Право на чужую вещь, обыкновенно называемое у нас правом угодья, также угодьем[1], составляет господство стороннего лица над вещью, независимо от личности ее собственника.
Например, кто имеет право въезда в чужой лес, т. е. рубить его для своих домашних потребностей, кто имеет право в чужих деревьях устраивать бортные ухожья, т. е. разводить пчел, кто имеет право пасти свои стада на чужом поземельном участке и тому подобное, независимо от личности собственника леса, пастбища, тот имеет право на чужую вещь. Но точно так же лицу может принадлежать право пользования чужой вещью вследствие того, что собственник вещи обязался предоставить лицу пользование ею.
Так, лицо заключает с собственником леса договор, по которому приобретает право на вырубку известного количества леса, или договаривается с собственником пастбища о праве пасти свои стада на его пастбище.
И по первому взгляду, оба права представляются одинаковыми: кажется, не все ли равно, что лицо имеет право, например, рубить чужой лес потому, что ему принадлежит право на чужой лес, или лицо имеет право рубить чужой лес потому, что хозяин леса обязался предоставить этому лицу вырубку известного числа деревьев.
Тем не менее не только в теоретическом отношении различие между обоими правами резко, но и практические последствия того и другого права могут быть весьма различны. Право на чужую вещь – это право вещное, и пользование вещью есть осуществление этого права; право на действие собственника, на предоставление пользования вещью – право обязательственное. Следовательно объекты обоих прав различны: объектом одного права является чужая вещь, объектом другого – чужое действие.
Равным образом нарушение одного права представляется иным, нежели нарушение другого; право на чужую вещь сохраняется и по переходе права собственности на вещи от одного лица к другому, так что если собственник вещи продает ее, не упоминая о подлежательности ее праву стороннего лица, то он нарушает тем не право того лица, которому принадлежит право на чужую вещь, а право нового приобретателя вещи; тогда как если нет права на чужую вещь, а существует только обязательство собственника допустить известное действие стороннего лица относительно вещи, и это обязательство при отчуждении вещи не оговорено по отношению к новому приобретателю, то право стороннего лица превращается в право на вознаграждение со стороны прежнего собственника за те убытки, которые понесены лицом вследствие отчуждения вещи.
В некоторых случаях пользование чужой вещью столь существенно, что оно как бы необходимо для дополнения права собственности лица, которому предоставляется пользование чужой вещью.
Понятно, что в таких случаях является стремление обеспечить право пользования от случайности перехода права собственности по вещи, состоящей в пользовании, придать этому пользованию значение господства над вещью. И вот почему в известных случаях пользование чужой вещью естественно принимает характер права на чужую вещь.
Если в иных случаях даже само законодательство находит нужным ограничить собственника вещи в пользу стороннего лица, то, конечно, могут встретиться и другие случаи, в которых, независимо от такого ограничения со стороны законодательства, явится стремление обеспечить господство над чужой вещью. Преимущественно эти случаи встречаются в сельском хозяйстве.
Например, хозяин земли нуждается в пастбище соседа для продовольствия своего скота, так что без этого пастбища ему затруднительно кормить скот: лучше бы всего, конечно, приобрести пастбище соседа в собственность, но это не всегда возможно; и вот хозяин земли старается по крайней мере приобрести на пастбище соседа такое право, которое бы не зависело от личности собственника.
С другой стороны, право на чужую вещь представляет свои экономические невыгоды: а) Как скоро по вещи существует право пользования стороннего лица, право собственности является ограниченным, и это может более или менее значительно стеснять собственника в его хозяйственных операциях;
b) Пользование чужой вещью обыкновенно оказывается на деле несколько неумеренным, небрежным, потому что пользование экономически правильное налагает на пользователя гораздо более условий, нежели пользование беспорядочное, а между тем по отношению к некоторым предметам, например лесу, небрежность пользователя может иметь для собственника самые разорительные последствия.
Таким образом, с одной стороны, представляются случаи (и таких случаев немало. – А. Г.), где весьма желательно установление прав на чужие вещи; с другой – представляются важные соображения для противодействия этим правам. И вот в иных законодательствах получают перевес одни, в других – другие соображения.
Так, римское право, соображая существенные потребности собственности, особенно собственности поземельной, организовало целую систему прав на чужие вещи, известных под именем сервитутов.
Но наше законодательство обратило внимание на изнанку, на невыгодные стороны прав на чужие вещи и хотя указывает некоторые отдельные виды этих прав, но не возводит их в систему и скорее даже противодействует существованию уже установившихся прав на чужие вещи, нежели благоприятствует возникновению новых.
В особенности въезды в чужие леса обратили на себя с невыгодной стороны внимание законодательства, потому что эти въезды существовали и существуют преимущественно по отношению к государственным лесам.
Известно, что по обилию лесов в нашем отечестве в прежние времена у нас мало дорожили собственностью, заключающейся в лесе, и вследствие того образовалось воззрение, что самовольное пользование чужим лесом менее предосудительно, нежели самовольное пользование другим каким-либо имуществом, или даже вовсе не предосудительно.
Особенно это применялось, да и ныне применяется по отношению к казенным лесам, потому что во мнении необразованных людей, а таких большинство, право собственности государства пользуется меньшим уважением, нежели право собственности частного лица: «Казна богата»!
При существовании такого воззрения естественно было, конечно, возникнуть и другому воззрению, что как скоро есть право пользоваться чужим лесом, то нет никакой надобности осуществлять это право умерено, а можно пользоваться лесом, не соблюдая никаких правил лесного хозяйства.
Вследствие того погибло множество лесов: местности, некогда обильные лесами, ныне оказываются почти безлесными. Между тем по климатическим условиям нашего Отечества, потребность в лесах самая существенная.
Наконец правительство обратило внимание на это беспорядочное обращение с лесами и между прочим нашло, что и право въезда чрезвычайно разорительно для лесов: против самовольного пользования лесами даже легче действовать – от такого пользования они могут быть ограждены стражей, наказанием за самовольную порубку как за преступление; но трудно противодействовать тому неумеренному, разорительному пользованию лесами, которое прикрывается правом. И поэтому законодательство, по крайней мере по отношению к казенным лесам, не только запретило установление новых въездов, но и определило меру к устранению существующих.
Мера эта состоит в замене права въезда в казенную лесную дачу правом собственности на известную часть этой дачи: право на чужую вещь само по себе менее значительно, нежели право собственности, следовательно право на чужую вещь большого объема может быть заменено правом собственности меньшего объема.
Выгода же замены та, что, когда въездчик приобретает часть лесного участка в собственность, он будет с большей бережливостью пользоваться лесом, и во всяком случае остальная часть лесного участка будет уже свободна от его въездов.
Таким образом, по определениям современного законодательства[2], лицо, присваивающее себе право въезда в казенную лесную дачу, должно доказать это право судебным порядком и затем, когда доказательства будут признаны достаточными, известная часть лесной дачи отмежевывается[3] и предоставляется в собственность бывшему субъекту права въезда.
Возникает право на чужую вещь в нашем юридическом быту по договорному соглашению между собственником вещи и сторонним лицом, приобретающим это право. Однако же договор сам по себе только и рождает право на чуждое действие; никогда не возникает непосредственно из него право на вещь.
Например, в числе способов приобретения права собственности мы не встречаем договора, а если иногда договор и находится в известной связи с установлением права собственности, то все-таки не он непосредственно установляет это право, а следующая на основании его передача.
Точно так же и право на чужую вещь не возникает непосредственно из договора, а за ним должна последовать еще передача, сопровождаемая мыслью именно об установлении права на чужую вещь, так как сама по себе передача – акт неопределенный, многознаменательный – акт, который может относиться к различным юридическим сделкам.
Так как объектом права на чужую вещь почти исключительно бывают недвижимые имущества, то и передача при установлении этого права естественно является актом, подобным вводу во владение: и здесь передача состоит в том, что лицо, приобретающее право на чужую вещь, становится в непосредственное отношение к этой вещи. Например, устанавливается право въезда в чужой лес: передача состоит в том, что хозяин леса вводит в него лицо, приобретающее право въезда, и указывает, где производить вырубку.
Или устанавливается право на чужое пастбище: передача состоит в том, что хозяин пастбища указывает приобретателю права место, на котором он может пасти скот. Но если и при установлении права собственности передача во многих случаях не совершается на деле, а только подразумевается, то понятно, что при установлении права на чужую вещь передача еще в большей части случаев только подразумевается, и тем более кажется, что право это вытекает непосредственно из договора.
В прежние времена право на чужую вещь у нас возникало еще по давности. Например, лицо с давних времен въезжало в чужой лес и вследствие того за ним признавалось право въезда. Но современное законодательство не признает давность способом приобретения права на чужую вещь.
И если ныне кто-либо осуществляет содержание права на чужую вещь на основании одной только давности пользования ею, то это значит, что собственник вещи терпит господство над ней стороннего лица, не возбраняет этого господства, а следовательно и пользование вещью возможно для стороннего лица, только пока не последует воспрещения со стороны собственника.
Путем давности иска также не может установиться право на чужую вещь, потому что при каждом самовольном пользовании чужой вещью право иска рождается вновь, так что действие давности иска тут заключается лишь в том, что собственник лишается права требовать вознаграждения за прежние, давно прошедшие случаи самовольного пользования его вещью.
Содержание права на чужую вещь, мы уже видели, не рознится от содержания права на чужое действие, только что оно не зависит от случайностей, сопровождающих это последнее право: как скоро право имеет значение права на чужую вещь, можно совершенно отвлечься от участия самого собственника в оставлении пользования вещью.
В случае сомнительном, а такого рода случай очень возможен, потому что право на чужую вещь хотя и не непосредственным, но посредственным своим источником имеет договор, передача же, долженствующая следовать за договором, нередко только подразумевается, – в случае сомнительном следует признавать существование обязательственного права, а не права на чужую вещь, а на том основании, что право на чужую вещь содержит в себе более ограничения для собственника, нежели право обязательственное: первое, так сказать, врезывается в самую вещь и составляет действительное отягощение ее, тогда как второе падает на собственника, но непосредственно не стесняет его в господстве над вещью.
Вот почему, если имеется в виду установить право на чужую вещь, то в акте договора должно быть ясно выражено, что устанавливаемое право независимо от личности собственника, а связывается неразрывно с самой вещью, подлежащей господству.
Договорным соглашением, установляющим право на чужую вещь, обыкновенно определяется и пространство этого права, т. е. предел пользования вещью, предоставляемого стороннему лицу. Но иногда пространство права на чужую вещь определяется обычаем, так что господство стороннего лица над вещью по обычаю более или менее смягчается.
Например, в некоторых местностях право на чужое пастбище по обычаю осуществляется только в известное время года; или в некоторых местностях право въезда в чужой лес по обычаю ограничивается в том отношении, что въездчику дозволяется вырубить только известного рода лес, или только известное количество леса: столько-то возов – или дозволяется только собирать валежник, и т. п.
Прекращается право на чужую вещь так же, как и другие имущественные права. Прежде всего, разумеется, некоторые способы прекращения права собственности оказывают разрушительное влияние и на право на чужую вещь. Например, погибель вещи, относительно которой существует это право, влечет за собой и его прекращение[4].
Далее, право на чужую вещь может прекратиться по давности иска. Равным образом при самом установлении права на чужую вещь могут быть определены условия его прекращения; или может быть определено, что право должно прекратиться по истечении известного времени или при наступлении какого-либо обстоятельства.
Заметим только, что в редких случаях право на чужую вещь бывает срочное, потому что и потребности, вызывающие установление этого права, не срочные. Если сельский хозяин постоянно нуждается в пастбище соседа, то и право на это пастбище он старается приобрести постоянное, независящее от какого-либо срока или условия. Вообще же, повторим, права на чужие вещи прекращаются общими способами прекращения имущественных прав.
К правам на чужие вещи обыкновенно относится также право залога. Но, обращаясь к определениям нашего законодательства относительно права залога, мы находим, что оно запрещает отчуждение заложенного имущества со стороны собственника и в случае неисправного исполнения обязательства, обеспеченного залогом, предоставляет залогопринимателю право требовать удовлетворения из выручки от продажи залога[5].
Отсюда видим, что залог прежде всего рождает ограничение собственника относительно распоряжения имуществом. Но ограничение собственника относительно распоряжения вещью не составляет еще для другого лица права на эту вещь, а только стесняет объем самого права собственности.
Далее, при неисправности лица обязанного залогоприниматель вправе требовать продажи залога и из выручки получить удовлетворение. Но и это право требовать продажи залога нельзя признать правом на чужую вещь, потому что право требовать продажи вещи отнюдь не содержится в праве собственности, тогда как право на чужую вещь именно является вырезком из права собственности в пользу другого лица: в праве собственности содержится право отчуждения, но не это право принадлежит залогопринимателю, а ему принадлежит только право требовать, чтобы надлежащее присутственное место подвергло заложенное имущество продаже.
Таким образом, залогопринимателя нельзя признать субъектом права на чужую вещь. Относительно движимого залога законодательство определяет еще, что залог этот поступает к залогопринимателю и хранится у него впредь до удовлетворения по обязательству или до отчуждения залога для удовлетворения залогопринимателя из выручки[6]. Не значит ли это, что по крайней мере залогоприниматель движимого имущества имеет право на чужую вещь?
Но заметим, во-первых, что и залогоприниматель движимости, точно так же, как и залогоприниматель недвижимости, имеет только право требовать продажи залога, во-вторых, что хранение движимого залога у залогопринимателя составляет только меру обеспечения этого права, но не дает господства над вещью; залгопринимателю запрещается пользоваться ею, вещь запечатывается.
Притом же наше законодательство с особенной заботливостью организует право залога по недвижимому имуществу, а о праве залога по движимому имуществу говорит как о предмете второстепенном.
Между тем если бы право залога по движимому имуществу было правом на чужую вещь, то это значило бы, что право залога, далеко менее важное в глазах законодательства, дает залогопринимателю более прочное обеспечение, нежели право важнейшее, так как право залога в смысле вещного права, конечно, несравненно выше права залога, не составляющего вещного права. И поэтому вообще право залога в том виде, как оно организовано в современном нашем законодательстве, нельзя относить к правам на чужие вещи.
В таком случае следует представить право залога как ограничение права собственности? Но в праве залога встречаются многие определения, состоящие в связи с обязательствами, обеспечиваемыми залогом, так что для ясного понятия о праве залога нужно иметь понятие об обязательствах.
Поэтому я излагаю право залога в учении об обеспечении договоров, тем более что залог составляет только один из способов их обеспечения и, кроме того, есть еще и другие способы, так что все они вместе составляют одну особую группу юридических учреждений.
[1] Но слово «угодье» употребляется также и в смысле «принадлежность» вообще.
[2] Ст. 454, 457, 461.
[3] По 20 десятин на 100 четвертей (150 десятин) крепостных дач в поле того лица, которому принадлежит право въезда.
[4] Ст. 459, п. 1.
[5] Ст. 1649.
[6] Ст. 1671.
