Как ни вески эти возражения, но повторяю, они представляют мало научного интереса. В самом деле, современная жизнь не только не выработала институтов, могущих заменить патентное право, но даже повела – в последнее время – к необычайному развитию этой последней дисциплины: лучшее доказательство, что патенты не так уж вредны для промышленности.
Следовательно, соображения о повышении цен и о стеснениях, создаваемых патентами, могут иметь значение только для политики права: догматика не должна воздерживаться от изучения многообещающего института только потому, что он напоминает средневековые Bann-, Brenn-, Wege- и Müllrecht’ы. В своем месте я постараюсь доказать, что патенты действительно ближе всего подходят по своей юридической структуре к средневековым монополиям (см. послесловие, II).
Но я думаю, что сходство или несходство разбираемого института с какими бы то ни было, даже весьма антипатичными, былыми явлениями не должно и не может влиять на самый характер исследования: простой тезис, но часто упускавшийся из виду исследователями.
Настолько, между прочим, часто упускавшийся из виду, что вопрос о “монополистических тенденциях патентов” повлиял косвенным образом даже на структуру ныне действующих патентных законов. И для того, чтобы выяснить именно это влияние, я и предпринял настоящий анализ.
Дело заключается в следующем. Все перечисленные нападки на патентную систему произведены были главным образом в третью четверть XIX века. Манчестерская школа в свое время как один человек поднялась против патентов, “последнего остатка средневековых монополий”.
И в этот момент (конец 60-х гг.) увлечение идеями экономической свободы было настолько велико, что – любопытное явление! – среди сторонников патентной системы не оказалось ни одного человека с достаточным научным мужеством, чтобы сказать: “пусть патенты – монополия, а я все-таки их защищаю”. Такое уже время было: “monopolii sola vox homines offendebat sufficiebatque ad tollendam omnem disputationem ulteriorem”.
Поэтому разбираемая контроверза приняла с самого начала любопытнейший характер: с одной стороны, противники патентной системы, по принципу “то, да не то”, старались не настаивать слишком уж энергично на монопольном характере патентов, чувствуя, что в случае уничтожения этих последних трудно будет заменить их чем-либо другим и несправедливо будет оставить их незамененными.
С другой стороны, сторонники патентов – вопреки здравому смыслу – выбивались из сил, чтобы доказать, что патенты не имеют монопольного характера.
А так как – в силу общеэкономических причин – войско противников патентной защиты к середине 70-х гг. быстро растаяло, то сторонники и позволили себе “выйти на площадь и кричать: мы победили!”. На самом же деле, контроверза осталась нерешенной; одна сторона не слишком старалась доказывать правильное решение, а другая считала нужным верить в решение неправильное; из этого большого толку выйти не могло.
