Сюда относятся: передача, давность, военная добыча и находка.
I. Передачей называется акт, по которому вещь из владения одного лица переходит во владение другого, приобретающего над ней право собственности. Это последнее условие существенно для передачи как способа приобретения права собственности, потому что передача сама по себе возможна и не как способ приобретения права собственности: например, передается вещь для пользования, передается залогопринимателю, передается как поклажа и т. п.; но ни в одном из этих случаев передача не представляется способом приобретения права собственности.
При передаче, в смысле способа приобретения права собственности, представляется: 1) лицо, передающее права собственности; 2) лицо, приобретающее это право; 3) законное основание (justus titulus), по которому передача составляет переход права собственности; и 4) сам акт передачи, состоящий в переходе владения от одного лица к другому.
Относительно лиц, встречающихся при передаче, мы не можем сказать ничего особенного, нового, а должны повторить только, что субъективные условия действительности сделки имеют значение и для действительности передачи: лицо передающее должно быть вправе совершить отчуждение, передать право собственности; лицо приобретающее должно быть способно к приобретению не только имущественных прав вообще, но и права собственности на данную вещь в особенности. Нам следует поэтому остановиться лишь на законном основании и акте передачи.
Передача права собственности всегда исходит из какой-либо сделки или вообще из какого-либо юридического отношения. Большей частью эта сделка существует до передачи, но иногда совпадает с ней. Например, когда совершается купля-продажа на недвижимое имущество, то сделка существует задолго до передачи имущества; но когда одно лицо дает другому милостыню, то сделка (дарение) совпадает с передачей. Эта-то сделка или юридическое отношение, на основании которого переходит право собственности, и есть законное основание передачи.
У нас оно нередко принимается даже за самый способ приобретения права собственности, но несправедливо: законное основание передачи установляет лишь право на передачу, а передача уже составляет способ приобретения самого права собственности.
Например, совершена купля-продажа: покупщик вправе требовать только передачи себе купленной вещи, но до передачи не имеет еще над ней права собственности. Тем не менее законное основание передачи существенно для ее действительности: недостаточно намерения лиц, участвующих в передаче, одного – передать право собственности, другого – приобрести его; недостаточно также и перехода самого владения.
Необходимо еще и законное основание для того, чтобы передача составляла переход права собственности; там, где нет этого основания, нет и перехода права собственности. Например, я передаю вещь лицу А, имея в виду, что дарю ему эту вещь: мне законным основанием передачи представляется дарение; но лицо А имеет в виду, что приобретает право собственности по мене: по его понятию, законное основание передачи составляет мена.
В таком случае право собственности не переходит с передачей, ибо дарение и мена, подобно другим договорам, существенно предполагают взаимное соглашение контрагентов, а так как такого соглашения нет, то нет ни дарения, потому что А не изъявляет согласия на принятие дара, ни мены, потому что я дарю, а не заключаю договор мены.
Нет, следовательно, и законного основания для перехода права собственности. Конечно, можно сказать, что и дарение, и мена представляют в нашем примере то общее, что имеют в виду установить переход права собственности; но сделка эта нечто единое, цельное, нераздельное, нельзя из нее взять одну часть, а другую оставить, нельзя поэтому признать, что право собственности все-таки переходит на том основании, что хотя интересанты имеют в виду разные сделки, но сходятся в том, чтобы перешло право собственности, а нужно сказать, что хотя передача и совершается, но право собственности не переходит.
Обращаясь к самому акту передачи, состоящему в переходе владения вещью из рук одного лица в руки другого, мы находим, что в иных случаях этот акт действительно совершается, в иных же только подразумевается.
И случаев последнего рода встречается немало в практической жизни: очень часто вещь на самом деле не передается приобретателю, а право собственности все-таки считается приобретенным, отошедшим от прежнего хозяина, и именно по передаче.
Такая подразумеваемая передача представляется, во-первых, в тех случаях, когда передача составляет до такой степени непосредственное, необходимое последствие сделки, на основании которой должна произойти передача, что она как следствие подразумевается сама собой, хотя и не была совершена на самом деле.
Например, такие случаи встречаются при покупке движимого имущества: очень нередко бывает, что заключается договор купли-продажи, покупщик уплачивает продажную цену, но купленная вещь остается пока в руках продавца, а все-таки считается уже собственностью покупателя.
Передача здесь подразумевается, и если искать наружного знака, выражающего ее, то разве заключается он в том, что проданная вещь запаковывается или, по крайней мере, выделяется из массы других товаров; но и это не всегда бывает.
Во-вторых, случаи подразумеваемой передачи представляются тогда, когда приобретателю права собственности передается не сама вещь, а знак ее, представитель. Так, в торговом быту передача фактуры (ведомости о товаре) заменяет передачу самого товара: купец, получивший фактуру, распоряжается означенным в ней товаром как своей собственностью, хотя бы товар и не был еще в его руках.
Или в торговом быту нередко бывает, что передается не сам товар, а ключ от амбара, вообще помещения, в котором находится товар, и передача ключа считается передачей самого товара.
Такая передача знака вместо передачи самой вещи есть остаток древней символической передачи, которая в особенности имела место относительно имуществ недвижимых. Например, в нашем древнем юридическом быту передача глыбы земли считалась передачей поземельного участка.
Настоящее время, разумеется, неблагоприятно для символов – они все более вытесняются; но если символ соответствует существу дела, то очень естественно удержаться ему и в настоящее время: так, передача ключа от помещения проданного товара естественно заменяет собой передачу самого товара.
Наконец, к подразумеваемой передаче следует отнести те случаи, когда передача вещи излишняя, потому что вещь уже находится в руках приобретателя, так как вещь может находиться в руках и такого лица, которое не имеет над ней права собственности.
Например, вещь передается как заклад, а впоследствии залогоприниматель приобретает над ней право собственности: так как вещь уже находится в руках приобретателя, то было бы пустой формальностью взять ее обратно от залогопринимателя и потом снова передать ему как приобретателю права собственности[1].
Эти-то случаи подразумеваемой передачи в особенности и внушают нередко мысль, что право собственности приобретается независимо от передачи, на основании самой сделки; но это несправедливо, как увидим впоследствии; а именно – переход права собственности установляется передачей, только что не всегда она совершается на деле, а во многих случаях лишь подразумевается.
Действительное совершение акта передачи в нашем юридическом быту неодинаково, но различается по роду имуществ, относительно которых совершается акт: иначе совершается передача имуществ недвижимых, иначе – имуществ движимых, хотя в том и другом случае передача существенно остается переходом владения.
Передача имущества недвижимого состоит в том, что лицо, приобретающее право собственности, получает возможность владеть имуществом: саму вещь нельзя передать в его руки, она остается неподвижной, но лицо придвигается к вещи, тогда как лицо, передающее право собственности, отдаляется от нее.
Поэтому передача недвижимого имущества очень удачно называется вводом во владение. По важности, которую законодательство приписывает недвижимому имуществу, передача его (ввод во владение. – А. Г.) совершается у нас при участии органов судебной власти или, лучше сказать, ими самими. Акт совершается таким образом: лицо, приобретшее право на передачу известного имущества, представляет окружному суду по месту нахождения имущества акт укрепления и просит о вводе во владение.
(Суд, удостоверясь в том, что акт совершен по правилам, в законе предписанным, и что ни запрещения на переход имущества к другому владельцу, ни спора о самом акте нет, постановляет решение о вводе приобретателя во владение; ввиду этого решения последний может просить суд о выдаче исполнительного листа.
На основании этого листа приобретатель имущества обращается к судебному приставу или к мировому судье, земскому начальнику, который, прибыв на место нахождения имущества, совершает акт ввода во владение, т. е. в присутствии нового владельца и приглашенных смежных владельцев, местного сельского старосты и свидетелей, преимущественно из живущих в имении лиц, возвещает о новом владельце имения, прочитывает акт укрепления и составляет так называемый вводный лист; вводный лист подписывается всеми присутствовавшими.
О совершенном вводе лицо, производившее его, делает отметку на акте укрепления и сообщает о том старшему нотариусу, который отмечает об этом в реестре крепостных дел; день этой отметки и почитается днем передачи и укрепления права на имущество[2]. – А. Г.)
По отношению к движимому имуществу передача называется вручением и совершается без всякого участия общественной власти, одними лицами, прикосновенными к сделке, на основании которой происходит приобретение права собственности[3]. Акт вручения очень прост: он заключается лишь в том, что вещь из рук лица, отчуждающего право собственности, передается в руки лица, приобретающего это право на вещи.
Как способ приобретения права собственности передача имеет обширное применение в нашем юридическом быту: пожалование, дарение, духовное завещание, купля-продажа и вообще все те сделки, которые клонятся к установлению перехода права собственности от одного лица к другому, а также и другие способы приобретения имущественных прав, как скоро они ведут к приобретению права собственности, например, наследование по закону, сопровождаются передачей.
Но, спрашивается, почему же передача существенна для приобретения права собственности, для чего это посредствующее звено между сделкой, ведущей к приобретению права собственности, и самим его приобретением? Мы видели, что во многих случаях передача только подразумевается. Почему же, спрашивается, не сводить приобретение права собственности к сделке, на основании которой происходит передача, а сводить именно к передаче, и притом иногда только подразумеваемой?
Некоторые юристы действительно принимают, что право собственности приобретается независимо от передачи, на основании самой сделки о переходе права собственности, и находят, что передача – одна формальность, которая если в прежнее время и почиталась существенной при некоторых сделках, то потому только, что в прежнее время вообще более дорожили формальностью, нежели дорожат ныне.
Но если обратить внимание на то, что передача составляет переход владения, а владение – существенная составная часть самого права собственности и предполагает передачу, одной сделкой лицо, приобретающее на основании ее право на передачу вещи, еще не становится владельцем, то нужно согласиться, что передача – более чем одна простая формальность: она есть основа приобретения права собственности.
В особенности это ее значение наблюдается в нашем юридическом быту. Нет, правда, существенной необходимости требовать акта передачи для приобретения права собственности, а можно связать это приобретение с самой сделкой, на основании которой происходит передача.
Так действительно и поступает современное французское законодательство, постановляя, например, что по совершении купли-продажи право собственности на вещь переходит к покупщику независимо от передачи, на основании одного договора[4].
Но ни наше законодательство не регламентирует этого, сводя приобретение права собственности к передаче, ни юридическое воззрение нашего общества не требует, чтобы самой сделке присвоена была сила передавать права собственности.
Напротив, в общественном сознании считаются необходимыми для приобретения права собственности по вещи прием ее, сдача, а это не что иное, как передача. И это объясняется исторически. Известно, что в неразвитом юридическом быту право собственности смешивается обыкновенно с владением и без владения не понимается: поэтому существенно, чтобы вещь поступила во владение лица, и только тогда лицо считается собственником, хозяином.
Такое воззрение было присуще и нашему древнему юридическому быту; следы его сохранились доныне, между прочим, в воззрении на передачу как на существенное дополнение к сделке о переходе права собственности или, лучше сказать, как на способ его приобретения.
II. Другой способ приобретения права собственности при посредстве владения – давность. Она, как известно, не есть учреждение единичное, но ее существо, ее свойства различны, смотря по тому, о каких правах идет речь. Мы рассматриваем давность как способ приобретения права собственности.
По определению нашего законодательства, бесспорное, спокойное и непрерывное владение вещью в виде собственности в течение 10 лет обращается в право собственности[5]. Отсюда с первого взгляда видно, что в давности именно владение есть тот путь, который ведет к приобретению права собственности, а само владение это называется владением давностным.
Каковы же принадлежности давностного владения? В определении законодательства, устанавливающем свойства владения, которое ведет к приобретению права собственности по вещи, подлежащей владению, оно характеризуется прежде всего как бесспорное, спокойное и непрерывное. Под владением бесспорным разумеется владение, не оспариваемое иском[6].
Следовательно не всякий спор против владения лишает его возможности доставить по давности право собственности по вещи, а только такой спор, который имеет значение иска, т. е. такой, который предъявлен лицом, имеющим право вчинять иск о праве собственности по вещи, и предъявлен притом надлежащему судебному месту. Итак, понятие о бесспорности давностного владения – понятие определенное, юридическое и более или менее тесное.
Трудно определить, что разумеет законодательство под владением спокойным. Можно разуметь под ним спокойствие фактическое. Но неужели всякое нарушение спокойствия владельца, всякая тревога обращает давностное владение в беспокойное, разрушает его?
Едва ли таково значение спокойного владения, характеризующего владение давностное: в самом законодательстве нет указания на то, чтобы каждая фактическая тревога давностного владельца разрушала его владение, а независимо от прямого указания законодательства, а priori, такого значения спокойному владению придать нельзя.
Можно думать, что владение спокойное значит то же, что бесспорное: законодательство наше не отличается строгой точностью речи, оно не дает себе отчета в каждом слове, им употребляемом, и поэтому если слово «спокойное» поставлено рядом со словами «бесспорное и непрерывное», то не следует еще, чтобы каждое из этих слов имело свой определенный смысл.
Нам кажется, можно принять, что спокойствие владения означает его бесспорность. Если же настаивать на самостоятельном значении спокойного владения, то следует придать ему такой смысл: законодательство, допуская приобретение права собственности по давности, все-таки не имеет в виду сделать давность способом слишком легким, удобным, и вот, находя, что понятие о бесспорном владении слишком расширяло бы значение давности, требует, чтобы давностное владение было не только бесспорным, но и спокойным, т. е. чтобы не было и таких нападков на владение, которые фактически представляются спором, хотя и не составляют спора в юридическом смысле.
Понимая спокойное владение в таком смысле, нужно сказать, что и спор, предъявленный против давностного владельца не собственником, но с его согласия, или спор со стороны собственника, но предъявленный не надлежащему судебному месту, или даже и простое заявление собственника правительственному установлению о неправильном владении давностного владельца, уже лишают владение свойства владения спокойного и тем разрушают давностное владение.
Требуется также от давностного владения, чтобы оно было непрерывным[7], т. е. чтобы владение было постоянным, чтобы в течение всего давностного срока лицо не переставало владеть вещью (разумеется, в смысле юридическом, юридическое же владение, как известно, не предполагает ежеминутного фактического отношения владельца к вещи, подлежащей его владению. – А. Г.).
Таким образом, непрерывностью как принадлежностью давностного владения требуется, чтобы оно не прекращалось для него и не начиналось для другого лица, будет ли то стороннее лицо или сам собственник вещи[8]. Но очевидно, что непрерывность как принадлежность давностного владения не исключает предоставления владения со стороны давностного владельца другому лицу.
Положим, лицо отдает внаем поземельный участок, состоящий в его давностном владении: поземельный участок поступает во владение нанимателя, но тем не менее числится за юридическим владельцем, и давностное владение его не прерывается.
Мало того, непрерывность давностного владения не исключает даже перемены в лице владельца: в известных случаях допускается так называемая преемственность давностного владения, т. е. хотя изменяется лицо владельца, но владение считается тем же, а не новым, так что последний давностный владелец вещи приобретает на нее право собственности по давности, не провладев вещью в течение полного давностного срока.
Такая преемственность владения допускается тогда, когда новый владелец приобретает владение от прежнего на основании какого-либо юридического отношения, так что новый владелец становится юридическим преемником прежнего, или titulo universali, или titulo singulari, т. е. новый владелец или потому является юридическим преемником предшественника, что вступает в его юридические отношения, или потому, что вступает во все его юридические отношения только по данному владению.
Так, наследник давностного владельца и лицо, приобретшее вещь, подлежащую давностному владению, по отчуждению, продолжают владение своих предшественников: и в том, и в другом случае владение остается единым, непрерывным и потому не перестает быть давностным.
По-видимому, в этом представляется аномалия, ибо преемственность как понятие юридическое относится к правам, а мы имеем в виду не право владения, а владение как состояние фактическое. Если лицо, не будучи собственником вещи, подлежащей его давностному владению, отчуждает ее как свою собственность, то все-таки не передает права собственности, и в юридическом смысле nihil agit.
Тем не менее следует сказать, что при такой передаче фактическое отношение одного лица переходит к другому, и этому фактическому отношению, в его движении, сопутствует мысль о праве – мысль ложная, тем не менее, однако, действительная.
Но повторим, что преемственность давностного владения допускается не безусловно, не во всех случаях, когда вещь, подлежащая давностному владению, переходит от одного лица к другому, а только тогда, когда переходу сопутствует сознание, что переходит именно то, что принадлежало предшественнику, ибо только тогда преемник совершенно вступает в данное юридическое сознание своего предшественника.
Поэтому, например, лицо, которое нанимает поземельный участок, состоящий в чьем-либо давностном владении, не становится преемником давностного владельца, ибо юридическое сознание приобретателя участка по найму иное, нежели юридическое сознание отдавателя. Подтверждением этому служит дальнейшая принадлежность давностного владения, которое, по определению законодательства, должно быть также владением в виде собственности[9].
Но что значит владение в виде собственности? Это понимают различно. Одни – в том смысле, будто давностный владелец должен питать в себе сознание о праве собственности по владеемой вещи, и на этом основании принимают добросовестность (bona fides) как принадлежность давностного владения по нашему праву, и притом принадлежность, необходимую не только для начала владения, как по римскому праву – mala fides superveniens non nocet, но и во все продолжение давностного срока, как определяет каноническое право.
На такую мысль о тождественности условия владения в виде собственности с добросовестностью владения наводит прежде всего сближение нашего права с другими правами, например, с римским и каноническим, которые полагают добросовестность одним из существенных условий давностного владения, т. е. такого владения, которое ведет к приобретению права собственности.
Но и независимо от такого сближения, приобретение права собственности со стороны недобросовестного владельца кажется несколько предосудительным для общественного быта: это значило бы, полагают, увенчать успехом недобросовестность. И вот, не находя в законодательстве прямого указания на добросовестность как принадлежность давностного владения, желают видеть это указание в том условии законодательства, чтобы владение давностное было владением в виде собственности.
Против этого можно возразить, что понятие добросовестности обширное: можно владеть добросовестно, по праву, например, по найму, по залогу или иначе, и все-таки не считать себя собственником.
Можно сказать также, что если и недобросовестный владелец имеет возможность сделаться собственником по давности, то из этого не следует еще, что недобросовестность вознаграждается со стороны законодательства, а тогда представится только один из нередких случаев, что недобросовестность имеет успех.
Другое дело, если бы законодательство полагало недобросовестность условием давностного владения; но выходит только, если не принимать выражение законодательства «в виде собственности» за требование добросовестности, что недобросовестность не составляет препятствия для приобретения права собственности по давности, а это еще далеко не то, чтобы недобросовестность вознаграждалась со стороны законодательства.
Другие понимают владение в виде собственности как условие давностного владения в том смысле, будто давностный владелец должен считаться собственником владеемой вещи во мнении других лиц, хотя бы на самом деле и не был ее собственником и даже сам не считал себя за собственника. Слова «владение в виде собственности» так общи, что можно понимать их и в этом смысле.
Наконец, рассматриваемую принадлежность давностного владения понимают так, будто давностный владелец должен действовать как собственник – все равно, считает ли он себя собственником владеемой вещи, считают ли его другие за собственника или нет, только чтобы давностное владение представляло всю видимость права собственности.
Итак, пусть давностный владелец владеет вещью под известными условиями – владение фактическое по наружному проявлению не отличается от владения-права; пусть владелец пользуется вещью – это естественное последствие владения; путь он распоряжается вещью, насколько распоряжается и собственник, воздерживающийся от уничтожения и отчуждения вещи.
Все эти воззрения на значение вида собственности при давностном владении встречались в нашей старой судебной практике. Когда возникал спор о праве собственности и владелец основывал свое право на давности, тогда он, для охранения своего права, отстаивал тот смысл выражения «в виде собственности», который наиболее ему благоприятен.
Но судебные места, решая спор о праве собственности, основывающемся на давности, сколько нам известно, большей частью имели в виду только давностный срок и мало обращали внимания на принадлежность давностного владения как владения в виде собственности.
Наиболее соответственно воззрению практики будет поэтому такое толкование выражения «в виде собственности», которое ближе всего подходит к условию о сроке, т. е. наименее стесняет практическое решение спора в пользу давностного владения. Тогда требование законодательства, чтобы давностное владение было владением в виде собственности, должно быть изъясняемо в смысле осуществления права собственности, независимо от сознания самого владельца и сознания других лиц.
И, таким образом, если давностный владелец поступает как собственник, то хотя бы он и не считал себя собственником, хотя бы и другие не принимали его за собственника, однако же владение его может быть признано давностным, как скоро оно соответствует другим условиям давностного владения. Выражение «в виде собственности» вполне допускает это толкование, и можно даже сказать, что оно всегда более подходит к буквальному смыслу закона.
(Но новейшая судебная практика, в лице кассационного ведомства Сената, придает выражению «в виде собственности» и однозначному с ним – «на праве собственности»[10] – вполне определенный смысл и возводит содержащееся в нем требование в необходимую принадлежность давностного владения.
Владеть «в виде собственности» или «на праве собственности» – значит владеть от своего имени, а не от имени другого собственника имущества; владеть, не имея к тому никакого юридического основания, ибо наличность этого основания будет или владением собственника, или владением от его имени.
При этом, конечно, лицо должно ясно выразить свое желание владеть от своего имени, т. е. лицо должно совершить ряд действий, приличных собственнику, из которых это желание было бы видно. При таком понимании рассматриваемой принадлежности давности внутренняя сторона владения заключается в сознании владельца, что он владеет за себя, а не за другого, не в качестве контрагента, представителя и т. п.
Отрицание чьего-либо права собственности на владеемое имущество, отрицание, выражающееся в действиях, придающих владению вид права собственности, как бы принадлежащего владельцу, – вот характерная черта давностного владения, выраженная словами «в виде собственности».
Такое понимание этих слов оправдывается и примером, которым законодатель иллюстрирует свою мысль. Cколько бы лет ни продолжалось владение казенными землями со стороны лиц, которым они отданы в пользование, земли эти не могут быть приобретены в собственность по давности. Причина этого та, что владение в этих случаях осуществляется не от собственного имени, а от имени казны[11]. – А. Г.)
Последняя принадлежность давности как способа приобретения права собственности – 10-летний давностный срок[12]. Принадлежность эта, как уже сказано, по воззрению нашей прежней практики, самая существенная. Так что практика эта мало обращала внимания на другие принадлежности давностного владения, а главным образом – только на истечение или неистечение 10-летнего срока давностного владения.
Когда лицо ссылалось на давность как на основание своего права собственности и доказывало, что владение его продолжалось более 10 лет, судебные ведомства обыкновенно довольствовались этим и не требовали доказательств бесспорности, непрерывности владения и т. д.
И если противная сторона указывала на перерыв давностного владения, то судебное присутствие требовало, пожалуй, доказательств не от того лица, которое ссылалось на давность, а от того, которое отвергало ее, хотя должно было быть наоборот.
Лицо, утверждающее право своей собственности на основании давности, должно доказать, что вещь действительно состояла в его владении в течение давностного срока, и это соответствовало всем условиям давностного владения. Но у нас нередко даже разумеют под давностью именно давностный срок.
Говорят, например: «Прошла давность, прошли две, три давности» и т. п. Все эти выражения указывают только на срок. Течение же давностного срока начинается от начала владения и продолжается, говоря вообще, непрерывно, т. е. в счет давностного срока входит все время, все дни продолжающегося давностного владения.
Так что если владение переходит в руки наследника владельца, то в счет давностного срока включается и все время так называемого лежачего наследства (hereditas jacens), ибо смертью владельца давностное владение не прерывается, а переходит преемственно к его наследнику.
Но, как мы упоминали в общем учении о давности, течение давностного срока приостанавливается, когда собственником вещи, подлежащей давностному владению, является, например, лицо несовершеннолетнее.
Тогда, по определению законодательства, на все время несовершеннолетия собственника течение давностного срока приостанавливается, но с наступлением совершеннолетия собственника оно продолжается, так что давностному владельцу засчитается время владения при юридическом предшественнике настоящего собственника[13].
Или лицо владеет вещью с условиями давностного владения в течение 5 лет; потом собственник вещи умирает, и наследником его является лицо несовершеннолетнее: все время несовершеннолетия в счет давностного срока не входит, и давностный владелец, для приобретения права собственности по вещи, должен владеть ею еще 5 лет со времени наступления совершеннолетия собственника.
Такое определение законодательства о приостановлении давностного срока на время несовершеннолетия собственника свидетельствует об особом уважении к интересам малолетних, тогда как можно обойтись и без него; по крайней мере оно не требуется существом юридического положения несовершеннолетнего.
Он имеет представителя в опекуне, который обязан охранять его права и отвечает перед ним за все убытки, происшедшие по его (опекуна. – А. Г.) нерадению: опекун обязан между прочим прерывать течение давностного срока; если же он доведет до того, что давностный владелец успеет приобрести право собственности по вещи опекаемого, то становится обязанным вознаградить последнего за убытки.
Но законодательство имеет в виду, что опекун легко может не знать, что какая-либо вещь, принадлежащая юридическому предшественнику опекаемого, состоит в давностном владении стороннего лица, между тем неведение факта с юридической точки зрения извиняется, и поэтому было бы несправедливо подвергать опекуна ответственности.
Но когда давностное владение прекращается и потом снова восстанавливается, то время прежнего владения не входит в счет давностного срока, а владение рассматривается как новое и для доставления давностному владельцу права собственности по вещи должно продолжаться со всеми условиями давностного срока.
Может, однако, возникнуть вопрос о времени, с которого нужно считать начало давностного срока новому владению. Разрешение вопроса зависит от способа прекращения прежнего давностного владения.
Оно может прекратиться или потому, что делается спорным, или потому, что прерывается: в первом случае начало нового давностного срока следует считать с начала срока для давности иска: во втором – со времени нового приобретения вещи в давностное владение.
Кроме указанных принадлежностей, исключительно свойственных давности как способу приобретения права собственности, давностное владение, будучи владением юридическим, должно соответствовать также всем условиям юридического владения, как субъективным, касающимся лица владельца, так и объективным, касающимся вещи, подлежавшей владению. Но в особенности при давности относительно лица владельца представляется лишь вопрос о том, могут ли приобретать право собственности по давности лица юридические?
Однако, очевидно, вопрос этот сводится к вопросу о способности юридического лица к юридическому владению, ибо если можно признать за юридическим лицом способность к юридическому владению, то надо признать за ним и способность к приобретению права собственности по давности; в противном случае – наоборот.
Мы выше признали за юридическим лицом способность к юридическому владению, разумеется, через представителя; с тем вместе должны признать и способность к приобретению права собственности по давности.
И в самом деле, наши городские и сельские общества, монастыри и тому подобное в процессах нередко указывают на давность как на способ приобретения права собственности по вещи, и оно признается за ними на тех же основаниях, на каких признается приобретение права собственности по давности лицами физическими.
Относительно вещи, подлежащей давностному владению, вообще заметим, что вещь должна быть способна подлежать праву собственности. Не все вещи, как известно, имеют такую способность. Но, кроме того, законодательство в особенности указывает на некоторые вещи как не подлежащие давности. Так оно указывает:
1) На межи генерального межевания как на предметы, не подлежащие давности[14]. Что значит это определение законодательства? Межа составляет идеальную линию, разграничивающую два поземельных участка; межой называется также знак, обозначающий эту границу, направление линии.
Что касается грани, самой идеальной линии, то, конечно, понятие о давности к ней не применяется: идеальная линия – не вещь. Межа в смысле знака составляет или государственную, или частную собственность: но ни в том ни в другом случае нет основания – почему бы не допустить к межевому знаку применение давности, разве только можно указать на то определение законодательства, что межевые знаки не подлежат давности.
Но случаи завладения межевым знаком, конечно, весьма редки, ибо само завладение представляет слишком мало интереса; едва ли и законодательство имеет в виду это завладение, а смысл постановления заключается, кажется, в следующем.
При производстве генерального межевания, как и межевания специального, дачи обводятся межой, которая обозначается на межевом плане и в межевой книге, и вот законодательство постановляет, что если землевладелец будет считать межой поземельного участка не межу, установленную по генеральному межеванию, а другую черту, и вследствие того будет владеть поземельным участком, ему не принадлежащим, то, хотя бы с этим владением были соединены все условия давностного владения, межа генерального межевания все-таки не изменяется, по давности не переходит.
Это не значит, что поземельный участок, лежащий за чертой генерального межевания, не может быть приобретен по давности: если оказываются все условия давностного владения относительного этого участка, то он может быть приобретен в собственность по давности, точно так же, как может быть приобретен в собственность по передаче (например, на основании купли-продажи, дарения и т. д. – А. Г.), только что границы дачи по генеральному межеванию не изменяются.
На основании определения о неподлежании межи генерального межевания давности иные хотят совершенно устранить давность относительно поземельных участков за межой; но это необоснованно; мысль законодателя только в том, чтобы по затруднительности генерального межевания устранить изменение его меж.
Итак, если бы лицо стало утверждать, что поземельный участок составляет его собственность, лишь потому, что оно постоянно считало границу этого участка межой своей и соседней дачи по генеральному межеванию, тогда как межа эта ближе, то на этом только основании поземельный участок за межой нельзя признать собственностью лица, ибо межи генерального межевания не подлежат давности.
Но если владение поземельным участком, находящимся за чертой генерального межевания, представляет все условия давностного владения, то и поземельный участок приобретается в собственность по давности.
(2) Не подлежат действию давности также заповедные имения[15]. Сколько бы лет стороннее лицо ни владело таким имением или частью его, оно никогда его в собственность не приобретет.
Это исключительное постановление, с одной стороны, является вполне последовательным выводом из того, в существе неправильного, взгляда, что «заповедное имение принадлежит не одному настоящему владельцу, но всему роду»[16] и, следовательно, не может по небрежению или явному намерению владельца перейти к другому лицу, завладевшему им; с другой стороны, законодатель желал, в интересах дворянских родов, упрочить за ними их имения.
3) Дворцовые имущества, именуемые «государевыми», не подлежат ни в целом ни в частях действию давности[17]. Кроме указанных трех исключений из правила о действии давности относительно всякого имущества, способного подлежать праву собственности, ни о каких других закон не упоминает, и создавать новые исключения, выводя их или из исторических данных или из общего смысла законов, ни наука ни практика не вправе. – А. Г.)
Если все условия давностного владения налицо, то по истечении 10-летнего срока право собственности по вещи, подлежащей давностному владению, приобретается само собой. Но обыкновенно приобретение права собственности по давности не обнаруживается немедленно: в действительности, если приобретается право собственности по давности, то оно не укрепляется даже и тогда, когда касается имущества недвижимого, а лицо по-прежнему продолжает владеть, пользоваться и распоряжаться вещью, как до истечения давностного срока; только по случаю спора о праве собственности со стороны прежнего хозяина право признается приобретенным по давности.
Так бывает обыкновенно. Но может быть и иначе, особенно по отношению к имуществу недвижимому, по которому право собственности в других случаях всегда укрепляется, тогда как право собственности по движимому имуществу не нуждается в укреплении.
Лицо, приобретшее по давности право собственности на недвижимое имущество, может обратиться в окружной суд по месту нахождения имущества, представить доказательства, что все условия давностного владения в данном случае соблюдены, и просить признания за ним права собственности и выдачи акта о приобретении имущества.
(Кассационная практика выработала для дел подобного рода особые правила, основанные на общем смысле законов, а именно: по постановлении, в охранительном порядке, определения о признании права собственности за давностным владельцем суд предписывает выдать новому собственнику свидетельство на владение и определяет размер причитающихся крепостных пошлин.
На основании этого определения собственник, по взносе крепостных пошлин, получает от нотариуса свидетельство о владении, которое представляется старшему нотариусу не для утверждения, а для отметки в крепостном реестре. Это свидетельство заменяет вполне акт укрепления. – А. Г.)
III. Способом приобретения права собственности при посредстве владения представляется также добыча, под которой, как мы видели выше, разумеется отнятие вещей у неприятеля с соблюдением известных правил, принятых в международном праве и установленных в положительном законодательстве.
Добычей называются также и сами вещи, отнятые у неприятеля. Обыкновенно учение о добыче вносится в область международного права на том основании, что право войны составляет существенную составную часть этого предмета, а право войны определяет, между прочим, и права воюющего на имущество, захваченное у противника.
Но так как добыча представляется способом приобретения права собственности, то существо ее должно быть рассмотрено также и в гражданском праве. Нам приходится поэтому обратить внимание на лиц, которые приобретают добычу, на вещи, подлежащие захвату, и на некоторые условия, от соблюдения которых зависит правомерность и действительность добычи как способа приобретения права собственности.
(Что касается лиц, которым предоставляется приобретать добычу, то право приобретения добычи ныне представляется только одному государству по отношению к другому[18]. Это видно уже из того, что в наше время война представляется отношением между государствами, отдельные же граждане воюющих держав непосредственно не состоят между собой ни в каких враждебных отношениях, а принимают участие в войне только как орудие правительства и только в этом качестве прикосновенны к праву войны.
На то же указывает само основание добычи: основанием добычи в наше время является не то, что неприятель считается чуждым всяких прав, как было в древнее время, а добыча допускается в том смысле, что захватом вещей неприятель лишается средств к ведению войны.
Добыча – собственность государства. Определения нашего законодательства о добыче сообразны этому: оно вообще называет добычу имуществом государственным[19], следовательно признает ее собственностью государства, а не отдельных лиц.
Органами государства при приобретении добычи являются: относительно добычи сухопутной – армия, захватившая неприятельскую территорию[20], а относительно морской – суда неприятельского военного флота и в исключительных случаях флота торгового, а именно, когда на них совершено неприятелем нападение, или когда они участвовали в отбитии вместе с военным судном[21].
Для отдельных лиц, хотя и принадлежащих к армии и флоту, добыча не составит законного способа приобретения права собственности. Хотя относительно сухопутной добычи наше законодательство и говорит, что распределение всей добычи делается по указаниям главнокомандующего[22], но здесь распределение означает не раздел между лицами, принадлежащими к войску, а распределение по свойству и назначению захваченного имущества между отдельными частями войск или военного управления; это видно из того, что предметом добычи могут быть только «предметы, принадлежащие армии», т. е. одни средства ведения войны: уже по существу своему ни не могут быть распределены между отдельными лицами.
Что касается добычи морской, то тут, с отменой каперства[23], и речи быть не может о приобретении права собственности отдельными лицами. Захваченные суда или остаются в собственности морского ведомства, или продаются с публичного торга; в обоих случаях лица, совершившие захват, будь то команда или частное лицо, получают только так называемое призовое вознаграждение[24].
Предметом военной добычи, по определению нашего законодательства, могут быть «предметы, принадлежащие неприятельской армии или приготовленные для нее склады»[25], т. е. вещи, принадлежащие государству.
Это согласно и с правилами Брюссельской конференции, в которых говорится, что захватываться могут «принадлежащие, собственно, правительству наличные деньги, капиталы, подати и прочие ценности, склады оружия, перевязочные средства, магазины, запасы продовольствия и вообще всякие правительственные движимые имущества, могущие служить целям войны»[26].
Вещи, принадлежащие частным лицам, не могут быть предметом военной добычи[27]. Самое большее, что принадлежащие частным лицам вещи, могущие служить целям войны, переходят во владение государства, занявшего неприятельскую территорию, но по окончании войны они возвращаются собственникам[28].
Исключение установлено относительно морской добычи: предметом добычи могут быть не только военные неприятельские суда, но и торговые, как неприятельские, так и нейтральные, если эти последние так или иначе помогают неприятелю, например, провозят войска, контрабанду и т. п.[29] – А. Г.)
Установлены еще некоторые принадлежности относительно самого приобретения добычи. Так, по самому существу добычи как способа приобретения права собственности по вещи неприятеля требуется фактический переход вещи из рук неприятеля, требуется захват, почему и самая добыча называется также захватом.
Это-то условие и характеризует добычу, как способ приобретения права собственности при посредстве владения. Но одного захвата недостаточно для приобретения права собственности по захваченной вещи. Требуется еще, чтобы в течение известного времени вещь находилась в руках захватившего.
(Так, относительно морской добычи требуется, чтобы судно было отведено в безопасное место[30], а относительно добычи сухопутной – чтобы в течение суток она была в руках захватившего[31]. Наконец, и самый способ захвата должен удовлетворять известным условиям, а именно: добыча может быть приобретена или открытой силой, или дозволенной военной хитростью (стратагемой), но прибегать к вероломству строго запрещается… – А. Г.[32])
IV. (Находка, наконец, тоже является способом приобретения права собственности при посредстве владения; но, как мы видели выше, не само по себе обретение вещи приводит к установлению права собственности – для этого требуется целый ряд условий.
а) Обретение вещи потерянной[33], т. е. хозяин должен лишиться владения вещью по неосторожности или небрежности; а потому, если вещь он оставил с намерением, она не считается потерянной; не считается она потерянной и тогда, когда была украдена у хозяина и ворами потеряна – сам хозяин должен ее потерять.
b) Хозяин вещи в момент обретения ее должен быть неизвестен нашедшему,[34] хотя этот признак не существен для наказуемости присвоения находки[35], так как с точки зрения уголовной политики это безразлично: одинаково наказуемо присвоение найденной вещи, – знал или не знал нашедший, кому вещь принадлежит, но для наступления гражданских последствий находки это существенно.
Известность хозяина может быть более или менее очевидна; она очевидна, когда нашедший знал, кому вещь принадлежит, например, потому, что сам продал вещь потерявшему ее или когда он по виду вещи или из именной надписи узнал хозяина, cкажем, когда он нашел именной билет или когда он по обстановке должен был заключить, кто хозяин вещи (например, когда вещь найдена в стене дома, в купленном шкафу, в саду, на лестнице и т. п.).
c) Нашедший должен заявить о находке полиции в течение трех недель со времени обретения[36]; в противном случае, кроме отобрания вещи, он подлежит наказанию за присвоение находки.
d) Неявка собственника до третьей публикации, делаемой полицией немедленно по получении заявления о находке; явка собственника сама по себе не дает права требовать возврата вещи – он должен доказать, что вещь его: он должен, как говорит закон, явиться с полным и верным доказательством принадлежности вещи[37]. При этих условиях вещь остается у нашедшего в собственности, хотя до явки закон за ним признает право пользования находкой[38]. – А. Г.)
В римском праве способом приобретения права собственности при посредстве владения представляется еще спецификация (specificatio): при известных условиях вещь становится собственностью лица, которое перерабатывает ее, изменяет ее форму, так что с изготовлением изделия связывается переход права собственности, и, следовательно, изготовление, спецификация становится способом приобретения вещи.
Именно в законодательстве Юстиниана встречается такое определение: когда лицо из чужого материала приготовит какое-либо изделие, вещь, то если вещь эта может быть обращена в прежнюю форму, она составляет собственность хозяина материала, а если прежнюю форму вещи восстановить нельзя, то спецификант становится ее собственником и обязывается вознаградить хозяина материала за нарушение его права собственности.
И поэтому, например, серебрянник, выделавший из чужого серебра посуду, не приобретает права собственности на серебро и не становится хозяином посуды, потому что серебро, употребленное на посуду, можно перелить в прежнюю форму; а портной, приготовивший одежду из чужого сукна, становится хозяином одежды, т. е. приобретает на сукно право собственности, потому что изрезанное сукно нельзя привести к прежнему виду; только портной обязывается вознаградить хозяина сукна. Так разрешил император Юстиниан знаменитый в римском праве спор между двумя школами относительно спецификации.
Одна из этих школ рассуждала, что форма, которую получает материал, несущественна для определения по материалу права собственности, ибо во всяком случае материал имеет какую-либо форму и господство над вещью означает господство над материалом, а не над формой. Сообразно этому, юристы, последователи этой школы, полагали, что если изделие изготовлено из чужого материала, то право собственности и по изделию должно быть признано за хозяином материала.
Другая школа, напротив, рассуждала, что в изделии существенен труд человеческий, но труд проявляется именно в форме, которая дается вещи. Например, из сукна изготовлена одежда: понятие о материале, из которого сделана одежда, – дело второстепенное, а существенно то, что является одежда, вещь, удовлетворяющая известной человеческой потребности.
Поэтому юристы, последователи другой школы, полагали, что собственником изделия следует признавать спецификанта, автора изделия, только что он обязан вознаградить хозяина за лишение его собственности.
Но решение Юстиниана и заимствованное от него правило новейшего римского права чуждо строгой юридической последовательности и материально несправедливо. Оно чуждо последовательности права, потому что хотя материал, употребленный на изделие, и испорчен, но юридическое господство над материалом остается неприкосновенным.
Возможность или невозможность обратить материал, употребленный на изделие, в прежнюю форму – это обстоятельства совершенно случайные, не имеющие никакого значения в области права, и, следовательно, не могут обусловливать юридических определений, ибо только юридическое различие в состоянии произвести различие в юридическом разрешении данных случаев.
Материально несправедливо решение потому, что производит неравенство: в одном случае признается за спецификантом право собственности, а в другом не признается, тогда как данные, условия юридические в обоих случаях одни и те же: в одном случае употребляется чужой материал и в другом употребляется чужой материал; в одном случае прилагается труд и в другом – тоже. Правда, в одном случае представляется возможность установить такой порядок, как будто бы спецификации не было; в другом случае нет этой возможности. Но что же из этого следует?
Отнюдь не то, что во втором случае само право собственности хозяина материала должно быть отвергнуто, не признано: напротив, тогда-то в особенности и нужно отстоять права собственности, когда наносится ему такой сильный удар.
Право собственности хозяина материала представляется только нарушенным, а не прекратившимся, и, как нарушение всякого другого права, нарушение права собственности хозяина материала дает ему право на вознаграждение со стороны спецификанта за те убытки, которые понесены хозяином от самовольного употребления материала на изделие; а если нет убытка, то нет и права на вознаграждение.
Оказывается, таким образом, что по строгой последовательности права спецификация не составляет способа приобретения права собственности, а может вести к нему только по особому определению законодательства или по обычаю.
Но у нас нет такого определения в законодательстве, и поэтому мы, основываясь на юридических началах, на самом понятии о праве собственности, не признаем спецификацию способом его приобретения. Но слышится нередко и противное мнение, и даже некоторые юристы отстаивают спецификацию как способ приобретения права собственности.
Они имеют в виду, что труд, искусство, как это и бывает, действительно, нередко берут перевес над материалом, и поэтому больно отказать спецификанту в праве собственности на произведение труда.
Например, из чужого мрамора изваяно художественное произведение: кусок мрамора сам по себе представляет незначительную ценность, но как статуя он, может быть, предмет неоценимый. Как же, говорят, не обратить внимания на эту перемену, произведенную в мраморе ваянием, а сухо и холодно отзываться, что право собственности принадлежит хозяину мрамора?
И вот юристы стараются найти какое-либо юридическое основание для признания права собственности за спецификантом и в особенности нередко полагают это основание в оккупации: утверждают, что с изменением формы материала является новая вещь, никому не принадлежащая, что спецификант завладевает этой вещью и через то делается ее собственником.
Но как ни похвально воздать должное труду, как ни обидно подчинить право художника праву хозяина материала, с юридической точки зрения все-таки нужно сказать, что собственник материала остается его собственником, какой бы вид ни принял материал.
Много таких случаев, в которых строгая последовательность права расходится с соображениями другого рода; много таких случаев, в которых безусловное служение правде требует материальных пожертвований, равнодушия к дарованиям. Право сурово, и различия, имеющие значение в области труда, вкуса, иногда совершенно ничтожны в области права.
Я не полагаю даже, чтобы для определения юридического значения спецификации следовало допустить естественную справедливость, отличную от строгой юридической последовательности: и по естественной справедливости следует сказать, что хозяин материала – также и хозяин изделия, изготовленного из материала.
Если бы хозяин материала вздумал извлекать какие-либо выгоды из случившейся с материалом перемены, то справедливость требует, конечно, дать вознаграждение спецификанту; но нет для него права на вознаграждение, когда хозяин материала не извлекает выгод из спецификации.
[1] В римском праве такая передача называется brevi mаnu traditio (передача короткой рукой), а из римского права это выражение перешло и в юридический язык новых западных народов.
[2] У. г. с., cт. 926, 1424-1437.
[3] Ст. 993, 1510.
[4] Code civ., art. 1138.
[5] Ст. 557.
[6] Ст. 558, 559.
[7] Ст. 533.
[8] Владение собственника, конечно, не будет владением фактическим, а владением по праву собственности, но тем не менее и владение собственника прекращает юридическое владение давностного владельца.
[9] Ст. 533.
[10] Ст. 560.
[11] Там же.
[12] Ст. 565.
[13] Ст. 694, прил. к прим. 2.
[14] Ст. 563.
[15] Ст. 564.
[16] Ст. 485.
[17] Ст. 561.
[18] Ст. 410.
[19] Там же.
[20] См.: Правила Брюссельской конференции (Пр. Брюсс, конф.), ст. 6, а также: Высочайший указ от 11 мая 1877 г., п. 12.
[21] Пол. о морск. приз., cт. 15.
[22] Пол. о заг. по в. в., cт. 145.
[23] Парижская декларация от 4/16 апреля 1856 г.
[24] Пол. о морск. приз., cт. 33, 35, 36, 48.
[25] Пол. о заг. по в. в., cт. 145.
[26] Пр. Брюсс. конф., cт. 6.
[27] Там же, ст. 38.
[28] Ук. ист., cт. 6.
[29] Пол. о морск. приз., cт. 5, 10, 11.
[30] Ук. ист., ст. 22.
[31] Закон от 10 июля 1806 г. (Cм.: т. X, ч. 1 изд. 1857 г., ст. 3, прил. к ст. 410. Приложение это целиком законодательным порядком не отменено, а исключено порядком кодификационным; следовательно статьи, не противоречащие позднейшим законам и международным соглашениям, сохраняют свою силу).
[32] Пр. Брюсс. конф., ст. 13, п. 7, ст. 14; Пол. о морск. приз., ст. 3, 5, прил. к ст. 410.
[33] Ст. 539: «нашедший потерянную вещь».
[34] Ст. 538.
[35] У. н., cт. 178.
[36] Там же, cт. 179.
[37] Ст. 531.
[38] Ст. 537.
