток старины. Дворы сытенный, кормовой, хлебенный и житенный, обязанные снабжать Большой дворец питьями и яствами, состоят в ведении “ключников”. Это те же тиуны-ключники, которые заботились о столе Владимира Мономаха и на которых он советовал не полагаться.
Как на остаток глубокой старины надо смотреть и на обязанность дворецкого служить за столом государя. При описании обеда, данного в честь английского посла, в дворцовых разрядах на 1617 г. записано:
“За кушаньем у государева поставца сидел дворецкий и боярин, Борис Михайлович Салтыков”.
Об этой службе дворецкого за столом государя Котошихин рассказывает следующее:
“И как царь садится есть, в обед и в вечеру, или когда бывают власти и бояре на обеде, и у поставца садитца дворецкой или околничей и думной человек, или дьяк дворцовой, и отпущают еству к царю и к царице, и к царевичам, и к царевнам, накушивая, и роздают естьы в раздачи по росписям…” (VI. 3).
Из того, что дворецкий мог быть заменен окольничим и даже дьяком, следует, что в XVII веке дворецкий не всегда сам служил за столом, а только в исключительных случаях. Но это, конечно, первоначальная его обязанность; все остальное к ней приложилось.
Дворецкий, заведующий двором и имеющий ото всего ключи, есть первый дворовый человек и первый слуга своего господина. Услуги его за столом одна из важнейших его обязанностей.
Дворецкий есть должность частного домоводства, а не публичная. В этом отношении он ниже окольничего. Окольничий устраивает дороги, делает мосты, гати, отводит дворы для помещения государя и его свиты.
Во всех этих случаях он есть лицо, облеченное властью вне двора государева; дворецкий прежде всего власть во дворе и для дворовых людей. Значительный подъем должности дворецкого совершается в промежуток времени между первым и вторым Судебниками.
Первый Судебник еще ничего не знает о самостоятельном суде дворецких, он говорит только о суде бояр и окольничих; второй Судебник за судом окольничих упоминает суд дворецких (Ст. 1).
Этому первоначально невысокому значению дворецкого соответствует то, что честью он ниже окольничего. Он первый дворовый человек в тесном смысле этого слова, а потому имеет место впереди других дворовых людей, но после окольничих.
В 1501 (7009) г. назначен был дворецким князь Петр Васильевич Великий. Его назначение занесено в боярскую книгу после назначения окольничих. В том же году он был отставлен от этой должности.
В 1504 (7012) г. он снова назначен дворецким и затем до самой смерти (в 7021 г., когда был пожалован в окольничие) в перечне чинов всегда занимал место после окольничих. То же самое повторилось и с князем Федором Ивановичем Хворостининым.
В 1577 (7085) г. он был назначен дворецким, и назначение это записано после назначения окольничих. Затем до 1584 (7092) г., года, когда был пожалован в звание окольничего, он постоянно занимал в книгах место после окольничих (Новиков. XX).
Итак, дворецкий сам по себе честью ниже окольничего. Но должность дворецкого может быть дана окольничему и даже боярину, известное лицо может быть пожаловано единовременно в бояре и в дворецкие, в окольничие и дворецкие; в таком случае оно занимает в списке чинов место по окольничеству или боярству.
Но и в этих случаях звание дворецкого ничего не прибавляет к его чести и не делает первым среди бояр или окольничих. Бояре-дворецкие Великого князя Василия Васильевича, Сабуров и Заболоцкий, занимают в списке место ниже бояр его: Плещеева, князя Патрикеева и князя Стриги-Оболенского.
Благодаря напечатанному Новиковым извлечению из боярской книги М.П.Шереметевой мы можем составить список дворецких с конца царствования Василия Васильевича Темного.
В год смерти Василия Васильевича (1462) было двое бояр-дворецких: М.Ф.Сабуров († 1464) и Гр.В.Заболоцкий († 1473). Как делилось между ними управление дворцовым ведомством, этого мы не знаем.
Двойственность продолжается и по смерти Сабурова, так как на его место, еще при жизни Заболоцкого, назначен боярин-дворецкий М.Я.Русалка Филимонов Морозов. Но со смерти Заболоцкого (1473) и до 1646 г. в Москве был всегда один дворецкий.
В XVI веке дворецкими были:
сын боярский, князь П.В.Великий, назначен дворецким в год смерти Морозова (1501), но тогда же отставлен; снова назначенный в 1504, он оставался в должности дворецкого до своей смерти в 1513 г.;
боярин В.А.Челяднин с 1513 по год смерти в 1518;
боярин князь Фед. Лопата-Оболенский с 1519 по 1530(†);
боярин М.В Тучков с 1531 по 1535 (†);
боярин князь И.И. Кубенский с 1535 по 1546, когда он выбыл из дворецких;
боярин И. И. Хабаров с 1547 по 1549, когда он был отставлен;
боярин Д.Р.Юрьев с 1549 по 1566 (†);
боярин Н.Р.Юрьев с 1566 по 1577, когда он выбыл из дворецких, но остался боярином; † 1585;
дворянин князь Ф.И.Хворостинин с 1577 по 1585 (в 1584 окольничий, в 1589 боярин, в 1608 †);
боярин Гр.В.Годунов с 1585 по 1598 (†);
боярин Ст.В.Годунов с 1599 по 1605 (†);
Шереметевская книга перечисляет только московских дворецких, а в XVI веке были дворецкие, управлявшие дворцами присоединенных к Москве княжений. Вот имена встретившихся нам городовых дворецких:
в 1521 г. тверской дворецкий, боярин М. Ю. Захарьин; тверским же дворецким при Василии Ивановиче был И.Ю. Шигона-Поджогин;
в 1523 нижегородский дворецкий, окольничий А.Н.Бутурлин;
в 1555 новгородский дворецкий, сын боярский С.В.Шереметев;
в 1559 рязанский дворецкий, окольничий князь В.А.Сицкий.
В том же году казанским, нижегородским и астраханским дворецким был боярин М.И. Вороной-Волынский.
В XVII веке московскими дворецкими были:
боярин князь В.М Рубец-Мосальский с 1605 по 1606, когда его отставили;
боярин И.Ф. Крюк-Колычев с 1607 по 1609, когда выбыл;
окольничий Арт.В.Измайлов с 1609 по 1613 (из окольничих выбыл в 1634).
окольничий Б.М.Салтыков с 1613 по 1624 († в 1646 боярином, но не дворецким).
В 1624 и 1625 гг. дворцом управлял стольник Л.И. Далматов-Карпов, без титула дворецкого.
В 1626 г. на его место “во дворец” назначен из дворян князь А.М.Львов.
В дворцовых разрядах на 6 января 1626 г. о нем записано:
“Того же дни велел государь ведать во дворце и сидеть у отдачи, вместо дворецкаго, из дворян князь Алексею, князь Михайлову сыну, Львову”.
Это, по-нашему сказать, исправляющий должность дворецкого.
В 1627 г. Львов называется уже дворецким, а в следующем году возводится в звание окольничего с оставлением в должности дворецкого. С 1634 г. он боярин-дворецкий и значится в этой должности до 1652 г., когда был отставлен.
В 1646 г. в звании дворецкого произошла существенная перемена. Из наименования должности с определенным кругом обязанностей оно стало почетным титулом. Получив от своего отца только одного боярина-дворецкого, князя А.М.Львова, Алексей Михайлович возводит в это звание в 1646 г. 12 человек, и затем проходит редкий год, чтобы звание боярина-дворецкого не было пожаловано одному, двум, а то, как в 1653 г., и шести лицам.
Так как назначение в дворецкие, благодаря соединению с боярством, стало почетным отличием, то оно делается вслед за назначением в бояре и прежде назначения окольничих.
С этого времени назначение в дворецкие есть всегда назначение в бояре-дворецкие. Против имени всех, назначенных дворецкими в 1646 г. (за исключением одного только Б.П.Шереметева), в отметке о смерти говорится: умер боярин и дворецкий.
Но так как особого назначения в бояре для многих из них не было, то следует заключить, что в 1647 г. они были назначены боярами-дворецкими. С 1655 г. новые назначения в книгах делаются всегда вместе “в бояре и дворецкие”.
Звания боярина и дворецкого сливаются в один высший почетный титул. Последний, кому при Алексее Михайловиче было сказано: боярин и дворецкий, был окольничий Арт. Серг. Матвеев, сосланный Федором Алексеевичем, в первый год по вступлении его на царство, в ссылку, в Пустоозеро.
Несмотря на это изменение в значении чина дворецкого, дворецкий и при Алексее Михайловиче управляет дворцом, но только один, а не все бояре-дворецкие:
“Приказ Болыпаго дворца, а в нем бывает и сидит боярин и дворецкой, да окольничей, да думной человек, да два или три диака” (Котош. VII. 4).
Кто этот настоящий дворецкий, этого не видно по боярским книгам. Его надо разыскивать в делах Приказа Большого дворца, в разрядах и пр.
[1] Более древнее известие Никоновской летописи под 1097 г.: “и усрете и детскый его, сиречь дворецкий”, есть, конечно, объяснение позднейшего составителя непонятного ему слова детский.
[2] АЭ. I. № 5. 1361. Жалованные грамоты писались не всегда в одних и тех же выражениях. В некоторых, вместо подробного перечисления повинностей, говорится вообще: “не тянут ни в какие проторы и розметы” или: “не надобе им ни которая пошлина”.
Несмотря на это разнообразие формы грамот, упоминания о дворских весьма нередки. См.: АЭ. I. №№ 19, 28, 34, 35, 44, 46, 51, 56, 75, 88, 102, 120, 122 и 131, от 1414 по 1494; №№ 164 и 300, от 1517 и 1578.
[3] Рус.-Лив. а. № CCCLXIX. 1521; Рум. собр. I. № 144. 1504; Симб. сб.; Разр. кн. под 1559 г.; Твер. лет. VIII. 266. 1519.
[4] Кроме Приказа Большого дворца, Котошихин называет еще Приказ Казанского дворца (VII. 6). Но этот приказ ведал в XVII веке не дворцовое управление, “а Казанское и Астраханское царствы” во всех отношениях: военном, финансовом и пр. Казанский дворец ведал, между прочим, и царские рыбные промыслы, но присылаемую в Москву рыбу передавал в распоряжение московского Приказа Большого дворца.
