Опровержение действий, совершенных должником до объявления несостоятельности

Литература: Cosack. Das Anfechtungsrecht der Gläubiger eines, zahlungsunfähigen Schuldners, 1884; Grützmann, Das Anfechtungsrecht der benachteiligen Konkursgläubiger, 1882; Menzel, Das Anfechtungsrecht der Gläubiger nach oestreichischem, Recht, 1886; Krasnopolski, Das Anfech-tungsrecht der Gläubiger nach oestreichischem Recht, 1889.

Lippmann, Die rechtliche Natur des Anfechtungsrecht (Jahr. für Dogm. т. 36, 1896, стр. 145-248) Hellwig, Anspruch und Klagerecht, стр. 81 и след., Langheineken, Anspruch und Einrede, стр. 115 и след., Silbermann, Die Konkurspauliana, 1902; Гольмстен, Учение о праве кредитора опровергать юридические акты, совершенные должником в его ущерб, в современной юридической литературе, 1893.

I. Экономические основания опровержения. “Крайне редкое явление, чтобы несостоятельность обнаружилась внезапно, непредвиденно, она всегда предупреждается известными симптомами, предвещающими ее наступление, как гроза предвещается отдаленными раскатами грома или болезнь – припадками лихорадки”^[1]. Действительно, всякий, который хотя сколько-нибудь следит за своими делами, не может не заметить приближающейся катастрофы.

Понятно желание и стремление лица, которое предвидит наступление опасности, по возможности отсрочить эту минуту. Редко встречаются случаи, когда лицо, находящееся в таком положении, прямо и добросовестно откроется своим кредиторам. Напротив, большинство обнаружит стремление отвратить наступление страшного события всевозможными средствами.

Начинается борьба из-за существования. Совершаются сделки, которые, сами по себе убыточные, дают, однако, надежду на общее поправление дел. Заключается заем за чрезмерно большие проценты, продаются товары за необыкновенно низкую цену, пускаются в обращение комиссионные и сохранные суммы.

Одним словом, делается все, чтобы не показать третьим лицам недостатка имущественных средств, чтобы удовлетворить наиболее настойчивых кредиторов, которые своими требованиями и разговорами способны подорвать кредит. С целью поддержания последнего, в видах обмана всего общества, накануне несостоятельности бросаются последние суммы на внешнюю обстановку.

Все эти действия совершаются в доброй, хотя и обманчивой, надежде несколькими рискованными операциями поддержать кредит и поправить положение дел. Но нередко лицо, предвидя неминуемую катастрофу, думает только о личном обеспечении, о сохранении в свою пользу того, что при открытии конкурсного процесса должно было бы поступить к кредиторам.

Должник прибегает к содействию своих родных и близких лиц и при их помощи пытается сохранить для себя остатки крушения. Путем различных фиктивных сделок с этими лицами он старается дать им право на значительную часть своего имущества или переукреплением на них, или допущением их в число своих кредиторов.

Возможны, наконец, и, к сожалению, нередки случаи, когда несостоятельность создается умышленно с той целью, чтобы уменьшить общую сумму долгов, удовлетворив кредиторов только в части их требований.

Характер подобных действий, предшествующих несостоятельности и трудно поддающихся юридическому определению, представляется несомненно предосудительным, так как они влекут за собой уменьшение шансов кредитора на полное удовлетворение.

Кредиторы, конечно, готовы настаивать на признании ничтожности всех таких действий, причиняющих им прямой ущерб. Справедливость заставляет законодателя согласиться с основательностью их требований и уничтожить юридическую силу всех действий, непосредственно предшествующих объявлению несостоятельности.

Но в этом случае законодатель, становясь на защиту интересов кредиторов, встречается с противоположными и не менее основательными интересами третьих лиц, которые, заключая сделки с несостоятельным должником, были введены в заблуждение, как и все общество, и не знали истинного положения вещей.

Они настаивают на сохранении силы за совершенными действиями, указывая на тот подрыв общественному кредиту, какой может причинить уничтожение множества сделок, заключенных вполне добросовестно. Такое отношение законодателя поставило бы в большое затруднение весь гражданский оборот, потому что каждый, вступая в сделку, опасался бы несостоятельности контрагента.

Действительно, самая трудная задача законодателя в конкурсном праве – это согласовать интересы различных претендентов на имущество несостоятельного должника с интересами общественного кредита.

II. Юридические основания опровержения. Ввиду указанных экономических соображений законодатель, в интересах конкурсных кредиторов, разрешает опровергать некоторые сделки, совершенные несостоятельным должником до открытия конкурсного процесса.

Право это предоставлено тому органу, который носит название конкурсного попечителя, управления или синдика. Право опровержения предполагает, что конкурсные кредиторы не в состоянии получить полное удовлетворение из наличного имущества должника.

Оно представляет собой требование, обращенное к третьему лицу, о возвращении в конкурсную массу той ценности, которую это лицо получило от должника по сделке, совершенной перед объявлением несостоятельности. Закон признает целый ряд сделок недействительными в отношении конкурсных кредиторов.

Следовательно такие сделки признаются по закону не ничтожными, а лишь опровержимыми по инициативе конкурсного попечителя. Даже более, сделки эти сохраняют свою силу в отношении лиц, их заключивших, т.е. несостоятельного должника и третьих лиц, и последние имеют право впоследствии настаивать на исполнении со стороны несостоятельного должника из образовавшегося у него впоследствии имущества.

В этом отношении рассматриваемое опровержение отличается от других случаев опровержения, которые известны современным положительным законодательствам и направлены на уничтожение самой силы сделки, а не только ее результата, имеют своей целью восстановление того положения, в котором стороны находились до заключения сделки.

Спрашивается, какое юридическое основание такого опровержения, в силу какого юридического принципа конкурсные кредиторы вправе не признавать имущественных последствий сделок, законно совершенных несостоятельным должником с третьими лицами? На этот вопрос существуют различные ответы.

I. До настоящего времени наиболее распространенной считалась деликтная теория, которая объясняла право опровержения наличностью деликта со стороны третьего лица. Предполагается, что третье лицо, контрагент несостоятельного должника, получивший из имущества последнего некоторую ценность, действовал злонамеренно, в соглашении с должником, против законных интересов кредиторов^[2].

Против этой точки зрения были высказаны следующие возражения. Во-первых, она не в состоянии, говорят, объяснить основания, в силу которых опровергаются безвозмездные распоряжения несостоятельного должника, потому что для опровержения их вовсе и не требуется установление злонамеренности со стороны третьего лица.

Сделка опровергается иногда без всякого внимания к субъективной стороне, по одним объективным признакам. Отсюда необходимость приискать для этих случаев иное основание, а вследствие того получается раздвоение принципов, чем не достигается научная цель.

Во-вторых, указывают на то, что если основанием опровержения является деликтный характер действий третьего лица, то, как и во всяком случае гражданского правонарушения, следовало бы ожидать вознаграждения за причиненный вред, а между тем мы имеем дело с возвращением полученного.

Далее если основанием опровержения служит деликт, то сделка должна бы совершенно потерять силу и не могла бы сохранить свое значение для заключивших ее контрагентов.

В-третьих, выставляют еще и то возражение, что возможны случаи, когда сделки, подвергающиеся опровержению, были заключены ранее появления у несостоятельного каких-либо кредиторов: каким образом такая сделка в момент ее совершения может составить деликт в отношении несуществующих еще кредиторов? Оставим пока эти возражения без рассмотрения и перейдем к рассмотрению других теорий.

II. Невозможность найти присутствие деликта во всех случаях дозволенного законом опровержения внушила мысль отыскать основание в quasi-деликте^[3]. Действия третьего лица, если и не представляют прямого злого умысла, то все же рассматриваются подобно злонамеренным и на этом основании подлежат опровержению.

Но теория эта тем уже слаба, что опирается на такие основания, как quasi-деликт, который, также как и quasi-договор, составляя особенность римского права, не выдерживает никакой критики.

Утверждая, что известные действия обсуждаются подобно деликтным, этим не дают еще никакого основания им, не объясняют даже, в силу чего они уподобляются. Поэтому рассматриваемая теория, построенная на таком шатком основании, и не заслуживает большого внимания.

III. В настоящее время наибольшим распространением пользуется теория, которая видит основание опровержения в постановлении закона, т.е. легальная теория^[4]. Закон в известных случаях требует по соображениям целесообразности, независимо от наличности злой воли, чтобы лицо, получившее ценность из имущества несостоятельного должника до открытия конкурсного процесса, возвратило бы эту ценность конкурсному попечителю в пользу конкурсных кредиторов.

В силу закона между конкурсными кредиторами и третьим лицом устанавливается обязательственное отношение, которое составляет obligatio ex lege. Липпманн, не сочувствующий этой теории, признает, однако, что будущее принадлежит именно ей^[5].

Нельзя не согласиться с одним из критиков этой теории^[6], что она имеет чисто отрицательное значение: она лишь утверждает, что право опровержения не основывается ни на договоре, ни на правонарушении. Закон есть основание всех прав и обязанностей. Обязанности, вытекающие из договора и из правонарушения, в конце концов основываются на законе.

Сами сторонники легальной теории сознаются в недостаточности выдвигаемого ими основания, когда присоединяют к нему еще дополнительные основания. Напр., Козак соединяет законное основание с тем еще положением, что всякий, кто приобретает что-нибудь из чужого имущества, обязан нести на себе тяжесть общего назначения этого имущества служить предметом удовлетворения личных долгов его собственника.

Экциус устанавливает фикцию, в силу которой понятие об имуществе должника настолько расширяется, что вышедшая из него по прежним сделкам ценность продолжает считаться принадлежащей к его составу. Но такие вспомогательные основания, независимо от возможности оспаривать их по существу, вызывают некоторое сомнение, чтó же в действительности нужно считать основанием права опровержения?

Вопреки общим началам обязательственного права, в данном случае обязательство возникает без всякого участия воли третьего лица: оно не давало своего согласия, оно и не совершило правонарушения.

Каким же образом односторонней только волей кредитора может установиться обязательство? А это именно так происходит, потому что обязательственного отношения нет, пока кредиторы или конкурсный попечитель не поднимут вопроса об опровержении.

IV. Наконец, с точки зрения теории исполнительной силы^[7] право опровержения является вспомогательным средством исполнения судебного решения (Executionsmassregel).

Обращенное на имущество должника исполнение (в общем или конкурсном порядке) распространяется, в интересах кредиторов, и на ценности, вышедшие перед тем из имущества должника и оттого ускользнувшие от удовлетворения законных претензий кредитора.

Эта теория отрицает обязательственное отношение между конкурсными кредиторами, с одной стороны, и третьим лицом, обладателем ценности. Взамен того, праву опровержения придается вещный характер, иногда в форме залогового, иногда в форме особого вещного права. Теория устанавливает фикцию, в силу которой понятие об имуществе^[8] должника искусственно расширяется.

Против этой теории можно сказать, что она создает фикцию совершенно бесцельно. Приходится признавать вещи, не принадлежащие несостоятельному должнику, фиктивно принадлежащими к составу его имущества только для того, чтобы сказать, что исполнение обращено было на имущество несостоятельного должника.

Рассматриваемая теория не объясняет, почему только некоторые вещи, ушедшие из имущества должника, возвращаются в его состав, как к нему принадлежащие. Почему не подлежат возвращению все вещи, независимо от времени, лица и каких-либо иных условий?

Что именно разделяет вещи, подлежащие возврату, от вещей, не подлежащих возврату, если это не воля законодателя только? Придавая вещный характер праву опровержения, эта теория затрудняет возможность уяснить характер требования о возвращении денежной суммы, к чему чаще всего сводится право опровержения.

По рассмотрении всех теорий мы должны прийти к заключению, что одного основания для всех случаев опровержения найти нельзя. Для научных интересов лучше отказаться от единства основания, чем искусственно подбирать его.

На основании продолжительного исторического опыта законодатель признает ряд сделок несостоятельного опровержимыми со стороны конкурсного управления, потому что в громадном большинстве случаев они скрывали в себе злое намерение должника причинить ущерб кредиторам.

Таковы безвозмездные отчуждения, таковы досрочные платежи и некоторые другие акты. Совершенные незадолго до несостоятельности, когда имущество уже было расстроено, они ничего иного, кроме злонамеренности, в лучшем случае крайней легкомысленности, и не могут доказывать.

Законодатель подобные сделки уничтожает, не давая даже возможности опровергать злое намерение. Ближайшей причиной такого постановления является предположение всегдашнего присутствия злого намерения в таких сделках, юридическим основанием их опровержения является воля законодателя.

По мнению Козака, простое статистическое основание такого положения не удовлетворяет наше нравственное чувство, когда находится хотя один случай, который имел несчастие быть исключением из статистического правила^[9]. Но это весьма частый результат норм, не только юридических, но даже и нравственных.

Разве не то же самое мы замечаем в деле объявления несостоятельности? По признаку платежной неспособности или прекращения платежей законодатель по продолжительному опыту приходит к уверенности в неоплатности. Могут быть отдельные случаи, когда этот признак окажется обманчивым, но из-за этого не останавливается действие общего правила.

В других случаях законодатель не настолько уверен, чтобы установить положение, не допускающее доказательств противного. Поэтому он устанавливает опровержимость сделок, насколько конкурсное управление может доказать в каждом отдельном случае злонамеренность должника и его соучастника или насколько последние не докажут несправедливость падающего на них подозрения. В этих случаях юридическим основанием права опровержения так же, как и целью его, является установление злого намерения.

В том и другом случае между конкурсным управлением, охраняющим интересы кредиторов, с одной стороны, несостоятельным должником и третьими лицами, его контрагентами, с другой стороны, устанавливается обязательственное отношение, которое дает право требовать от них возвращения ценности. Виновником ущерба является собственно сам несостоятельный должник.

Если не обращаются к нему, а к третьим лицам, так это потому, что они должны считаться соучастниками, которые связаны с ним солидарной ответственностью. А так как иск не может быть осуществлен в отношении должника, объявленного несостоятельным, то он только и может быть обращен к третьим лицам.

Иск имеет своей целью возвращение в состав конкурсной массы той ценности, которая вышла из имущества должника при наличности указанных в законе условий. Неосновательно возражение, будто при наличности деликта иск может быть направлен только на вознаграждение, а не на возвращение ценности.

В действительности мы можем рассматривать этот иск как требование вознаграждения, ограниченное по закону известным пределом. Нечто подобное представляет иск к железной дороге о вознаграждении за утраченный багаж.

Право требовать уничтожения силы совершенных должником действий приобретается открытием конкурсного процесса, но, по справедливому замечанию Эндеманна, оно не вытекает непосредственно из существа объявления несостоятельности; объявление несостоятельности является только поводом к опровержению, которое основывается на причинах, предшествующих этому моменту^[10].

Какой же начальный момент должен иметь в виду законодатель при установлении системы опровержения действий лица, предшествующих его несостоятельности? В отношении самого несостоятельного подобный момент неуловим, во-первых, по той причине, что ухудшение дел идет постепенно, а, во-вторых, потому, что это обстоятельство остается известным ему одному.

Но когда замешательство его дел обнаружилось в каком-либо внешнем событии, как прекращение платежей, законодатель вправе с достаточной основательностью предположить его общеизвестность.

С этого момента все лица, вступая в сделки с несостоятельным, должны знать риск, какому они подвергаются, потому что им не может не быть известен характер действий должника, непосредственно предшествующий несостоятельности.

Современные законодательства допускают опровержение действий несостоятельного должника, совершенных им со времени прекращения платежей до открытия конкурсного процесса. Но нельзя не заметить, что этот промежуток времени представляется крайне неравномерным.

Объявление несостоятельности может следовать непосредственно за прекращением платежей на расстоянии двух, трех дней. Оно может отделяться от него значительным пространством времени, в несколько месяцев и несколько лет.

Последнее явление вполне возможно и нередко происходит во французской практике, которая знает такие случаи, когда объявление несостоятельности следовало через 14 и даже 20 лет после прекращения платежей^[11].

Можно себе представить, какое замешательство производит опровержение совершенных за это время сделок, когда изгладилось даже воспоминание о самом событии, когда в сделки вступали новые лица, ничего не знавшие о бывшем когда-то прекращении платежей.

Ввиду этого обстоятельства нельзя не оправдать стремление других законодательств заключить в известные границы тот период деятельности несостоятельного должника, когда его действия становятся подозрительными и способными к опровержению.

Так, по германскому праву, распоряжения, совершенные несостоятельным должником за 6 месяцев до открытия конкурсного процесса, не могут быть оспариваемы на том основании, что прекращение платежей было известно лицу, воспользовавшемуся распоряжением^[12].

Такой же срок установлен в бельгийском и венгерском законодательствах^[13]. Итальянский торговый кодекс запрещает относить прекращение платежей далее, как на три года от момента объявления несостоятельности, чем и ограничивается пространство времени, в течение которого совершенные сделки могут подлежать опровержению^[14].

Несколько оригинально воззрение английского права, по которому обратное действие несостоятельности начинается не с момента объявления ее, а со времени события, признанного законом за выражение несостоятельности, если только оно произошло не далее чем за 3 месяца до поступления просьбы об открытии конкурсного процесса.

Считая от этого времени назад на два года, закон признает недействительными отчуждения, произведенные несостоятельным должником^[15]. Само собой разумеется, что всякие сделки, совершенные с умыслом причинить кредиторам ущерб, следовательно заключенные третьим лицом с ведома их цели, не могут воспользоваться такими ограничениями. Несколько больший срок установлен всюду для дарственных отчуждений, внушающих особенное подозрение.

III. Исторический очерк. Римское право, не лишая должника при объявлении его несостоятельным прав распоряжения, предоставило кредиторам в защиту их интересов actio Pauliana.

Это юридическое средство давало кредиторам некоторую возможность устранить неблагоприятные последствия действий несостоятельного должника. Сохраняя за последним свободу действий и распоряжений, римское право предусматривало только тот случай, когда должник действовал in fraudem creditorum.

Условия осуществления требования кредиторов об уничтожении последствий подобных действий следующие^[16].

А) Действие несостоятельного должника должно причинить ущерб его кредиторам, создавая его неоплатность или уменьшая долю, падающую на каждого кредитора. Такой ущерб производится отчуждением вещей, принятием на себя обязательства освобождением других от обязательств.

B) Такое действие должно быть совершено с намерением причинить кредиторам ущерб, следовательно предполагается злой умысел со стороны несостоятельного должника. Если контрагент несостоятельного знал о цели сделки, он отвечает кредиторам за весь причиненный ущерб, если же он не знал намерения несостоятельного, он отвечает только в размере наличного обогащения от сделки.

Нетрудно заметить, насколько подобное средство является недостаточным для защиты интереса кредиторов. Доказывание злого намерения со стороны несостоятельного должника представляет необыкновенные затруднения, лишающие всякого значения само юридическое орудие защиты.

Полную противоположность представляло средневековое итальянское право^[17]. Оно, ударяясь в другую крайность, поражало юридическую силу вообще всех действий, совершенных несостоятельным должником во время, непосредственно предшествующее обнаружению несостоятельности, tempore decoctionis proximo.

Промежуток времени, в течение которого совершенные сделки считались ничтожными, был различен в разных статутах, самый большой срок – 6 месяцев, самый меньший – 10 дней до объявления несостоятельности^[18]. Средневековая итальянская юриспруденция развивала в литературе эти положения.

По словам Казарегис, inter decoctum et esse proximum decoctioni in jure nulla adest differentia^[19]. От исключительно субъективной точки зрения, на которой стояло римское право, итальянские статуты обратились к исключительно объективной точке зрения.

Первоначально французское право по настоящему вопросу развивалось на почве римского права и только в начале XVII столетия приняло положения итальянского права. Закон 1609 года уничтожал “всякие передачи, продажи, отчуждения, в отношении детей, предполагаемых наследников или друзей должника”.

Предполагая с их стороны соучастие в злом умысле несостоятельного должника, закон подвергал их наказаниям наравне с последним. Чрезмерная суровость этого постановления имела своим результатом неприменение его в жизни, а вместе с уголовными последствиями теряли силу и гражданские^[20].

Желая смягчить строгость закона 1609 года, торговый кодекс 1673 года признал ничтожными все вообще действия, сделанные с намерением причинить ущерб кредиторам. Таким образом, законодатель возвратился к субъективной точке зрения и установил римский принцип со всеми присущими ему затруднениями.

Между тем в специальных законах города Лиона, игравшего в торговой истории роль передаточного пункта от Италии к Франции, в 1667 году принято было итальянское начало. Здесь было постановлено, что все сделки, касающиеся имущества несостоятельного должника, признаются ничтожными, если они совершены были в течение последних 10 дней до объявления несостоятельности.

Законом 1702 года это частное постановление распространено на всю Францию. Таким образом, было принято начало уничтожения силы всех вообще действий несостоятельного должника, совершенных им в ближайшее время к объявлению несостоятельности, без различия характера действий.

Составители торгового кодекса 1807 года внесли такие постановления по настоящему вопросу, которые привели в смущение практику. Дело в том, что, по взгляду этого закона, несостоятельный должник лишался права распоряжения и управления своим имуществом не со времени объявления его несостоятельности, а со времени прекращения платежей.

Таким образом, все сделки, все распоряжения, совершенные несостоятельным должником со времени прекращения платежей, теряли свою юридическую силу. Если мы представим себе еще возможность для суда безгранично далеко отнести момент прекращения платежей, нам станет совершенно понятно смущение практики перед законом, разрушающим общественный кредит и всякое доверие в торговом быту.

Ввиду такого результата судебная практика обнаружила стремление смягчить силу закона, признавая, что несостоятельный должник устраняется от распоряжения имуществом только со времени объявления несостоятельности^[21]. Такое толкование, хотя справедливое, но противное прямому смыслу закона, привело к полной необеспеченности кредиторов.

Только закон 1838 года установил, наконец, правильную систему опровержения действий несостоятельного должника, хотя и не лишенную недостатков в частностях. Система французская несомненно послужила образцом для новейших законодательств, хотя некоторые из них и установили значительные отступления.

В Германии в средние века некоторые города выработали систему опровержения действий должника на той же объективной почве, как и итальянские статуты и, вероятно, не без влияния последних^[22].

Но с рецепцией римского права эти положения отступили перед actio Pauliana, которая долгое время сохраняла силу, пока новейшие германские законодательства, подчиняясь требованию оборота и следуя примеру французского образца, не изменяли ее постепенно все более и более.

Германский конкурсный устав выработал самостоятельно систему опровержения. Из современных законодательств австрийское до последнего времени не содержало определений об опровержении действий несостоятельного должника, ссылаясь по этому вопросу на общие гражданские законы, предоставлявшие кредиторам лишь actio Pauliana.

Только 16 марта 1884 года австрийское право принуждено было признать недостаточность этого средства и ввести правила об опровержении действий должника в конкурсе и вне конкурса.

Обратимся теперь к рассмотрению постановлений важнейших законодательств Западной Европы.

IV. Система французская. С точки зрения французского права необходимо различать 3 периода: 1) до прекращения платежей или за 10 дней перед ним, 2) от прекращения платежей или 10 дней перед ним до объявления несостоятельности, 3) от объявления несостоятельности.

Действия, совершенные в первый период, сохраняют вполне свою юридическую силу за исключением тех случаев, когда они совершены умышленно в ущерб кредиторам^[23]. Дейcтвия, совершенные в третий период, как мы видели, не имеют никакой силы в отношении конкурсных кредиторов и имущества, служащего источником их удовлетворения.

Весь интерес сосредоточивается на втором периоде (la période suspecte). Закон различает здесь акты безусловно ничтожные для конкурсной массы и акты, которые могут быть опровергаемы под условием знания со стороны контрагента факта прекращения платежей^[24].

Однако ни в том, ни в другом случае нет недействительности, потому что сделки лишаются силы только вследствие судебного решения и недействительность их признается только relativement à la masse.

I. В отношении действий первого рода (nullité de droit) свобода суда весьма ограниченна, его задача сводится к удостоверению, что известный акт подходит под категорию указанных в законе и что он совершен был в промежуток подозрительного периода^[25].

Сам промежуток времени заключается между 10 днями, предшествующими прекращению платежей и объявлением несостоятельности^[26]. К числу актов, включаемых в эту категорию, принадлежат следующие.

1) Безмездные сделки. Сюда относится дарение как движимости, так и недвижимости, принятие на себя обязательств без соответствующих действий с другой стороны, отказ от требований.

Опровержение подобных действий легко оправдывается тем, что они не могли быть совершены добросовестно должником после прекращения им платежей, когда первой его мыслью должно было быть приискание способов удовлетворения кредиторов, а не уменьшение и без того недостаточного имущества. Единственная цель таких распоряжений – обеспечить близких лиц, а при этом и себя самого.

2) Платежи или дача в уплату по обязательствам, которым срок еще не наступил. Исполнение обязательства до условленного срока представляется вообще редким явлением.

Оно становится подозрительным после прекращения платежей, когда такое преждевременное исполнение внушает предположение, что несостоятельный имел в виду дать преимущества одному кредитору перед другими.

Закон не может допустить такого явления, как противоречащего началу справедливого и равномерного удовлетворения всех кредиторов, которое лежит в основании конкурсного процесса.

3) Исполнение по обязательствам просроченным способами не условленными. Если должник исполняет договор условленным образом, то это вытекает из принятого им на себя обязательства и подозрение здесь не может иметь места.

Другое дело, когда должник уклоняется от условленного способа и заменяет его иным. Возникает сомнение по поводу причины, побудившей его к уклонению от условий договора.

Не имелось ли в виду передать контрагенту товары, превосходящие стоимостью занятую сумму или, наоборот, не слишком ли высоко должник оценил товары, которые обязался доставить, и не слишком ли большую сумму уплатил контрагенту взамен товаров?

Закон берет на себя задачу примерного перечисления способов не условленного исполнения обязательств, благодаря чему вводит много сомнительных положений и возбуждает на практике много вопросов. Закон указывает на исполнение посредством передачи обязательств, посредством продажи товаров, посредством зачета.

4) Установление ипотечного или залогового права по сделкам, заключенным ранее. Законодатель имел в виду, что обыкновенно залоговое право установляется одновременно с заключением основной сделки.

Позднейшее установление его, особенно когда оно происходит после прекращения платежей, внушает невольное подозрение, что должник намеревался установлением залогового права изъять известную вещь из конкурсного производства.

II. Вторая категория опровержимых актов стоит в зависимости от знания контрагентом несостоятельного должника факта объявления несостоятельности. Совершая сделки заведомо с лицом, имущественное положение которого пошатнулось, контрагент сознавал риск, которому он подвергал себя.

Ввиду этого закон допускает возможность опровержения сделок, совершенных несостоятельным а) в период времени от прекращения платежей до объявления несостоятельности^[27], если b) контрагенту было известно в момент заключения сделки прекращение платежей. Знание контрагентом прекращения платежей должно быть доказано конкурсными кредиторами через посредство попечителя.

Суд, однако, не обязан признавать необходимость опровержения актов, хотя бы оба указанные обстоятельства были вполне доказаны. Суд, сохраняя силу за сделкой, может руководствоваться тем, напр., соображением, что сделка не причинила никакого ущерба конкурсной массе.

Вторая группа охватывает вообще все юридические акты, безмездного или возмездного характера. Сюда входят случаи покупки за чрезмерно высокую цену, продажи за необыкновенно низкую цену.

III. Рядом с указанными двумя группами актов закон ставит ипотечную запись, совершенную после прекращения платежей или за 10 дней до него, если прошло 15 дней со времени установления права ипотечного^[28].

Закон предусматривает тот случай, когда право на ипотечную запись приобретено одновременно с совершением сделки или позднее, но во всяком случае ранее прекращения платежей.

Если с этого момента до совершения записи прошло менее 15 дней, то она сохраняет силу, хотя бы произошла после прекращения платежей. Когда промежуток времени между этими двумя актами превышает 15 дней, то запись лишается силы.

В общем система, принятая французским законодательством, представляется лучшей из всех, самый крупный ее недостаток – это частности, развивающие общее положение. “Французская система опровержения актов, совершенных в подозрительный период, – утверждает Персеру, – в общем составляет un modèle du genre. Знатоки утверждают, не без основания, что эта часть законодательной реформы 1838 года удалась лучше всех других”^[29].

V. Германская система. Старый германский конкурсный процесс, основанный на римском праве, руководился началами actio Pauliana. Закон 21 июля 1870 года, в современной его редакции 17 мая 1898 года, установил положения, далеко отступающие от римского права, но actio Pauliana все-таки не потеряла совершенно своего значения^[30].

В общем современная система германского законодательства уступает французской в ясности и простоте. Положения проникнуты большой сложностью, требующей специального изучения и юридической подготовки, которой не всегда обладает конкурсный попечитель. Само изложение отличается тяжеловесностью, затрудняющей понимание мысли законодателя и соотношения отдельных постановлений.

Германское право не признает недействительности всех разбираемых действий, но только их необязательность для конкурсных кредиторов, которая устанавливается судом. Все действия, подвергшиеся опровержению со стороны конкурсной массы (Anfechtbarkeit), сохраняют свою силу в отношении несостоятельного должника и того имущества, которое не входит в конкурсную массу^[31].

В отношении действий, опровергаемых со стороны конкурсных кредиторов, следует различать три периода: а) до прекращения платежей, b) от прекращения платежей, или за 10 дней до того, или от заявления просьбы об открытии конкурсного процесса – до объявления несостоятельности, наконец, с) от объявления несостоятельности.

Что касается последнего периода, то мы уже увидели, что необязательность совершенных за это время действий для конкурсной массы объясняется устранением несостоятельного должника от управления и распоряжения имуществом.

I. К опровержению действий, совершенных в течение первого периода, закон относится менее строго, нежели к опровержению действий второго периода, потому что чем ближе к несостоятельности, тем более основания подозревать их недобросовестность. Притом для контрагентов остается неизвестным истинное положение дел должника, так как действия совершаются до прекращения платежей.

1. Закон не мог оставить неопровержимыми такие действия, которые совершаются заведомо и явно с целью причинить вред кредиторам. Поэтому подлежат опровержению действия, совершенные несостоятельным должником с умыслом причинить кредиторам ущерб, если лицо, воспользовавшееся распоряжением должника, знало о таком умысле его^[32].

Таким образом, условия опровержения следующие: а) намерение причинить ущерб, b) действительное причинение его совершением действия, с) знание со стороны контрагента цели распоряжения.

Намерение причинить ущерб имеется налицо всякий раз, как несостоятельный должник, совершая действие, сознавал вредные последствия его для кредиторов^[33]. Настоящее положение относится ко всяким вообще действиям, если только они совершены при наличности указанных условий.

2. Некоторые действия представляются подозрительными ввиду близких отношений, связующих должника с его контрагентом. Несмотря на возмездный характер, закон подвергает опровержению сделки, заключенные несостоятельным должником с супругом или ближайшим родственником, если а) сделка клонится к ущербу кредиторов, b) совершена не далее 1 года до открытия конкурсного процесса, с) контрагент не докажет, что ему не был известен умысел несостоятельного должника^[34].

Закон руководствуется тем соображением, что при такой близости трудно предположить со стороны родственника незнание цели заключаемой сделки^[35]. Таким образом, по отношению к этому разряду действий закон облегчает опровержение, снимая с конкурсных кредиторов тяжесть доказывания того обстоятельства, что цель сделки была известна контрагенту. Зато закон ограничивает круг действий временем их совершения.

3. Если в первом случае закон руководствуется целью сделки, во втором – личностью контрагента, то в третьем случае он принимает в соображение характер сделки, именно ее безмездность.

Подлежат опровержению дарственные распоряжения (unentgeltliche Verfügungen), совершенные несостоятельным должником в течение последнего года или 2 лет до открытия конкурсного процесса^[36].

Здесь закон также установляет различие по личности того, в пользу кого было сделано распоряжение, – а) в отношении жены этот срок 2 года, b) в отношении остальных лиц он менее, только 1 год.

Под именем дарственных распоряжений закон понимает вообще все действия, клонящиеся к уменьшению ценности имущества, следовательно безмездные отчуждения, собственно дарение, затем установление прав на чужую вещь, принятие обязательств, отказ от права требования^[37]. Исключение составляют обычные подарки, ввиду их сравнительной малоценности.

II. Исходный момент второго периода представляется неопределенным, в одном случае таким будет прекращение платежей, в другом заявление просьбы об открытии конкурсного процесса, а иногда и десятый день до прекращения платежей. Такое разнообразие не может быть одобрено.

1. К группе действий этого периода, подлежащих опровержению, относятся прежде всего сделки (Rechtsgeschäfte), заключенные несостоятельным должником а) в ущерб конкурсным кредиторам, b) если контрагенту несостоятельного должника во время заключения сделки было известно о прекращении платежей или о просьбе открыть конкурсное производство^[38].

Так как знание со стороны контрагента указанных обстоятельств составляет условие опровержения сделки, то доказательство этим лицом незнания факта прекращения платежей или подачи просьбы сохраняет силу за сделкой.

2. На тех же основаниях подлежат опровержению действия (Rechts-handlungen), совершенные несостоятельным должником, для удовлетворения или обеспечения претензии конкурсного кредитора, если последнему известно было, что должник прекратил платежи или что суду заявлено ходатайство об открытии конкурсного процесса^[39].

Опровергающий силу сделки обязан доказать наличность знания со стороны кредитора указанных фактов. Этим постановлением закон имел в виду предупредить возможность предоставления одному кредитору преимущества перед другими.

3. Опровержению подлежат действия (Rechtshandlungen), не соответствующие предшествовавшему соглашению, а именно имеющие своей целью удовлетворение или обеспечение претензии конкурсного кредитора, каких кредитор или вовсе не имел права требовать, или не имел в том виде или в то время, когда оно было исполнено должником^[40].

Такие действия подлежат опровержению не только в том случае, когда совершены после прекращения платежей или заявления просьбы, но и в течение последних 10 дней до наступления одного из этих событий.

Сделка сохраняет свою юридическую силу, если кредитор, воспользовавшийся совершенным действием, докажет свое незнание а) умысла должника оказать ему предпочтение и b) факта прекращения платежей или заявления просьбы.

Такова система опровержения действий несостоятельного должника, совершенных до объявления его несостоятельности, которая принята германским законодательством.

Право оспаривания принадлежит конкурсному попечителю^[41], который предъявляет требование не только против контрагента несостоятельного должника, но и против наследника его, а в некоторых случаях даже против преемника его в праве на вещь или в обязательстве^[42].

Ввиду той неизвестности, в какой находятся все лица, против которых может быть предъявлено требование опровержения, германское законодательство весьма разумно ограничивает возможность опровержения годовой давностью, считая со времени открытия конкурсного процесса^[43].

VI. Итальянская система. Итальянское законодательство по рассматриваемому вопросу представляет соединение начал современного французского права с началами средневекового итальянского права.

Впрочем и новейшие идеи германского законодательства не остались без применения на итальянской почве. Надо отдать справедливость законодателю, – он сумел весьма искусно сочетать все эти положения, не всегда согласующиеся.

Само основание к опровержению действий, совершенных несостоятельным должником до открытия конкурсного процесса, мотивы к итальянскому торговому уложению видят в том, что имущество несостоятельного должника, хотя и остается в его руках до объявления несостоятельности, однако перестает, в силу факта прекращения платежей, быть в его свободном распоряжении^[44].

Но такая точка зрения ошибочна как с юридической, так и с фактической стороны. Никакое постановление закона не лишает лицо свободного распоряжения его имуществом до объявления несостоятельности, и в действительности оно остается в его распоряжении и управлении.

Логическим выводом из такого взгляда было бы безусловное опровержение всех действий должника, совершенных со времени прекращения платежей, чего, однако, итальянское право не допускает.

Как французское и германское законодательства, итальянский торговый кодекс различает три периода по отношению к опровержимости действий: а) до прекращения платежей, b) от прекращения платежей до объявления несостоятельности, с) от объявления несостоятельности.

По точности границ каждого периода итальянское законодательство оставляет за собой французское и германское. Действия, совершенные в последний период, теряют силу в отношении конкурсных кредиторов, потому что несостоятельный должник лишается права на распоряжение и управление.

Первый период находится под действием actio Pauliana, признанной в итальянском законодательстве^[45]. В силу этого положения подлежат опровержению все сделки, платежи и отчуждения, в какое бы время они ни были совершены, если только в основании их лежит намерение причинить ущерб кредиторам.

Притом в действиях возмездных необходимо знание со стороны контрагента цели, какую имел несостоятельный должник, в действиях безмездных – достаточно наличности умысла в последнем, хотя бы контрагент и не знал о намерении его^[46].

Второй период, возбуждающий наибольший интерес, представляет собой соединение различных начал. Отступлением на средневековую почву является выделение во втором периоде промежутка в 10 дней до объявления несостоятельности.

Во всякого рода сделках, платежах и отчуждениях, совершенных в это время, предполагается намерение причинить вред кредиторам (si presumono fatti in frode dei creditori), пока не будет доказано противного. Это постановление предусматривает тот случай, когда прекращение платежей почти сливается с объявлением несостоятельности, следуя одно за другим^[47].

Действия, совершенные в остальное время второго периода, разделяются на две категории. Одни из них, по самому характеру своему, способные возбудить подозрение, опровергаются безусловно, другие – только ввиду предполагаемого в них обмана кредиторов^[48]. Рассмотрим каждую группу отдельно.

I. Действия первой категории опровергаются, если суд удостоверится: а) что они совершены в течение времени между прекращением платежей и объявлением несостоятельности, b) что они принадлежат к разряду указанных в законе^[49].

1. Недействительны (nulli) по отношению к конкурсным кредиторам (rispetto alla massa dei creditori) все безвозмездные сделки (atti) и отчуждения (alienazioni). Подозрительность подобных распоряжений слишком очевидна, чтобы допустить сомнение в возможности их опровержения.

2. Той же судьбе подвергается исполнение по обязательствам, которым срок еще не наступил, каким бы способом оно ни было совершено, посредством наличных денег, переводом, продажею, зачетом или иным образом^[50].

II. Напротив, опровержимость второй категории основывается на предположении обмана, намерения причинять кредиторам ущерб^[51]. Предположение обмана составляет praesumptio juris, которое может быть в свою очередь опровергнуто доказательством противного.

Следует, однако, заметить, что если доказывание незнания контрагентом о прекращении платежей представляет значительные трудности, то доказывание отсутствия обмана едва ли представится часто возможным. К этой категории закон относит следующее.

1. Все сделки, платежи и возмездные отчуждения, если контрагент знал о прекращении платежей. Следовательно в данном случае на обязанности конкурсного попечителя лежит доказательство знания контрагентом несостоятельного о прекращении платежей, а на контрагенте – обязанность доказать отсутствие при этом участия в намерении причинить ущерб кредиторам.

Подобный случай будет иметь место, когда третье лицо, зная о прекращении платежей, заняло несостоятельному известную сумму денег, чтобы помочь выйти из затруднительного положения.

2. Все действия и договоры, в силу которых ценность, доставленная несостоятельным или к которой он обязался, превышают значительно (sorpassono notevolmente) ценность, которая была ему доставлена или обещана.

Невыгодность заключенной сделки представляется настолько подозрительной, что закон предполагает в ее основании обман, хотя такие именно невыгодные сделки заключаются весьма часто перед несостоятельностью для поправления дел во что бы то ни стало без всякого злого умысла.

3. Платежи по просроченным обязательствам, произведенные не наличными деньгами и не торговыми бумагами (effetti di commercio)^[52]. Это положение вызывает сомнения в приложении к текущему счету^[53].

4. Залог и ипотеки, установленные на имущество должника. Закон предполагает в них цель изъятия некоторых вещей из конкурсного процесса для того, чтобы сохранить их в пользу самого должника или для оказания предпочтения одному кредитору перед другими. Однако ипотеки, основанные на сделках, признанных действительными до объявления несостоятельности, сохраняют свою силу, хотя и внесены по прекращении платежей^[54].

VII. Английская система. Самым несовершенным по рассматриваемому вопросу представляется английское законодательство. Его система является только первичной формой, уступающей даже средневековому итальянскому порядку опровержения действий несостоятельного должника.

В английском праве можно различить также три периода: а) период со времени признания лица несостоятельным, b) двухлетний период до признания несостоятельности, с) десятилетний период до признания несостоятельности. Первый период начинается со времени постановления собранием кредиторов или судом определения о признании лица несостоятельным^[55].

С этого момента последний лишается права управления и распоряжения своим имуществом.

1. Двухлетний период до объявления несостоятельности характеризуется тем, что всякое отчуждение, совершенное за это время, признается недействительным в отношении конкурсных кредиторов^[56]. Из этого общего правила делается исключение

а) в пользу покупщика и

b) залогодержателя, если отчуждение произведено добросовестно и за соответствующую ценность (for valuable consideration),

с) в пользу жены и детей в отношении имущества, дошедшего к несостоятельному вследствие брака.

Все прочие отчуждения подлежат опровержению (avoidance), хотя бы в момент отчуждения должник еще был способен к платежу своих долгов.

2. Подлежат опровержению отчуждения, произведенные за десять лет до объявления несостоятельности, если только конкурсный попечитель докажет, что несостоятельный мог уплатить свой долг, не прибегая к отчуждению данного имущества^[57].

Сделки, совершенные несостоятельным должником а) с одним из кредиторов, b) с целью предоставления ему имущества пред другими, с) за 3 месяца до объявления несостоятельности, признаются обманными (fraudulent) и ничтожными в отношении конкурсной массы^[58].

Опровержение не может касаться прав третьего лица, добросовестно приобретшего имущество от такого кредитора. Сохраняют свою силу все договоры, совершенные несостоятельным до выдачи охранительного приказа, если контрагенту не известны были события, составляющие основание для объявления несостоятельности^[59].

VIII. Русское законодательство. Вопрос о силе юридических действий, отчуждений и сделок, совершенных несостоятельным должником до открытия конкурсного процесса, составляет больное место русского законодательства.

По нашему праву возможны такие явления, которые давно предусмотрены иностранными законодательствами и которые способны подорвать добрую веру в гражданском, особенно в торговом, обороте.

Достаточно сказать, что наше законодательство не препятствует дарственному отчуждению имущества накануне объявления несостоятельности. И надо признаться, практика сумела воспользоваться этой брешью – редкое конкурсное дело в нашем быту лишено уголовного оттенка.

В постановлениях русского законодательства о действиях должника, предшествовавших объявлению его несостоятельности, не существует никакого общего плана, они представляются отрывочными, разрозненными. Редкий вопрос, даже в нашем законодательстве, соединен был с такой массой законодательных ошибок, как настоящий.

Прежде всего ст. 56 устава 1832 года была редактирована несравненно хуже проектированного положения. Но и здесь закон установлял общее правило как для жены, так и для детей и родственников. В 1846 году был издан закон о мерах против злонамеренной передачи имений между супругами.

При издании Свода Законов 1857 года статьи этого закона вошли в т. XI, ч. 2, но постановка их и согласование с прежними статьями были сделаны весьма неудачно, так что произвели сомнение относительно того, какие постановления сохраняют общий смысл и какие специальный для отчуждений между супругами.

Закон 1846 года внесен был также в т. X, ч. 2 на случай неторговой несостоятельности. Временные правила 1 июля 1868 года по неизвестной причине нашли необходимым отменить все статьи т. XI, ч. 2, касающиеся отчуждений в пользу супруга, детей и родственников, и сослаться на статьи т. X, ч. 2, касающиеся только отчуждений в пользу супругов.

Главные статьи, относящиеся к настоящему вопросу, а именно 460 и 461 уст. суд. торг., редактированы невозможным образом, потому что первая половина ст. 461 есть непосредственное продолжение содержания ст. 460 и резко отделяется от содержания всей остальной части той же ст. 460.

Ввиду этого у нас невозможно то систематическое толкование закона, которое играет такую важную роль на Западе в применении постановлений, касающихся рассматриваемого вопроса и представляющих внутреннюю связь, внутреннее соотношение.

Тем не менее нашему законодателю не чужда мысль обосновать свои положения теоретически. Его точка зрения на основание права опровержения примыкает к теории исполнительной силы. “К составу имуществ несостоятельного считается принадлежащим не только все наличное его имущество, но и все, что в продолжение последних десяти лет до несостоятельности заложено или отчуждено безденежно”.

Следовательно конкурс имеет право на все отчуждаемые ценности потому, что они принадлежат к имуществу несостоятельного должника. Конечно, это фикция. Но с ней можно было бы примириться, если бы она не стояла в противоречии с другой фикцией, которую закон устанавливает в той же статье.

Законодатель не ограничивается признанием отчуждаемых ценностей принадлежащими к имуществу должника, но объясняет поворот их еще и тем, что состояние имущественных дел должника в момент отчуждения ценностей было настолько плохо, что “имение, им отчужденное, по долгам, на нем лежащим, принадлежало уже в существе своем не ему, а заимодавцам”.

Следовательно задолженность, фактически, до объявления несостоятельности, перенесла все имущественные права должника на его кредиторов. Эта неудачная конструкция оставляет невыяснимым в конечном результате, кому же принадлежат юридически отчужденные ценности: с одной стороны, несостоятельному должнику, с другой стороны, его кредиторам, так как оказывается у несостоятельного должника и имущества не было.

Рассмотрим в отдельности постановления нашего законодательства.

IX. Дарственные отчуждения. Иностранные законодательства обращают прежде всего внимание на дарение, как представляющееся наиболее подозрительным. Наше законодательство, заимствуя постановление из французского права, настолько извратило смысл его положений, что лишило статьи почти всякого практического применения.

“К составу имущества несостоятельного, – говорит закон^[60], – считается принадлежащим не только все наличное его имущество, но и все, что из недвижимого в продолжение последних десяти лет до несостоятельности заложено или отчуждено безденежно, и тогда, как долги, по коим несостоятельность оказалась, превышали уже вполовину имение несостоятельного, и после того, до самого открытия несостоятельности, дела его уже не поправлялись”^[61].

Можно догадаться, что законодатель имел в виду прекращение платежей, но пытался построить положение самостоятельно, так как и французское законодательство 1807 года страдало крупными недостатками по настоящему вопросу.

Приведенная статья возбуждает немало сомнений. Прежде всего, имеет ли она самостоятельное значение или она неразрывно связана со следующими статьями, другими словами, относится ли она ко всем лицам или только к супругу и родственникам? Каковы условия опровержения подобных отчуждений, каких доказательств требует закон? Что следует понимать под превышением долгов вполовину имения?

Буквальный смысл закона, его ссылки на ст. 461, не оставляют сомнения, что опровержению безмездные отчуждения подлежат только под условием совершения их в пользу детей или родственников несостоятельного или его супруга.

Следовательно такие распоряжения, совершенные в отношении посторонних лиц, не могут быть опровергнуты. Практика судебная совершенно правильно придерживается ограничительного толкования и не допускает распространения постановлений на свойственников несостоятельного^[62].

Что касается неторговой несостоятельности, то она не допускает опровержения дарственных отчуждений, произведенных даже в пользу родственников^[63].

Опровержение дарственных актов предполагает, что они были совершены в течение десяти лет до объявления несостоятельности. Этот срок должен быть признан необыкновенно продолжительным, потому что маловероятно, чтобы несостоятельность подготовлялась купцом так задолго.

Дарение каких вещей имеет в виду наш законодатель? Закон, в ст. 460, обращает в конкурсную массу все то, что “из недвижимого” было отчуждено. Между тем ст. 461 говорит, что “подаренное подвергается запрещению или аресту”, а затем еще упоминает об аукционной продаже подаренного.

Эти выражения дали основание Сенату утверждать, что наш закон, допуская поворот в конкурсную массу подаренного несостоятельным, не различает движимостей от недвижимостей^[64].

Однако арест и аукцион, упоминаемые в ст. 461, п. 1, относятся только к дарениям в пользу супругов, тогда как в отношении детей и родственников остается в силе прямое указание на “недвижимое”, чем исключается возможность поворота подаренного из движимости, как бы ни была велика ценность подарка, и хотя бы акт родительской или братской щедрости был совершен накануне объявления несостоятельности.

Дарение наш закон подводит под общее понятие о безденежном отчуждении, куда вместе с дарением отнесены и фиктивные сделки, как продажа или залог. К дарению закон приравнивает акты рядные, отдельные и раздельные^[65].

Конечно, рядная или отдельная крепости составляют дарственные акты, но к таковым никак не может быть причислен раздельный акт, потому что раздел вообще не отчуждение, тем менее дарственное.

Между тем по смыслу закона раздел имения, совершенный между братьями, может быть уничтожен вследствие последовавшей несостоятельности одного из них. Дарение закон, видимо, понимает в смысле передачи вещи, и потому он не обнимает такие дарственные акты, как отказ от права требования, установление сервитута.

Дaльнейшие условия опровержения различаются смотря по лицу, в пользу которого произведено дарственное отчуждение.

А) Отчуждение, совершенное в пользу супруга несостоятельного, опровергается при условии, что все прочее имущество несостоятельного окажется недостаточным на уплату долгов^[66].

Очевидно, что одно объявление несостоятельности должника недостаточно для опровержения дара: требуется доказательство, что конкурсная масса не в состоянии покрыть все долги. Конечно, когда несостоятельность объявляется на основании удостоверенной неоплатности, тогда само объявление несостоятельности достаточно.

Но когда несостоятельность объявляется на основании одной платежной неспособности, которая не исключает возможности превышения актива над пассивом, тогда одно объявление несостоятельности недостаточно; необходимо удостоверение со стороны конкурсного управления, что по произведенном разыскании имущества обнаруживается дефицит.

B) Опровержение отчуждений в пользу детей и родственников представляется более сложным. Закон требует^[67]: а) чтобы оно было произведено “во вред” кредиторам, т.е. чтобы сделка была направлена к уменьшению или совершенному устранению возможности удовлетворить претензии заимодавцев;

b), чтобы отчуждение было произведено в то время, когда долги, по коим (?) несостоятельность оказалась, превышали уже вполовину имение несостоятельного и после того, до самого открытия несостоятельности, дела его уже не поправлялись.

Первую часть приведенного постановления судебная практика толкует в том смысле, чтобы сумма долгов была выше ценности имения в l1/2 раза^[68]. Доказательство подобного отношения актива к пассиву представляет необыкновенные трудности, которые растут по мере отдаления по времени от момента объявления несостоятельности.

Но вторая половина постановления, требующая доказательства, что дела должника не поправлялись более, почти совершенно преграждает возможность опровержения. Закон, признавая недействительными безмездные отчуждения, совершенные в пользу родственников, не делает никаких ограничений в степенях родства, а потому мы и должны признать, что, как бы ни было отдалено родство, сделка может быть опровергнута, если налицо все прочие условия.

Х. Возмездные отчуждения. Наш закон допускает поворот отчуждений, произведенных должником до объявления его несостоятельным в форме возмездных сделок. Он не только допускает их опровержение, но прямо признает их безденежными отчуждениями.

Закон установляет praesumptio juris – фиктивность возмездных отчуждений, совершаемых в пользу супруга несостоятельного должника и praesumptio juris et de jure в отношении возмездных отчуждений, совершаемых в пользу детей или родственников несостоятельного.

Первое предположение может быть опровергнуто доказательством противного^[69], второе – не подлежит возражениям^[70]. Первое предположение относится как к недвижимости, так и к движимости^[71], второе – только к недвижимости^[72].

Первое предположение применяется независимо от того обстоятельства, какого рода будет несостоятельность, второе – только в отношении торговой несостоятельности^[73]. Первое предположение касается только одной сделки – купли-продажи^[74], второе – еще и залога^[75].

Первое предположение стоит вне всякой зависимости от соотношения, в момент отчуждения, между долгами продавца и ценностью его имущества^[76], тогда как второе предположение требует доказательства, что в момент отчуждения долги превышали уже вполовину имущество несостоятельного и после того, до самого открытия несостоятельности, дела уже не поправлялись^[77]. Такое противоположение, способное возбуждать постоянные сомнения при применении закона, не находит себе решительно никакого рационального оправдания.

Помимо указанных действий и указанных условий все прочие возмездные сделки, а также и упомянутые в законе отчуждения, сохраняют свою силу, если только не подлежат силе ст. 1529, п. 2, т. X, ч. 1, предусматривающей подложное переукрепление имущества.

XI. Подложное переукрепление имущества. По нашим гражданским законам договор признается недействительным и обязательство ничтожным, если сделка клонится к подложному переукреплению имения во избежание платежа долгов^[78].

Применение этого положения нисколько не затрудняется существованием специальных правил об отмене действий несостоятельного, совершенных им до открытия конкурсного процесса, так как эти правила рассчитаны на особые исключительные условия^[79]. Напротив, у нас при недостаточности указанных правил применение ст. 1529 приобретает особенно важное значение.

При ее содействии возможно опровергнуть силу отчуждений, не удовлетворяющих сложным и подробным условиям специальных правил. Опровержение прежде всего не ограничивается кругом детей, родственников или супругов, но относится также к лицам посторонним.

Посмотрим, каковы условия применения п. 2 ст. 1529 т. X, ч. 1.

Действия, совершаемые несостоятельным должником in fraudem creditorum, могут клониться к нарушению одной из двух основных целей конкурсного процесса, возможной полноты удовлетворения кредиторов или равномерности удовлетворения.

Первого рода действия заключаются в переводе ценности в руки таких близких лиц, которые, по окончании опасности, угрожающей конкурсным процессом, возвратят его несостоятельному или сохранят за ним пользование, как это имеет место при переводе на имя жены или детей.

Второго рода действия состоят в предоставлении одному кредитору преимуществ пред другими передачей ему вещей или полным удовлетворением его требований. В действиях первой группы знание со стороны другого лица цели сделки неминуемо.

Спрашивается, охватывает ли буквальный смысл ст.1529 т. X, ч. 1 оба случая или нет? “Подложное переукрепление имущества во избежание платежа долгов” может относиться только к первому случаю, потому что предоставлением одному кредитору преимущества перед другими должник, очевидно, не избегает платежа долгов, он, напротив, исполняет свои обязательства, только что нарушает равномерность удовлетворения между всеми кредиторами.

Ввиду этого мы должны признать, что рассматриваемая статья неприменима ко второму случаю. Ее сила ограничивается тем случаем, когда должник своей сделкой имел в виду изъять вещь из конкурсной массы и сохранить ее для себя, посредством ли позднейшего обратного отчуждения или пользования ей^[80].

Для предъявления иска на основании п. 2 ст. 1529 т. Х, ч. 1 необходимо доказать: а) причиненный сделкой ущерб кредиторам, т.е. отсутствие у должника каких-либо ценностей, которые могли бы полностью удовлетворить кредиторов, b) намерение должника лишить кредиторов возможности удовлетворения из ценности, составившей объект сделки, с) знание контрагентом цели сделки, направленной к уменьшению ценности имущества, служащей к удовлетворению кредиторов должника.

Ниоткуда не вытекает еще одно условие, выставляемое нашей практикой: что должник во время заключения того договора был уже несостоятельным или сделался несостоятельным вследствие заключения договора^[81].

Во-первых, ст. 1529 т. X, ч. 1 выходит за пределы конкурсного процесса и имеет более широкое применение. Во-вторых, несостоятельности, с точки зрения нашего закона, нет до объявления ее судом, после же объявления должника несостоятельным последний лишается возможности совершать акты, вредоносные для кредиторов, а потому ст. 1529 не имеет почвы для применения.

В русском законодательстве ст. 1529 т. X, ч. 1, играет сравнительно ту же роль, как actio Pauliana в римском праве и в законодательствах, принявших ее, но между ними существует глубокое различие.

Actio Pauliana требует а) причинения ущерба и b) нaмеpeния причинить ущерб, которое признается, когда должник знал о положении своих дел, о недостаточности своего имущества, actio Pauliana далее не требовала знания со стороны контрагента цели сделки, когда последняя носила безмездный характер.

Напротив, по нашему законодательству доказательство того, что должник сознавал ущерб, причиняемый им кредиторам заключением сделки, еще недостаточно; необходимо, чтобы отчуждение имело своей целью избежание платежа долгов, что представляется несравненно более трудным.

Если и иностранные законодательства сознали недостаточность actio Pauliana в конкурсных делах и поспешили пополнить ее особыми постановлениями, можно себе представить положение конкурсных кредиторов в нашем быту, когда они принуждены пользоваться для своей защиты средствами, стоящими ниже actio Pauliana.

Кроме общего правила в русском законодательстве существует специальное постановление, которое, именно в силу своей специальности, не в состоянии пополнить указанного пробела. Договор займа почитается ничтожным, если учинен подложно во вред конкурса^[82].

Для опровержения такого займа необходимо доказать, что а) исполнение по договору причинит ущерб кредиторам при удовлетворении; b) что он совершен безденежно (подложно), с) что должник знал о своей неоплатности.

XII. Платеж по непросроченным обязательствам. Заимствуя из французского права, наше законодательство не обошло случая досрочного исполнения обязательства. Повторяя § 446 французского торгового кодекса 1807 года, в силу которого досрочные платежи, производимые должником в последние 10 дней до открытия несостоятельности (ouverture de la faillite) должны быть возвращены в конкурсную массу, законодатель был приведен в затруднение тем обстоятельством, что открытие несостоятельности по русскому праву не совпадало с понятием французского права.

Законодатель перенес этот момент ко времени объявления несостоятельности и постановил, что платеж “по актам, коим по день объявления несостоятельности сроки еще не наступили, учиненный в течение последних десяти дней несостоятельным, считается незаконным, и деньги взыскиваются обратно в пользу конкурсной массы”^[83].

Опровергая такие действия несостоятельного должника, законодатель руководствуется совершенно справедливым взглядом, что досрочное исполнение обязательства представляется актом ненормальным в гражданском обороте и способным возбудить сомнения в его цели.

Притом лицо, страдающее в данном случае, кредитор, получивший несвоевременное удовлетворение, может быть основательно заподозрено в соучастии, потому что трудно предположить, чтобы кредитор не осведомился о причинах досрочного исполнения. Но период времени, в границах которого допускается опровержение, т.е. 10 дней, нельзя не признать чрезмерно кратким.

За две недели до открытия конкурсного процесса несостоятельный не мог не предвидеть катастрофы, а между тем произведенные им в этот момент платежи некоторым кредиторам, несмотря на то, что должник не был еще обязан платить, останутся в силе, если не удастся доказать применимость ст. 1529, т. X, ч. 1.

Закон говорит о платеже, об обратном взыскании денег, следовательно он имеет в виду исполнение по денежным обязательствам^[84]. Между тем возможен случай досрочного удовлетворения кредиторов и по иным обязательствам, напр., досрочное исполнение поставки.

Здесь также можно предположить, что должник спешил передать вещи для изъятия их из конкурсной массы и для оказания таким путем преимуществ одному кредитору перед другими.

Ввиду, однако, отсутствия в нашем законодательстве общих, систематизированных правил относительно опровержения действий должника, совершенных им до объявления несостоятельности, ввиду их отрицательного характера для интересов гражданского оборота, необходимо держаться в настоящем случае ограничительного, а не распространительного толкования.

Безразлично, было ли уплачено по обязательству полностью или с учетом, потому что закон не дает основания для исключения в последнем случае.

XIII. Платеж по векселям. Особенности вексельной сделки и требования вексельного оборота заставляют законодателей давать особые правила о платеже по векселям. Установляя опровержимость платежей, совершенных должником до объявления его несостоятельным, но по прекращении платежей, закон ставит в затруднительное положение векселедержателя, когда срок по векселю падает в этот именно период.

Непринятие с его стороны предлагаемого платежа лишает его права регресса к надписателям, так как оно обусловливается отказом в платеже или несостоятельностью. Между тем ни того, ни другого обстоятельства нет в данном случае. Для сохранения принадлежащих ему по векселю прав он должен принять предлагаемый ему платеж, хотя бы он знал о прекращении платежей со стороны должника.

Принимая во внимание такое положение векселедержателя, иностранные законодательства постановляют, что платеж, произведенный должником по прекращении платежей, не может быть истребован обратно от получателя, если последний по вексельному праву должен был принять платеж под опасением потери обратного требования против других обязанных по векселю лиц^[85].

Нетрудно, однако, заметить, что подобное исключение из общего конкурсного порядка оправдывается исключительно требованиями вексельного права. Едва ли это обстоятельство может служить основанием к установлению исключения. “Представим себе, – говорит Козак, – последствия подобного постановления.

Купец явным для всех образом прекратил платежи, судебный пристав то входит, то выходит от него, всем известный агент занят вопросом составления сделки, обещающей столько-то или столько процентов. Удовлетворение обыкновенного требования будет признано в настоящем случае недействительным, тогда как удовлетворение вексельного требования сохранит всю свою силу!

Вексельное требование приобретает ни в каком ином случае недопускаемое преимущество перед другими равными ему, даже более – перед теми, которые по закону пользуются привилегиями в удовлетворении.

По господствующему мнению, должник, который не вправе исполнять свои собственные обязательства, может с полной юридической силой совершить из-за чести платеж по чужому вексельному обязательству!”^[86].

С основательностью этих возражений трудно не согласиться и не признать, что гораздо целесообразнее было бы вместо установления исключения, сделать соответствующие изменения в вексельном праве, т.е. допустить возможность протеста не только в случае объявления несостоятельности, но и прекращения платежей, когда это обстоятельство известно векселедержателю.

Иностранные законодательства, установляя подобное исключение, в то же время стремятся обеспечить конкурсных кредиторов. К возвращению уплаченной по векселю суммы привлекается последнее из ответственных по праву регресса лиц, если только оно, вступая в вексельное отношение, знало о прекращении платежей. Таким лицом в простом векселе будет векселедатель, в переводном – трассант.

По русскому законодательству платеж по векселю уравнен с платежами по другим актам, а следовательно платеж считается незаконным, и деньги взыскиваются обратно в пользу конкурсной массы, если срок векселя в момент платежа еще не наступил, а сам платеж учинен был в течение последних десяти дней до объявления несостоятельности^[87].

Если платеж был учинен более, чем за десять дней, он все же сохраняет свою юридическую силу, и деньги не подлежат возвращению. Он не может быть опровергнут на основании ст. 1529 т. X, ч. 1, потому что векселедержатель, принимая платеж, охранял свои вексельные права, которых он мог лишиться в противном случае.

XIV. Опровержение мировых сделок. Закон постановляет, что все мировые сделки, учиненные должником за шесть месяцев до открытия несостоятельности с частью его заимодавцев во вред прочим, считаются ничтожными^[88]. Нельзя не упрекнуть законодателя за неправильное словоупотребление.

Мировая сделка имеет свое определенное техническое понятие в конкурсном производстве, свои особые условия возникновения. Мировая сделка в конкурсном процессе учреждается в общем собрании кредиторов, по истечении известного срока со времени объявления несостоятельности, при наличности определенного числа голосов.

Юридическая сила мировой сделки заключается в прекращении конкурсного процесса, а также в том, что она обязывает к исполнению меньшинство кредиторов, не дававших на нее своего согласия. Из всего этого обнаруживается, что мировая сделка может возникнуть с юридической силой только по объявлении несостоятельности.

Отсюда понятно, что всякая сделка между должником и его кредиторами об отсрочке в платежах или уменьшении долговой суммы или иных каких-либо льготах не подходит под техническое понятие мировой сделки и может обязывать только тех лиц, которые выразили на нее свое согласие.

Все прочие кредиторы не могут быть ею связаны и следовательно сохраняют право на общем основании требовать открытия конкурсного процесса. Если же подобная сделка заключена должником со всеми кредиторами, то и речи не может быть об открытии конкурсного процесса, потому что кредиторы, обязанные по сделке, не могут просить об объявлении несостоятельности.

С другой стороны, употребляя выражение “открытие несостоятельности”, как это имеет место во французском праве, наш законодатель впадает еще раз в неправильное словоупотребление. У нас “открывается” конкурсное производство, а “несостоятельность” объявляется; следовательно это сочетание слов недопустимо. А между тем оно породило в практике сомнение.

В то время как 4 Деп. Прав. Сената совершенно правильно понимал под открытием несостоятельности объявление несостоятельности и исчислял срок для опровержения мировых сделок от этого момента^[89], Гражд. Кас. Деп. Сената пришел к заключению, что этот срок должен быть исчисляем со дня обнаружения несостоятельности^[90], хотя это выражение, по нашему законодательству, не имеет юридического содержания.

Отсюда мы видим, насколько излишним и неудачным является постановление закона, излишним – потому что сила такой сделки обсуждается по общегражданскому праву, неудачным – потому что своим существованием способно возбудить сомнение в применении.

В самом деле, закон говорит о недействительности мировых сделок, заключенных за шесть месяцев до объявления несостоятельности. A contrario можно заключить, что сделки, совершенные ранее этого срока, даже вопреки ст. 1529 т. X, ч. 1, сохраняют свою юридическую силу, но это противоречит сказанному.

Закон говорит о сделке, заключенной во вред кредиторам, следовательно закон не имел в виду охранение интересов тех кредиторов, которые могли связать себя сделкой с должником и вследствие того понести ущерб при открытии над ним конкурсного процесса.

Напротив, закон имеет в виду интересы кредиторов, не участвовавших в сделке. Но их интересы не могут пострадать, потому что на них не распространяется сила сделки, в которой они не участвовали.

Судебная практика не допускает распространительного толкования ст. 540, и так как под мировой сделкой она понимает “соглашение контрагентов или о замене существующего юридического отношения новым, или о прекращении его на условиях, отличных от прежних, а не частичную уплату долга, – то уплата долга, произведенная должником, хотя и не объявленным еще несостоятельным, но в то время, когда несостоятельность его обнаружилась (?) и была известна его кредиторам, не может считаться недействительной, как сделка, совершенная во вред другим кредиторам”^[91].

XV. Формальный порядок опровержения. На Западе, как мы видели, предъявление требования об опровержении действий несостоятельного должника принадлежит конкурсному попечителю, роль которого соответствует задаче присяжного попечителя и конкурсного управления в русском законодательстве.

Но наши законы нигде не указывают, кто обязан осуществлять допускаемое и нашим правом опровержение действий должника, предшествовавших объявлению его несостоятельным. Принадлежит ли это право присяжному попечителю, конкурсному управлению или отдельным кредиторам?

Что касается присяжного попечителя, то задача его чисто охранительного характера, поэтому ему не может быть предоставлено право требовать признания отчуждений и распоряжений должника недействительными. Остается, следовательно, решить, принадлежит ли это право одному конкурсному управлению или рядом с ним и независимо может осуществлять право каждый кредитор?

“При отсутствии в законе положительного запрещения, можно было бы прийти к заключению, что по действующим законам нашим просить об отмене убыточных для конкурсной массы распоряжений должника вправе не только конкурсное управление, но и каждый отдельный кредитор”^[92].

Того же взгляда держится и наша судебная практика, по мнению которой “право на начатие судебным порядком спора против действительности совершенных должником актов предоставлено каждому кредитору самим законом и не требует никакого особого разрешения со стороны судебной власти”^[93].

Но такое право закон предоставляет кредитору до учреждения конкурсного управления^[94] и уже это одно способно возбудить сомнение в сохранении права по учреждении его.

Напротив, исходя из общего понятия о природе и задачах конкурсного процесса, следует прийти к обратному заключению, что право предъявления просьбы принадлежит только конкурсному управлению. Со времени учреждения конкурса нет и не должно быть места самостоятельной деятельности отдельных кредиторов.

Их содействие может выразиться в фактическом указании конкурсному управлению на возможность опровержения тех или иных действий несостоятельного должника. Упущение, пренебрежение указаниями со стороны конкурсного управления без достаточных оснований создает ответственность его членов.

Все отчуждения, которые по закону подлежат опровержению, теряют свою силу не вследствие постановления конкурсного управления, а на основании судебного решения.

“Противозаконное отчуждение имущества должно быть прежде доказано надлежащим порядком в судебных местах и не иначе, как по окончательному их решению акты дарственные, рядные и отдельные, также купчие и закладные крепости считаются ничтожными и имущество, если состоит налицо, обращается в конкурсную массу”^[95].

Это положение должно быть распространено и на досрочные платежи по долгам. Судебное производство по делу, в котором истцом является конкурсное управление, а ответчиком лицо, воспользовавшееся распоряжением, совершается в общем порядке.

XVI. Последствия опровержения. Допуская возможность опровержения отчуждений, произведенных должником до объявления его несостоятельным, закон имел в виду восстановить то состояние конкурсной массы, в каком она находилась бы до совершенного отчуждения. Такое восстановление может быть достигнуто возвращением вещи со стороны лица, обогатившегося от противозаконного отчуждения ее.

Не выставляя общего правила, наше законодательство дает частные постановления в этом смысле. Вещи, отчужденные по дарственным, рядным и отдельным актам, подлежат по судебному решению возвращению в конкурсную массу^[96].

Так как кредиторы заинтересованы лишь в ценности, но не в индивидуальности отчужденной вещи, то закон предоставляет, правда только в отдельном случае, супругу несостоятельного должника сохранить за собой право собственности под условием обеспечения в том, что ценность этой вещи будет передана в конкурсную массу, если она окажется недостаточной для полного удовлетворения всех кредиторов.

Даже более, если недостающая сумма окажется меньше ценности отчужденной вещи, то супруг обязывается уплатить не всю ценность, а только недоставшую часть ее^[97].

В том случае, если отчужденная вещь была уже заложена третьему лицу, конкурсному управлению открывается возможность выкупа с полным платежом долговой по залогу суммы. Но когда отчужденная вещь не находится уже налицо в имуществе первого приобретателя, а была снова отчуждена, то опровержение теряет почву, так как законодатель запрещает касаться вторых приобретателей.

Таким постановлением охраняются законные интересы третьих лиц, добросовестно приобретающих права на имущества. Но если ограждаются интересы третьих лиц, то, спрашивается, возможно ли по крайней мере предъявление личного иска к лицу, продавшему вещь, отчужденную ему несостоятельным должником?

Закон предусматривает только один частный случай, который по смыслу закона составляет исключение из общего правила^[98]. Когда вещь безмездно отчуждена одним супругом в пользу другого, то вещь эта, подаренная, проданная или заложенная последним в пользу третьего лица, не подлежит уже возвращению в конкурсную массу.

Однако если имущество несостоятельного должника недостаточно будет на удовлетворение всех долгов, то супруг, в пользу которого совершено было отчуждение, отвечает лично за недостающее в пределах действительной стоимости вещи или же суммы, полученной при отдаче в залог, если нельзя доказать, что продажа или залог были совершены с целью погашения других долгов несостоятельного.

Постановление крайне неясное. Ввиду специальности постановления мы должны признать, что во всех прочих случаях отчуждения вещь, которая уже продана или заложена, возвращению не подлежит и воспользовавшееся ее ценностью лицо не подвергается даже личной ответственности.

Кроме того, при досрочных платежах, признанных незаконными, выданные деньги взыскиваются обратно в пользу массы^[99].

---

[1] Thaller, Des faillites en droit comparé, I, стр. 373.

[2] Представителями этой теории являются Otto, Die Anfechtung von Handlungen, welche ein Schuldner, zu dessen Vermögen Konkurs nicht eröffnet ist, zит Nachtheile seiner Gläubi­ger vornimmt, nach gemeinem, sächsichem und deutschem Reichsrechte, 1881; Sсhult­ze, Das deutsche Konkursrecht, 1880, стр. 65; Kohler, Lehrbuch des Konkursrechts, 1891, стр. 194.

[3] Представителем этой теории является Fitting, Das Reichs-Concursrecht und Concurs­verfahren, 1883, стр. 136.

[4] Представители этой теории: Соsaсk, Das Anfechtungsrecht der Gläubiger, 1884, стр. 24–30; Krasnopolski, Das Anfechtungsrecht der Gläubiger, 1889, стр. 24–28; Endemann, Das deutsche Konkursverfachen, 1889, стр. 232; Menzel, Das An­fechtungsrecht der Gläubiger nach oestreichischem Rechte, 1886, стр. 22; Förster-Eссius, Preussiches Privatrecht, 6 изд., т. I, стр. 772.

[5] Lippmann, Jahr. für Dogm. 1896, т. 36, стр. 155.

[6] Petersen (Z. f. deutschen Civilprocess, т. Х, стр. 50).

[7] Представители этой теории: Lippmann, Die rechtliche Natur des Anfechtungsrechts (Jahr. f. Dogm. 1896, т. 36, стр. 147 и затем 186 и след.); у нас с некоторым видоизменением Гольмстен, О праве кредитора опровергать акты, 1893, стр. 29–41. Эта теория поддерживается германской практической юриспруденцией.

[8] По Липпманну, даже Fiction eines schuldnerischen Eigenthums (стр. 187–188).

[9] Соsack, Anfechtungsrеcht, стр. 28.

[10] Endemann, Das deutsche Konkursverfahren, стр. 227.

[11] Desjardins, La loi des faillites (R. de deux mondes, 1888, ноябрь, стр. 160).

[12] Герм. конк. устав, § 29.

[13] Бельг. торг. код. § 422, п. 3; венг. конк. устав, § 27.

[14] Итал. торг. код. § 704, п. 3.

[15] Англ. конк. устав, § 43 и 47, п. 1.

[16] Windscheid, Lehrbuch des Pandectenrechts, II, § 463; Барон, Система римского права, § 235; Maynz, Cours de droits romain, II, § 300.

[17] Соsасk, Das Anfechtungsrecht der Gläubiger, стр. 5–6.

[18] Указание всех сроков см. у Lattes, Il diritto commerciale nella legislazione statutaria délle cittá italiane, стр. 325, прим. 14.

[19] Casaregis, Discursus legales, 75, п. 2. См. Straccha, De decoctoribus, III, 28 и IV, 10 – относительно преимуществ, представляемых одним кредиторам в ущерб другим; его слова повторяет Sсассia, Tractatus de commerciis, II, gl., п. 445.

[20] Esnault, Traité des faillites, стр. 224.

[21] Masse, Le droit commercial, II, стр. 338; Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 336–337.

[22] Соsack, Anfechtungsrecht der Gläubiger, стр. 12.

[23] Франц. гражд. код. § 1167, в этом отношении нет различия между конкурсным и общим порядком.

[24] Франц. торг. код. § 446 и 447.

[25] Lуоn-Саеn и Renault, Traité de droit commercial, VII, стр. 261–261 Boistel, Précis de droit commercial, стр. 712.

[26] По поводу 10-дневной прибавки во французской литературе существует разногласие. Одни доказывают, что она сохранилась в законодательстве по недоразумению, по забывчивости составителей закона (Langlais, Essai critique, стр. 103).

Действительно, она имела значение, когда подозрительный период считался за 10 дней от объявления несостоятельности, но когда начальный пункт его отнесен к прекращению платежей, существование прибавки представляется излишним.

Однако против этого возражают, что прибавка необходима в том случае, когда промежуток времени между прекращением платежей и объявлением несостоятельности слишком незначителен, когда объявление следует непосредственно за прекращением. (Thaller, Des faillites en droit comparé, I, стр. 388); Perсerou, Traité général de droit commercial, faillites, т. I, стр. 536–537.

[27] Здесь уже нет 10-дневной прибавки, потому что существенным условием опровержимости является знание контрагентом прекращения платежей, возможное только с этого момента.

[28] Франц. торг. код, § 448.

[29] Pеrсerоu-Thaller. Traité de droit соmmercial, Faillites, т. I, стр. 538.

[30] Endemann, Das koncursverfahren, стр. 290.

[31] Герм. конк. устав, § 29.

[32] Герм. конк. устав, § 31, п. 1.

[33] Fitting, Das Reichskonkursrecht, стр. 143.

[34] Герм. конк. устав, § 31, п. 2.

[35] Endemann, Das deutsche Konkursverfarhen, стр. 262.

[36] Герм. конк. устав, § 32.

[37] Endemann, Das deutsche Konkursverfahren, стр. 268.

[38] Герм. конк. устав, § 30, п. 1 (первая половина).

[39] Герм. конк. устав, § 30, п. 1 (вторая половина).

[40] Там же, п. 2.

[41] Герм. конк. устав, § 36.

[42] Герм. конк. устав, § 40.

[43] Герм. конк. устав, § 41, п.1.

[44] Masi, Del fallimento e della bancarotta, I, стр. 359.

[45] Итал. торг. код., § 708 и итал. гражд. код., § 1235.

[46] В этом отношении § 1235 итал. гражд. код. стоит выше § 1167 франц. гражд. код.

[47] В этом отношении итальянское право стоит выше французского, хотя ему и посылаются упреки со стороны французских исследователей за принятие в основание обмана (Thaller, Des faillites en droit comparé, I, стр. 405–406).

[48] Здесь итальянское право обнаруживает крупный недостаток, так как опровергаемые на этом условии действия настолько подозрительны, что должны бы были быть опровергнуты при одном знании со стороны контрагента прекращения платежей. Здесь заметно германское влияние.

[49] Итал. торг. код., § 707.

[50] Здесь закон повторяет постановление французского торгового кодекса, § 446, но не создает тех сомнений, потому что во французском законе сведены в одно платеж по непросроченным и просроченным обязательствам. В итальянском же законе главный вопрос – наступил ли срок исполнения, и если не наступил, то способ удовлетворения не играет никакой роли.

[51] Итал. торг. код., § 709.

[52] Здесь обнаруживается различие между новым итальянским правом и французским. По взгляду последнего, подобные действия опровергаются без возможности противного доказательства, обман составляет praesumptio juris et de jure.

[53] Masi, Del fallimento e della bancarotta, I, стр. 411–417.

[54] Итал. торг. код., § 710.

[55] Англ. конк. устав, § 20, п. 1.

[56] Закон говорит: against the trustee.

[57] Англ. конк. устав, § 47, п. l.

[58] Англ. конк. устав, § 48, п. l.

[59] Англ. конк. устав, § 49.

[60] Уст. судопр. торгового, ст. 460.

[61] Для большего еще затемнения смысла и без того неясного закона ст. 460 ссылается на следующую в порядке ст. 461.

[62] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1876, № 581. Напротив, Исаченко, Русское гражданское судопроизводство, т. II, стр. 495, утверждает, что по ст. 460 конкурс может требовать возвращения безденежно отчужденного из владения постороннего.

[63] Уст. гражд. судопр., ст. 1400, прил. III, ст. 30.

[64] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1883, № 105.

[65] Уст. судопр. торг., ст. 462.

[66] Уст. судопр. торг., ст. 461, п. 1.

[67] Уст. судопр. торг., ст. 460.

[68] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1876, № 581, 1881 № 37.

[69] Уст. судопр. торг., ст. 461, п. 2; т XVI, ч. 2, ст. 416.

[70] Уст. судопр. торг., ст. 460 и 461, начало.

[71] Противоположного мнения Туp, Объяснительная записка, стр. 240.

[72] Уст. судопр. торг., ст. 460.

[73] Уст. граж. судопр., прил. III к ст. 1400, ст. 30.

[74] Уст. судопр. торг., ст. 461, п. 2; реш. Гражд. Кас. Деп. 1875, № 101.

[75] Уст. судопр. торг., ст. 460.

[76] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1877, № 285, 1883, № 105. В первом изд. Свода Законов этой разницы не существовало (ст. 1433).

[77] Уст. судопр. торг., ст. 460.

[78] Т. X, ч. 1, ст. 1529, п. 2.

[79] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1880, № 105, 1890, № 117.

[80]  Противоположного мнения 4 Деп. Прав. Сен. 1892, № 133; 1907, № 564. Однако реш. Гражд. Кас. Деп. 1907, № 69.

[81] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1880, № 34; 1881, № 24.

[82] T. X, ч. 1, ст. 2014.

[83] Уст. судопр. торг., ст. 485.

[84] Законодатель неточно перевел французский термин paiment, который имеет значение не только платежа, но вообще исполнения.

[85] Франц. торг. код. § 449; герм. конк. устав, § 34; итал. торг. код. § 711.

[86] Соsack, Das Anfechtungsrecht der Gläubiger, стр. 338. Здесь имеется в виду, конечно, переводный вексель.

[87] Уст. судопр. торг., ст. 485.

[88] Уст. судопр. торг., ст. 540.

[89] Реш. 4 Деп. Прав. Сен. 1889, № 286.

[90] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1903, № 85.

[91] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1907, № 69.

[92] Тур, Германский конкурсный устав, III, стр. 127–128.

[93] Реш. 4 Деп. Прав. Сен. 1876, № 293; 1884, № 164; реш. Гражд. Кас. Деп. 1881, № 24; 1890, № 117.

[94] Уст. гражд. судопр., ст. 23. Притом закон разрешает кредитору вступить в производящееся уже дело, чтó не совпадает с просьбой об отмене силы отчуждения, так что и с этой стороны основания взгляда Сената представляются слабыми.

[95] Уст. судопр. торгового, ст. 462.

[96] Там же.

[97] Уст. судопр. торг., ст. 461.

[98] Прим. к ст. 462 устава судопр. торг.

[99] Уст. судопр. торг., ст. 485.