Самостоятельная гражданская правоспособность, цивильная личность, может, на известных степенях социального развития, принадлежать отдельно взятому человеку.
Для того чтобы это положение человека, как личности, получило в практике гражданских правоотношений легчайшую применимость, необходимо дать юридическую известность не только составу прав, из коих слагается эта личность, но и способам определять связь отдельно взятого человека с отвлеченно указанной правоспособностью, установлять принадлежность ее отдельному человеку.
Как для всякого отдельного юридического отношения, так и для правоспособности человека в целом (его totum jus, status, universum jus) мы достигаем необходимой для ее осуществления юридической известности, определяя ее начальный момент и момент ее прекращения (das Werden des subjectiven Rechts).
Когда началась правоспособность известного лица, здесь – отдельного человека? – вот существеннейший момент юридической известности, которой нам необходимо достигнуть.
Раз начавшись, отдельная личность остается постоянно известной в сфере доступных ей юридических отношений, держится, как правоспособная сила, до момента ее прекращения. Обе кардинальные линии, коими определяется положение человека в гражданском быту, суть, стало быть, приобретение и потеря им прав личности.
Вам известно, что это учение в праве римском принадлежало к числу весьма сложных, ибо с представлением человека в этом праве не соединялись необходимо свойства самостоятельной личности, отдельной гражданской правоспособности.
Чтобы дать юридическую определенность вопросу о правоспособности отдельного человека, в разных исторических условиях, требовались далеко не одни и те же признаки. Следы различия людей в объеме их правоспособности удержались in multis articulis juris civilis и до сего времени.
Но это сравнительно уже слабые остатки старой неравноправности отдельных людей. Мы будем иметь их в виду в дальнейшем изложении учения о гражданской правоспособности отдельных людей.
В вопросе, здесь нас занимающем, в учении о возникновении этой правоспособности, независимо от ее объема, современное учение несравненно проще римского. В нашем праве отпал целый ряд ограничений правоспособности людей, знакомых римскому праву и, главным образом, мы не знаем людей вовсе не правоспособных, людей – представляющих собой не субъектов права, а товар, рабов.
С этим вместе масса определений, которые были нужны римскому юрисконсульту, чтоб установить связь человека с личностью, принадлежность ее ему, его status, для нас не существует.
В современном праве простым фактом рождения человека определяется необходимо и начало его личности, установляется юридически принадлежность ему, в той или другой мере, самостоятельной правоспособности (Art. 1. Нем. код. 1896 г.).
Процесс образования этой идеи личности всякого человека был отдельными признаками коротко намечен нами во Введении. Современные европейские кодексы, один за другим, выражают в более или менее категорической форме эту идею всеобщей, не для граждан только, а для всех людей, своих и чужих, установленной гражданской правоспособности.
В противоположность старой территориальной максиме, по коей воздух господской земли делал чужого человека подвластным ее господину (l’air asservit), тот же воздух, в новое время, сперва в городах (l’air de ville fait libre), потом на территории целых государств стал действовать иначе и обращал всякого человека, каким бы ни было общественное его положение в другом месте, в свободного и цивильно-правоспособного в пределах данной территории.
Французы шли впереди в этом движении законодательства, и уже закон 5 июня 1891 года объявляет всякого пребывающего на французской территории свободным.
Медленно, но постоянно та же территориальная максима (Luft macht eigen) уступала место новой в отдельных немецких территориях, в Австрии в 1826 году, в Пруссии с 1857 г. (Luft macht frei).
Состояние неволи и неправоспособности гражданской выведено окончательно законодательными актами прошлого царствования и из русского действующего права. С этим вместе вопрос о правоспособности гражданской в этом общем смысле стал, как сказано, в высшей степени простым в теперешней нашей практике. Момент приобретения ее для человека юридически определяется событием его рождения[1].
Установляя, однако, эту в высшей степени важную культурно-историческую черту современной европейской и русской жизни, мы получаем, для вопроса о правоспособности отдельных людей только, так сказать, отрицательный результат, людей неправоспособных нет.
Необходимо, вместе с этим, иметь еще целый ряд данных, которыми ближе и положительным образом осуществляется в известном законодательстве эта идея.
Правоспособность людей в старое время юридически определялась повсюду принадлежностью их к тому или другому союзу, племенному, территориальному, сословному, исповедному.
С принадлежностью к тому или другому или ко многим из названных союзов вместе связана была положительным образом известность норм, коим подчиняется правоспособный субъект, подсудность его в деле защиты его прав, наконец, самая юридическая известность существования человека.
Что касается России, то еще весьма недавно громадная масса русского населения, к условиям крепостного быта, составляла частью простой инвентарь “населенного имения”, частью податную и военно-служебную силу, наличность которой была важна для государства, частью, наконец, это было население православное, в коем союз семейный ограждался законами церкви.
Отдельно взятый крепостной человек подлежал власти господской, и о самостоятельной гражданской личности этого зависимого класса людей не могло быть речи. Счет этого населения определялся в интересах государства мерами государственными, в особенности ревизиями[2], которые обнимали классы податные и притом в составе отдельных семей, как они значились в метрических записях духовенства.
Известность состава привилегированных сословий и их положение определялось также с помощью метрик, списками другого рода, в особенности сословными, но в интересах их же гражданской правоспособности.
Возможно найти и на Западе признаки тех же различий в подчинении лиц разным нормам, различным судам, сеньориальному, городскому, сословному, королевскому, церковному, того же самого различия в способах удостоверения наличности населения, какие знала и наша старина.
Что же произошло на Западе в законодательствах, в особенности французском и общегерманском, со времени появления новой идеи общей гражданской правоспособности?
В указанную выше periode intermediaire во Франции необычайно быстро разрушены были все основы старого быта, не только сеньориальные права, отношения властные господ к территории и населению, исключительные институты, рассчитанные на поддержку сословных интересов, но и юрисдикция церковного суда, со всеми последствиями устранения этих старых основ быта. Все старые источники права должны были вместе с этим иссякнуть и уступить место единому источнику всех прав – закону французского государства.
Отдельно взятый человек с гражданской правоспособностью, ему принадлежащей, стал в прямое и непосредственное отношение к единой государственной власти, мимо иных общественных союзов (о союзе семейном см. ниже).
Правоспособность общая для всех и равная, без различия классов людей, ограждена новой судебной организацией, и известность прав личности, их приобретения, потери, содержания, установлена новым порядком регистрации событий рождения, брака, смерти людей, поставленным в тесную связь с организацией суда гражданского и совершенно выделенным из прежнего ведения церкви.
В целом не только план обособления права частного от публичного (С. с. Art. 7)[3], но и задача отделения церкви от государства для области права, секуляризация брака, уничтожение юрисдикции церкви, проведены вполне последовательно.
В основе лежат законы 20-25 сентября 1892 года, sur le mode de constater I’etat civil des citoyens et sur le divorce, коими отменены все канонические законы, до того регулировавшие брачное право, и заменены законом государства. Характерные черты этого нового способа установлять известность правосостояния граждан суть следующие:
1) подчинение органов регистрации указанных событий государству (officier de l’etat civil; функцию эту выполняет мэр, его помощник, adjoint, или муниципальный советник) и постановка их деятельности в такую же связь со светской юрисдикцией гражданских судов, в какую поставлена деятельность нотариата;
2) приведение порядка регистрации, т.е. занесения записей в прямую и теснейшую связь с целью учреждения, т.е. с задачей удостоверять события, определяющие возникновение, прекращение, объем правоспособности отдельного человека;
3) ответственность всего круга соучаствующих в совершении актов гражданского состояния перед лицом закона[4].
Нельзя не сказать, что с введением этого нового порядка нанесен был решительный удар разным формам союзной автономии, племенной, семейной, сословной, исповедной, и что в то же время интересы отдельного лица, с одной стороны, и государства – с другой, были несравненно лучше обеспечены. Вот положительный результат освобождения личности человека из старых форм союзной зависимости.
Мы имеем ныне еще другой, весьма близко подходящий по типу к этому закону, новый обширный законодательный акт немецкой империи, коим также определяется порядок ведения записей гражданского состояния и совершения брака. Это закон 6 февраля 1875 года. Судьба вопроса вообще любопытна.
Введенный Бонапартом, вместе с Code civil, французский mode de constater l’etat civil des citoyens был вытеснен из многих немецких земель после того, как борьба за свободу (Freiheitskampf) достигла цели, и заменен старым способом ведения метрик духовными лицами.
Теперь законом 1875 г. этот французский способ вводится опять повсюду с некоторыми несущественными видоизменениями. Как во многих других случаях, у немцев закон 1875 г. вызван не столько юридическими, сколько политическими соображениями.
Он составляет результат борьбы с влиянием в особенности римской курии на дела гражданского суда (Kulturkampf). Вместе с тем это один из первых законодательных актов едва определившейся общей имперской компетенции по предметам гражданского права.
Он предшествует не только общему гражданскому уложению, но даже общему уставу гражданского судопроизводства для империи. Поспешность руководящих людей в разрешении этой задачи совершенно понятна, ибо закон, коим прежде всего и самым надежным образом гарантируются интересы личной правоспособности граждан, несомненно, вернее всего другого привлечет население к точным показаниям его состава, а затем, натурально, центральная власть удобно может воспользоваться этим материалом для целей управления военного, финансового и т.д.[5]
По существу, это такой же акт разграничения духовной и светской юрисдикции, каким во Франции был закон 1892 года. Брак перестает быть установлением церковным и совершается, независимо от исповедных различий брачующихся (между христианами разных исповеданий и между христианами и евреями), в формах гражданских.
Согласно новому закону “документальное удостоверение рождений, браков и смертей совершается через занесение должностными лицами, назначенными для сего государством, этих событий в надлежащие реестры” (§ 1).
Эти реестры (Standesregister) “доказывают те события, для удостоверения коих они назначены и кои в них занесены, до тех пор, пока будет противодоказан подлог, неправильная запись или неправильность показаний или утверждений, на основании коих запись произведена” (§ 15).
“Государство не препятствует духовным лицам вести свои реестры, но таковые не пользуются публичным доверием (publica fides), которое присвояется актам гражданского состояния по закону 6 февраля 1875 года”.
Вот практическое и положительное разрешение вопроса о пределах цивильной правоспособности отдельных людей (начало, конец) и о способах удостоверять ее во Франции и Германии.
Каким образом разрешает эту задачу русское законодательство?
Мы видели выше, что неправоспособных людей современный русский закон не знает. Для целей ограждения всех и каждого в его правах гражданских организована уставами 20 ноября 1864 года целая лестница судебных установлений, в коих задачи законодательства, управления, суда и ближе – юстиции гражданской и уголовной обособлены и поставлены в отличные от прежнего условия.
В этом отношении русская государственная власть не только не отставала от соответствующего движения законодательства в Германии, но шла, в смысле объединения процессуальных форм, даже впереди немецких розных судебных уставов. Что же сказать о способах удостоверения событий, определяющих цивильную правоспособность отдельных лиц?
Мы показали выше тесную связь, в какой стояло разрешение этой задачи на Западе с устранением старинных союзных форм быта и с секуляризацией союза брачного в особенности. Государственная власть, однако, стояла у нас далеко не в той степени соревнующегося антагонизма с властью церкви, какую мы видим в истории западных государств.
До Петра Вел. обширная область юрисдикции по делам семейным и наследственным в самой значительной степени принадлежала церкви и подверглась влиянию права канонического с его видоизменениями в практике русских духовных судов.
При слабом развитии договорного права, за исключением этих институтов, для области права гражданского оставалась лишь сфера имущественных отношений по недвижимостям, носившим в ту пору характер далеко не цивильный. Она была, во всяком случае, далеко не обширной.
Начиная с Петра, юрисдикция светского суда заметно расширяется, прежде всего на круг дел о наследовании, а затем, и в делах семейных, наряду со старыми источниками канонического права, развивается все более и более законодательная деятельность светской власти.
Не менее того суд по делам брачным удерживается в руках духовных властей до настоящего времени. Это составляет первое и существеннейшее препятствие для перехода нашего законодательства от прежней формы удостоверения событий рождения, брака, смерти, от старых взглядов на эти задачи к новым.
В тех условиях, коими определяется положение русской церкви с Петра Вел. в особенности, государство не только не могло видеть опасности для своих целей в широком влиянии духовенства на эту сторону дела, а, наоборот, пользовалось записями указанных фактов через слуг церкви как подспорьем для производства переписей населения.
Тот порядок ведения так называемых метрик, который держится и до сего времени, введен был указом Петра в мае 1722 года. В прибавлении к Духовному регламенту (П. С. 3. N 4022) указано священникам иметь у себя книги, метрики, где отмечать своего прихода младенцев рождение и крещение, а також случаи смерти таких младенцев до крещения, с прописанием вины, коей ради младенец лишен св. крещения, да в тех же книгах записывать браком сочетающихся.
Под N 4480 даны формуляры для ведения метрических записей. Первоначально этот порядок введен для православных приходов. Он, стало быть, не был общим. С другой стороны, любопытен вопрос, был ли этот порядок единственным удостоверяющим эти события?
В том же году (1722), в инструкции герольдмейстеру читаем: “Повинен он всего государства всех дворян списки иметь троякие”. Указаны эти три рода списков и велено передать в Сенат все прежние из Разряда, да из Военной и Адмиралтейской коллегий. В это новое учреждение велено ежегодно сообщать рапортом, что у кого детей мужеска пола родится или умрет.
Это дворянские списки. И здесь, как при ревизиях, записи метрические служили тоже важным подспорьем для точности отметок. Незадолго до этого (1718 г.), как мы видели выше, установлен порядок приведения в известность населения, тоже мужского, тоже по всей империи, названный ревизией (П. С. 3. N 3245).
Все это способы приводить в известность личный состав населения империи, но есть ли в числе их хотя один, который имел бы целью именно обеспечение прав отдельных людей? Возможно ли ожидать в этой эпохе деятельности законодателя, направленной на такую цель, на то, что французы называют mode de constater Vetat civil des citoyens?
Натурально, всего менее. Между тремя категориями актов возможно различить такие, которые ближе подходили к этой цели, другие, которые далеко от нее отстояли; но, несомненно, ни один прямо на эту цель не был рассчитан. Ревизия отстояла всего дальше от личных интересов людей, подлежавших переписи.
Тут цель была прямо военная и финансово-административная. Но совершенно так и ведомство герольдмейстера рассчитано (см. указ) на выполнение обязанностей дворян в отношении к государству. Наконец, и о метриках, в первоначальном их виде, закон вовсе не говорит как о средстве удостоверить именно гражд. правоспособность.
Тут та же точка зрения обязанности, а не прав: по коей вине младенец лишен св. крещения, в покаянии ли преставился умирающий, и если не погребен, то по какой вине (причине) не получил христианского погребения.
Мы убедимся в дальнейшем, особенно на образцах французского метода вести регистрации этих актов гражданского состояния в точном смысле, что вовсе не эти обстоятельства, а только события рождения, смерти и проч., нарочито, без всякой их квалификации, и составляют подлинную задачу современных actes de l’etat civil.
Все эти записи (мы их здесь не перечисляем, а только приводим в виде примера) в последующем законодательстве крайне развились. Образовалось множество отдельных видов и способов удостоверять наличность человека для самых разнообразных целей.
Они связаны частью с положением человека в составе населенного имения, частью с положением человека в составе того или другого служебного ведомства, частью с принадлежностью к тому или другому государственному сословию, к тому или другому установлению, исповеданию, племени и т.д.
Прямо отношение лица к государству обнаруживается лишь в вопросе о подданстве или иноземстве; засим во всем другом между отдельным человеком и государством стоит неизбежно та или другая союзная форма, которой разрешается весь вопрос о свойствах личности и правоспособности человека.
Только люди, произвольно уходящие из состава этих союзов, оставляющие произвольно место жительства, указанное им законом, исповедание господствующей церкви или христианское вообще, укрывающиеся от подлежащего ведомства (союза), ведаются прямо государством, но уже во всеоружии его карающей силы. Законодательство переполнено многочисленными определениями способов вступления и выхода из этих союзов.
Союзные формы правоспособности преобладают, личные поглощены. Жизнь и развитие этих союзных форм составляют предмет изучения других юридических дисциплин, права государственного, церковного, полицейского, ибо характерные для них функции суть именно или политические, или религиозные, или социально-политические, всего менее чисто цивильные.
Мы укажем дальше, насколько эти союзные формы являлись сами цивильно-правоспособными и насколько принадлежность к той или другой из них видоизменяет и ныне в известной степени личную правоспособность.
Здесь достаточно заметить, что государство не гарантировало никаких прав людям, стоящим вне признанных союзных форм. Это были люди гулящие, бродяги, беглые, отступники и пр.
Для этих людей искать в ту пору удостоверения их личности, рождения, семьи, было бы совершенно противно их интересам, и лично они заявляли себя, нормально, не помнящими ни родства, ни племени, ни семьи, ни места, где родились, порвавшими всякие связи со своим прошлым.
В редких случаях простая достоверность события рождения и смерти лиц, не состоящих в какой-либо из признанных общественных групп, могла представлять интерес, сколько-нибудь значительный для них.
Наиболее общим, хотя не рассчитанным первоначально на эту цель способом удостоверять личное правосостояние служили в этих условиях .метрики, какие велись обязательно духовенством, сперва только православным, затем других христианских исповеданий, иудейским, магометанским и проч.
Кодификация русского права произошла в таких условиях, когда правоспособность гражданская далеко еще не обособилась от старых союзных форм, определявших государственный и общественный строй старого времени. Таким образом, все то, что на этой основе действовало в практике, должно было найти место и в кодексе.
Ввести в систему гражданских законов всю массу положений о разных родах состояния, в коих числились люди, не было правильного основания. Законы о состояниях составили особый том Свода, именно IX, и в него вошли не только определения различной правоспособности лиц, смотря по их принадлежности к тому или другому государственному состоянию, но и указания способов ведения актов состояния.
Как ни разнообразны эти указания, накопившиеся в теперешнем составе Свода Законов о состояниях, они, однако, далеко не исчерпывают этой важной материи с юридической стороны. При невозможности отделить вопрос о правоспособности гражданской от принадлежности лица к тому или другому состоянию закон разделил акты, коими удостоверяется состояние каждого лица, на
- общие для всех состояний: приходские (метрические) книги и ведомости;
- отдельные для некоторых состояний:
- для дворянства – дворянские родословные книги, общий гербовник дворянских родов и списки дворянские, содержимые в департаменте герольдии,
- для духовенства – монастырские записные книги и списки лицам духовного ведомства,
- для городских обывателей – городовые обывательские книги и Бархатная книга знатных купеческих родов; III) особенные акты для состояния городских и сельских обывателей – ревизские сказки (Т. IX. ст. 1032, ныне, по изд. 1899 г., это ст. 858, в коей ревизские сказки отнесены к прошлому, а Бархатная книга для купеч. родов вовсе опущена).
Статья 123 Т. X (заменена правилами Уст. гр. суд., показ, ниже) указывает еще виды актов, коими доказывается рождение, при отсутствии метрических книг или сомнительности обстоятельств, в них показанных, – это формулярные списки родителей, исповедные росписи (см. Уст. гр. суд. ст. 1356, ныне т. 16. Ч. I и II, в посл. ст. 147; эти определения касаются законнорожденных) и иные, указанные в ст. 1032, ныне 858. Т. IX, документы.
Не подлежит никакому сомнению, что все это разнообразие способов удостоверения событий, определяющих правоспособность отдельного человека, очень осложняет задачи ограждения прав гражданских.
Однако зло это было неизбежным до тех пор, пока характерное свойство самого быта заключалось именно в необособленности прав гражданских от публичных, и правоспособность гражданская определялась принадлежностью лица к той или другой союзной форме, из коих слагался строй русского государства.
Мы указали во Введении, что реформы императора Александра II поставили вопрос о гражданской правоспособности отдельных людей в значительную степень независимости от их сословной квалификации, от различия ступеней, ими занимаемых в смысле государственном. Выход лица из этих старых союзных форм по разным причинам не мог совершиться моментально.
Если старая организация сословий быстро утрачивала свое прямое влияние на права гражданские, то интересы государственного управления, военного и финансового в особенности, еще долгое время удерживали массу населения в исключительных условиях частью приниженной правоспособности, частью не приноровленного для цивильных целей удостоверения ее.
Лишь отмена старого порядка отбывания рекрутской повинности, подушной подати и постоянные успехи выкупной операции приводят эти массы населения в более свободное отношение к старым союзным формам быта и делают ненужными старые способы удостоверения личности, особенно посредством ревизских сказок.
Мы видели выше, что метрики введены без прямой цели удостоверять именно гражданскую правоспособность. Записи в них производятся “по исправлении каждой требы, как-то: молитве при рождении и крещении младенца, венчания и погребения” (ст. 1038, ныне 861).
Согласно приложенному к ст. 1035, ныне 864, формуляру в книге обозначается год, месяц и день рождения. Так как записью удостоверяется церковное событие, то, натурально, присоединившийся к православию раскольник должен быть также занесен в метрику (Т. XIV. Уст. о пред. и преет. ст. 58).
Позже, чем для православных приходов, порядок ведения метрик был выработан и утвержден русской законодательной властью для исповеданий римско-католического, евангелич.-лютеранского, для магометан, евреев, караимов, для раскольников, баптистов. В этом процессе дальнейшего применения старой системы она сама существенно изменилась и утрачивала свой старинный характер.
Для евангелич.-лютеранских записей требуется отметка года, месяца, числа и часа рождения и смерти, причем в списки (особ, графа) вносятся и мертворожденные, и умершие до крещения младенцы (Т. IX. ст. 1064 и 1070, ныне 892 и 898), а также в общем списке прихожан отмечается вступление и выбытие из прихода (1074 и 1075, ныне 902, 903).
Правила действия для духовн. лиц иностран. исповеданий указываются частью в IX т., частью в XI, в Уставе иностранных исповеданий, как и самое ведомство дел этого рода сосредоточено в Министерстве внутренних дел, в департаменте духовных дел иностранных исповеданий.
Но как бы мы в будущем ни ушли далеко в определении правоспособности отдельных лиц от прежнего порядка удостоверения правосостояния, способы старинные удержат свое практическое значение для вопросов прав гражданских и позже, ибо основы этих прав покоятся часто на отношениях прошлого времени, иногда весьма отдаленного.
И мы имеем ныне постоянные процессы, в особенности по вопросам наследования лиц в порядке преемства родственного, основанные на давно минувших отношениях близости лиц, удостоверением коей служат прежние, особые акты состояния.
Для классов, несших не одни тягости, а пользовавшихся правами и привилегиями особенно со времени новой организации сословий при Екатерине II, отдельные акты состояния стояли ближе к вопросу об их правах и они, натурально, еще дольше удержат свое значение в практике[6].
Мы не остановимся в подробности на вопросах подчиненности, порядка выдачи книг, порядка записи, свидетельствования их, выдачи метрических свидетельств по всем указанным исповеданиям, ибо все это отличается значительным разнообразием по различию исповеданий, и сведения эти легко найти в указанных местах Св. Зак.
Что касается метрических книг, содержимых священнослужителями и причетниками православных приходов, то они делятся на 3 части: а) о рождающихся, b) бракосочетавшихся и с) умерших. Для каждой части свои формуляры.
В 1-й части нет показаний лиц, кои свидетельствуют о рождении, а так как запись касается собственно крещения младенца, то для обозначения восприемников существует особая графа; в другой графе показывается духовное лицо, совершившее таинство.
Подпись священника и причетников удостоверяет событие, а рукоприкладство свидетелей записи (отца, матери) допускается по их желанию. Соучастие этих лиц в просмотре записанного есть факультативное: когда они сами пожелают поверить точность записи и когда, в предотвращение ошибок, их к тому приглашают члены церковного причта (ст. 872 изд. 1899 г.).
С записями бракосочетаний в особенности мы встретимся в другом месте. В части 3-й, об умерших, отмечается событие смерти, но без особых, направленных на точное удостоверение именно события смерти мер, а с показанием месяца, дня смерти, звания, имени и проч. умершего, болезни, кто исповедовал, кто совершал погребение и где погребен, для чего и есть особые рубрики. Все вместе удостоверяется подписью причта.
При наступлении года из листов, указанным способом разграфленных, сшиваемых в тетради для каждой части (рождения, брака, смерти) отдельно, духовными консисториями или правлениями изготовляются книги и за скрепой одного из членов этих присутствий, с обозначением числа листов, выдаются по одной на каждую церковь, где и имеют быть хранимы (образцы указаны в Т. IX, прилож. к ст. 861 изд. 1899 г.).
Записи делаются (без подчисток, погрешности оговариваются) совершившими соответствующую требу. Метрические книги ежемесячно должны быть свидетельствуемы и подписываемы причтом, причем должны быть показаны числа родившихся, сочетавшихся и умерших.
При наступлении 1-го месяца следующего года причт, за общим подписанием, отсыпает веденные им книги в консисторию, удостоверяя, что списки с них, за общим же подписанием, оставлены при церквях для хранения в ризницах.
Освидетельствованные и переплетенные книги хранятся, каждый год особо, в архивах консисторий, откуда заинтересованные лица и могут получать консисторские метрические свидетельства.
Исправность ведения книг и своевременная отправка в консисторию лежит на ответственности священнослужителей и причетников и гарантируется, сверх сего, свидетельствованием оных пополугодно благочинным.
С каждым новым годом консистория делает распоряжения о рассылке прошнурованных формуляров вновь для дальнейшего ведения записей. О целости хранимых в архивах книг и об исправности доставки епархиальные архиереи ежегодно доносят Святейшему Синоду.
Метрические свидетельства из консисторий выдаются самому записанному, его поверенному, родителям и опекунам, причем выдача нового свидетельства допускается лишь ввиду утраты прежнего.
Выданные по просьбе заинтересованных, немедленно по учинении записи приходским духовенством, выписи, тоже именуемые метрическими свидетельствами, не заменяют консисторского метрического свидетельства (там же, ст. 59, 880 для лиц правосл. испов.; в дальнейших статьях то же для иностр. и нехрист. исповед.).
Мы видели до сих пор способ действия русской государственной власти там, где орудиями ее целей служили союзные организации признанных государством исповеданий. Известно, однако, что в разные эпохи народной жизни у нас возникали религиозные учения и толки, не пользовавшиеся таким признанием.
К каким крайностям отрицания не только церковных догм и общих начал государственного быта, но и прямо земного существования человека приводили эти учения, об этом мы находим ужасающие свидетельства в памятниках нашего законодательства.
Для примера достаточно взять случай, происшедший недалеко от Петербурга, в начале царствования Екатерины, в 1764 г., когда 18 человек раскольников обоего пола, Новгородской епархии, Обонежской пятины, собрались в ночь на 13 декабря в избу для самосожжения и 21-го ночью сгорели, что побудило правительство, ввиду повторения таких явлений, принять общие меры для их предупреждения (П. С. 3. N 12326, ср. еще Вые. утвержд. доклад воин, ком., там же, N 12422, …дабы оные лесные жители в скитах и кельях ни под каким видом беглых крестьян и всякого звания людей в раскол принимать не осмеливались, также чтоб не жглись, – прибавляет собственноручно императрица Екатерина).
Многочисленные последующие политические, административные, карательные и просветительные меры, принимавшиеся правительством для устранения разных толков, не имеют прямого отношения к занимающему нас вопросу.
Из некоторых публикуемых Правит. Сенатом кассационных решений ясно, что по отношению к раскольникам принимались в старое время негласные меры, которые делают ныне вопрос о гражданской правоспособности членов этих общин и семей часто очень сомнительным.
Отвергая все бытовые начала этих людей, государство, вместе с этим, лишало себя возможности постоянного и правильного ведения значительной части коренного русского населения.
Только в эпоху реформ прошлого царствования вопрос стал совершенно иначе. По духу этих реформ элементы права частного должны прийти для любого круга лиц к более или менее полному обособлению от прежних, стеснительных для развития личности, исторических форм союзного быта.
Все население, независимо от принадлежности к разным сословиям и исповеданиям, должно быть поставлено в прямое и непосредственное отношение к государству и к органам его правосудия. Вместе с этим утрачиваются для отдельных лиц многие побуждения скрываться от органов власти.
При этих условиях способы удостоверять личную правоспособность, и именно кардинальные, определяющие ее моменты, рождение, вступление в супружество, смерть, должны получить иной характер, чем прежде.
Действительно, этот новый характер именно актов гражданского состояния успел уже определиться, и первоначально, как исключение из общего исповедного порядка ведения метрик, для раскольников.
Там, где иерархия отклоняющегося исповедания не признана, рядом законодательных актов, начиная с 1874 года, указан способ ведения этих актов, тоже названных метриками, посредством органов власти государственной, а не церковной.
Это волостные, уездные, городские местные полицейские управления, надзор за действиями коих, через губернские правления, сосредоточивается в Мин. внутр. дел (ст. 931 и след. Т. IX и ст. 950 и след.; жалобы в 1-й деп. Правит. Сената. т. 1 учр. Сената. ст. 19, 22 ч.).
Заявления о рождении, для записи, делаются родителями и теми, кому они поручат, а также принявшими новорожденного на воспитание. Действительность происхождения детей от брака раскольников, равно как и правильность заявления о времени рождения должны быть подтверждены показаниями не менее 2-х свидетелей.
По истечении года со дня рождения запись не может быть произведена, а законность рождения имеет быть доказываема судом (ст. 953 Т. IX). Для записи браков “предшествовавшее записи брака исполнение соблюдаемых между раскольниками брачных обрядов ведению полицейских чинов при сем не подлежит” (там же. ст. 947-948).
Закон указывает, вместе с тем, различные меры для устранения записи таких браков, которые, независимо от исповедных особенностей, противоречат христианским воззрениям на существо этого союза (подробности там же. Т. IX изд. 1899 г. ст. 941). Запись о смерти отнесена здесь не к моменту погребения, а к самому событию (ст. 954, там же).
Если вопрос о гражданском состоянии раскольника относится к эпохе, предшествовавшей 19 апр. 1874 г., то законодатель указывает другие источники, кроме метрики, для удостоверения определяющих гражданские состояния событий (особенно ревизские сказки. См. Т. X. Ч. 1. ст. 78, примеч.).
Согласно позднейшему развитию законодательства метрические записи браков, рождения и смертей ведутся местными гражданскими властями и для баптистов (Т. IX. ст. 955).
Есть ряд случаев, где события рождения и смерти удостоверяются иначе, смотря по ведомству, в коем состоят родители (особ, метрич. книги по воен. ведомству, см. Т. IX. ст. 922 и след., для ссыльных там же, 927, 928) или по месту, где произошло событие (на мореход, судах 929; удостоверение через консулов, см. Уст. коне, и Т. IX. ст. 930).
Из сделанных нами кратких указаний легко прийти к заключению, какой сложностью отличается у нас этот порядок ведения метрик. Трудно найти какой-нибудь отдел законодательства, который так или иначе не касался бы этого вопроса. Всего менее он обработан в составе X т., ч. I, в Закон. Гражд.
По способу ведения книг самая задача может казаться вовсе не связанной именно с правом гражданским. Это имеет свое историческое объяснение. Но в теперешнем состоянии русского права это анахронизм, утрачивающий с каждым годом связь с явлениями современного русского гражданского права.
Нет сомнения, что этот порядок ведения актов гражданского состояния имеет скоро стать на очередь вопросов, подлежащих такой законодательной переработке, которая привела бы это важное условие известности гражданских прав в большее соответствие с нынешним состоянием общей гражданской правоспособности людей, уже признанной в принципе нашим законодательством.
Указанными здесь многообразными и в то же время недостаточными положениями далеко не исчерпывается задача, которая должна быть поставлена государством, ищущим действительного ограждения цивильной правоспособности всех граждан.
На восточных наших окраинах имеются массы населения, которое в своем быте или вовсе не носит признаков европейской культуры, или имеет их в самой слабой степени. В этих условиях там не может быть ни потребности, ни средств правильного ведения актов состояния.
Законодатель не только не спешит обособить в инородческом населении отдельное лицо из сложившихся племенных форм быта, но, как увидим позже, ограждает отдельных людей, хотя и взрослых, от неудобств пользования гражданской свободой при недостатке зрелости суждения и характера[7].
Положения законодательства для калмыков, инородцев Восточной Сибири, для Туркестанского края вошли в общий свод[8]. Последний представляет собой обширно развитый законодательный акт, в коем начала общего права приведены в сочетание с нормами племенного быта.
Интереса при изучении русского гражданского права эти акты не представляют, но они очень любопытны, во-1-х, как свидетельства быта наших восточных окраин, во-2-х, и особенно последний акт, как попытка применить к быту даже кочевых инородцев многие формы управления и суда, не только уголовного, но и гражданского, выработанные жизнью культурных народов.
По отношению к калмыкам законодатель подчиняет дела брачные правилам буддийского исповедания и окончательным решениям ламы; а для вопроса о праве детей на имущества и воспитание указывает светскую юрисдикцию улусского зарго. Ныне эта светская юрисдикция ограничена введенными в Ставропольской губернии судебными установлениями (Т. XI. Ч. 1 Уст. иностр. исповед. ст. 1673, 1674 и след.).
Та же подсудность буддийской иерархии имеет место и для других кочевых инородцев Восточной Сибири, но в делах брачных русский законодатель допускает самое сильное влияние родовых управлений.
В указанном выше обширном законодательном акте (Полож. об управл. Туркестанского края 12 июня 1886 г.) для оседлого туземного населения обязанность следить за убылью и прибылью этого населения возложена на волостного управителя (волость состоит из нескольких сельских обществ, у туземцев – аксакальств, для кочевого населения состав аульного общества и волости определяется кибитками, 200 и 2000 кибиток, а кибитка – отдельное, конечно, временное жилище, юрта, сакля, землянка или дом).
См. ст. 99, 108, 109 указ. Положения. Судебные установления действуют или на основании общих законов империи, или, для туземцев в особенности, организована деятельность судов народных. Народные суды разрешают подсудные им дела на основании обычаев, существующих в той или другой части туземного населения.
Там, где сталкиваются не только разные племенные, но в то же время и различные исповедные группы, включая и язычество, законодательство выработало тоже и в этом смысле нормы, примиряющие общегосударственные начала с особыми бытовыми условиями этих групп (см. Уст. иностр. испов. Т. XI. Ч. 1. ст. 1697-1702).
Несомненно, что те явления быта, с коими мы встречаемся в Своде степных законов, составляют, в смысле культурном, формы, обращенные к очень отдаленному прошлому. В них всего менее гарантий личности и гражданских прав отдельного человека.
Образцы форм, ближе достигающих этих целей, мы видели, говоря об актах состояния по общему своду. Но и тут много нерасчлененного, неприноровленного к этим именно целям. Ближе к этим целям подходит порядок ведения актов гражданского состояния в Царстве Польском.
Вы находите в современном положении тамошнего права почти то же, что нашли бы в немецких землях, где действовал порядок Code Napoleon, впоследствии видоизмененный возобновлением записей прежнего исповедного характера и участием духовенства.
При этом, однако, то, что заключал в себе Code в смысле точности записей, развитости их содержания, различных условий, гарантирующих их достоверность, было тщательно сохранено[9].
Позднейшее движение русского законодательства в этой окраине не могло внести в дело той простоты и целесообразности, какая желательна и которая достигнута в Германии законом 1875 года, ибо, как было видно выше, этих свойств не имеет отечественный способ ведения записей.
[1] Ввиду этого едва ли нужно выделять особое право на личность для отдельного человека, ибо в современном правосознании личность есть необходимое свойство всякого человеческого существа. Гирке (§ 30), как и много других юристов, правильно утверждает, что это есть основа всех отдельных прав. От личности нельзя отречься.
Иное дело отдельные права, для коих личность служит общей основой. Так для лиц физических. Иначе для союзов, которые хотя тоже не сами произвольно снимают с себя свойство личности, но могут действительно или иметь это свойство, или не иметь его, быть лишены личности.
Между тем Гирке право личности для лиц физических ставит в особенной части своей системы, как особое право, наряду с другими. Это уместно разве только для определения объема прав личности и отдельных связанных с ней притязаний. Тут тоже, однако, много спорного у современных систематиков (Гирке. § 82).
[2] Ср.: Т. IX. ст. 1147 и 1148 по изд. 1876 г. исключены в изд. 1899 г. того же тома.
[3] Этот art. и ряд следующих до art. 22 весьма изменен под влиянием зак. 26 июня 1889 г. и 23 июля 1893 г. Art. 7 гласит: “l’exercice des droits civils est independant de l’exercice des droits politiques…”.
[4] Критика действующего порядка указывает на многие его несовершенства и требует улучшений, особенно в смысле полноты данных, коими определяются посредством этих registres все важные для etat civil условия. В силу преемства от прежних (исповедных) органов регистрации эти реестры дают показания только о рождении, смерти, браке.
Между тем есть еще ряд данных, коими еще дальнейшим образом определяется etat civil du citoyen и которых не дают теперешние регистры. Движение законодательства в этом направлении, начало реформ, дальнейшие предположения улучшений и литературу вопроса читатель найдет в указан, выше Traite element, par Marcel Planiol. Т. I по 2-му изд. с. 194 и след. (n° 488 и след.).
[5] Оценку этого способа вести счет населению см. в “Теории статистики” проф. Янсона. 2-е изд. 1887. Закон 1875 г. уже составил предмет специальной разработки в немецкой литературе. Для цивилистов достаточно переработок этого закона, сделанных проф. Mandry в его книге “Der civilrecht. Inhalt d. Reichsgesetze”. 3-е изд. Теперь еще Hinschius. 3-е изд.
[6] См.: Т. IX. Особ. ст. 1101 и 1132 и прим. (а также ссылки на указы, служащие им основанием). По изд. 1899 г. это ст. 958, ст. 1132 исключена. Здесь показана цель, для которой введены дворянские родословные книги и городские обывательские: дабы доставить каждому пособие продолжать свое достояние наследственно, от отца к сыну, внуку, правнуку.
См. то же: ст. 1130 (987 по изд. 1899 г.) о списках лиц духовного ведомства православного исповедания, в кои не вносятся дети этих лиц, а показываются в послужных списках отцов (см. примеч. к ст. ИЗО, ныне исключенное).
[7] Для примера см. Положение об инородцах (разд. I: Сибирских. ст. 32, 33. Разд II: Арханг. самоедов. ст. 299 и след., а также прим. ст. 38).
[8] Положение об управлении Туркестанского края напечатано в NN Правител. Вестника 204-207 за 1886 г. и приведено в действие с 1 января 1887 г. Это Положение, так же как и Положение об управлении областей Акмолинской и друг., Учреждение сибирское, Положение об инородцах входят ныне в состав II т. Св. Зак.
Эти Положения вошли уже в предпринятое товариществом “Общественн. Польза” издание Св. Зак. в одной книге (вып. 2-й) под редакцией Волкова и Филиппова (теперь 3-е изд.).
[9] Для ознакомления на русском языке с этим порядком может служить Сборник проф. Малышева, указан, выше. с. 132 и след., а также весьма доступный по цене перевод гражд. законов, действующих в Царстве Польском, изд. канд. прав Шифером С.
Обстоятельное изложение такого важного института, конечно, невозможно без связи со всей системой действующего в данной территории материального и процессуального гражданского права. – То же надлежит сказать и об Остзейск. крае, где с 1888 года произведены важные в порядке ведения метрик изменения в связи с вводимым там ныне преобразованием полиции.
