Предыдущие замечания нелишни для понимания смысла и происхождения положений новых кодексов вообще и их отношения к нашему институту, в частности.
Приводим законы главнейших новых уложений о правах добросовестного владельца на плоды.
Code civil постановляет:
Art. 549. Le simple possesseur ne fait les fruits siens que dans le cas où il possède de bonne foi; dans le cas contraire, il est tenu de rendre les produits avec la chose au propriétaire qui la revendique.
Art. 550. Le possesseur est de bonne foi quand il possède comme propriétaire, en vertu d’un titre translatif de propriété dont il ignore les vices. – Il cesse d’être de bonne foi du moment où ces vices lui sont connus.
Эти законы представляют заимствование из римского права (даже с редакционной точки зрения; характерно в этом отношении выражение: fait les fruits siens – fructus suos facit) с устранением странной и непонятной restitutio frutuum extantium. Притом римское право, конечно, заимствовано в том виде, как его понимали современные догматики-романисты, т. е. в несколько искаженном виде.
К таким ошибкам (с точки зрения заимствуемой догмы римского права и в то же время цивильной политики) относятся: 1) ограничение института владением в виде собственности (possède comme propriétaire); 2) требование титула приобретения главной вещи (en vertu d’un titre translatif de propriété); 3) что касается неправильного определения bona fides, ср. выше, стр. 305 и сл.
Codice civile per il regno d’Italia постановляет:
701. E possessore di buona fede chi possede come proprietario in forza d’un titolo abile a transferire il dominio, del qual titolo ignorava i vizi.
702. La buona fede è sempre presunta, e chi allega la mala fede deve darne la prova.
Basta che la buona fede vi sia stata al tempo dell’acquisto.
703. It possesore di buona fede fa suoi i frutti, e non è tenuto a restituire se non quelli che gli siano pervenuti dopo la domanda giudiziale.
Здесь к ошибкам французского кодекса прибавлено еще постановление о достаточности наличности bona fides в момент приобретения владения главною вещью, т. е. применено правило римского права о condicio usucapiendi (m. f. superveniens non noset) к институту приобретения плодов (ср. мнение Юлиана в 1. 25 § 2 D. de usur. 22, 1; выше, стр. 113).
Австрийское гражданское уложение точнее и правильнее передает положения римского права и его правила, поэтому соответственно лучше и с точки зрения цивильной политики. Так, оно признает наличность недобросовестности владения не только в случае знания владельца, что вещь не принадлежит ему, но также и в том случае, если владелец по обстоятельствам дела должен предполагать принадлежность вещи другому (ст. 326).
Оно различает законных владельцев как владельцев, снабженных титулом, от незаконных, указывает, что добросовестным может быть и “незаконный владелец” (ст. 326) и в ст. 330, предоставляющей добросовестному владельцу плоды вещи в собственность с момента отделения, не упоминает об условии законности владения[1].
Впрочем, этот прогресс в австрийском уложении не свидетельствует о прогрессе цивильно-политического понимания института приобретения плодов или понимания bona fides вообще, как это, например, видно из признания наличности bona fides и во время процесса (ст. 338)[2].
Более самостоятельное отношение к римскому праву и оригинальное отступление от него находим в области нашего института, как и по многим другим вопросам, в прусском земском уложении. Главная особенность состоит в установлении особых правил пропорционального деления плодов между собственником и добросовестным (титулованным) владельцем вещи.
Чтобы понять происхождение и содержание этого нововведения, необходимо, впрочем, тоже обратиться к римскому праву, а именно к его институту деления доходов приданого между мужем и женою.
Этот институт, как мы старались доказать в Fruchtvertheilung (l-te Abhandl.)[3], находился в теснейшей связи с римскою свободою разводов, т. е. с возможностью для обоих супругов во всякое время путем одностороннего изъявления развода прекратить личные и имущественные брачные правоотношения.
Последствием такого разводного права было то, что жена, объявив развод пред жатвами, могла бы присвоить себе весь валовой доход от приданого за последний год, что муж, женившись пред жатвами и объявив развод после сбора плодов, мог бы аналогично устроить выгодную спекуляцию на счет жены, и что во всяком случае для обоих супругов такой или иной выбор времени развода связан был бы с весьма важными имущественными последствиями в том смысле, что путем удачного выбора времени развода один супруг мог достигнуть крупного обогащения на счет другого.
Таким образом, принцип неограниченной свободы развода вместе с правилом, что доходы от дотального имения принадлежат мужу или жене, смотря по тому, собраны ли они во время брака или нет, скрывали в себе зловредный нравственный яд, примешивая к вопросу о продолжении брака или разводе, а равно и к вопросу о выборе времени развода, корыстные и бесчестные мотивы и создавая возможность грязных спекуляций на почве брачных отношений.
И вот цивильно-политическая функция института fructuum dotis divisio состояла в очищении римского брачного права от поводов и оснований для таких грязных мотивов и расчетов. Возникновение этого института устранило для жены денежный мотив объявить развод именно до жатв, а для мужа – мотив спекулировать в противоположном направлении, потому что правила пропорционального деления доходов приданого наперед устраняли возможность непропорционального обогащения или потери для одного из супругов, смотря по моменту развода.
К этой, так сказать, нравственно-очистительной функции были приспособлены и отдельные положения института fructuum divisio, в частности, например, сообразно с этой задачей института деление доходов относилось только к так называемому последнему дотальному году, но не касалось первого, т. е. подлежали делению только те жатвы, аппетит на которые мог влиять на поведение супругов и деморализовать их.
Во всех прочих многочисленных случаях перехода права на доходы от одного лица к другому, например в случае возникновения или прекращения узуфрукта, в случае приобретения легата или выдачи фидеикомисса etc. etc. римское право не знает подобного пропорционального деления, а решает просто, что предыдущему управомоченному, например наследнику, принадлежат плоды, собранные им до момента прекращения его права, последующему же управомоченному, например легатарию, узуфруктуару или приобретшему собственность или только право пользования по иному какому-либо основанию, принадлежат плоды, которые еще не были собраны при его предшественнике.
В этих случаях прекращение права пользования зависит не от произвола стороны, желающей обогатиться на счет другого, и здесь во всяком случае применение специальных правил о fructus dotis, имеющих в виду именно возможность произвольных спекуляций, не имело бы цивильно-политического смысла.
Совсем иначе смотрела на эти вопросы наука римского права с эпохи глоссаторов вплоть до наших дней. Здесь традиционно господствовала следующая точка зрения.
Не обращая внимания на психическое воздействие норм гражданского права, на влияние их на мотивацию и поведение сторон и, следовательно, на изменчивость species facti под психическим влиянием содержания действующего права, а, напротив, исходя из species facti (в данном случае состоящих в прекращении брака до или после жатв) как чего-то прочно, независимо от психического воздействия права неизменно данного, романисты не замечали особого значения и основания римских правил о делении дотальных плодов, видели в них только воплощение принципа справедливого и равномерного деления плодов пропорционально продолжительности прав мужа на приданое и onera matrimonii и удивлялись, почему римское право не распространило таких же справедливых правил деления и на узуфрукты.
При этом игнорировалось и то обстоятельство, что нельзя видеть в решающем значении момента perceptio при узуфрукте что-то особенное и исключительное, свойственное именно римскому узуфрукту, что тот же принцип действует во всей системе римского права, так что его отнюдь нельзя объяснить с точки зрения особенностей узуфрукта и что, напротив, деление дотальных плодов представляет сингулярное и исключительное явление, единичное изъятие из общих принципов римского права.
Эти недоразумения были причиною разных практическо-догма-тических промахов со стороны юриспруденции, а также и возникновения весьма неудачных законов в новых гражданских уложениях. Так, например, романисты ввиду мнимого тождества ratio iuris стремились распространить аналогично римские правила деления дотальных плодов на ленные отношения, семейные фидеикомиссы, usus fructus maritalis германского права etc.
Code civil и Codice civile содержат в данной области чисто внешнее и с точки зрения современной цивильной политики в высшей степени нерациональное подражание римскому праву (“Frucht-vertheilung”, стр. 233 и сл.) etc. Что касается составителя прусского Landrecht, то он исходил из того, что отношение римского права к узуфрукту в области доходов несправедливо, и поэтому он не ограничился установлением пропорционального деления для брачно-иму-щественных отношений, а распространил его и на узуфрукт и институты германского права: ленные отношения, семейные фидеикомиссы, а также и на добросовестное владение.
При этом деление относится только к последнему году названных отношений, как и в римском праве, хотя этот принцип римского права покоится на специальной ratio, теперь исчезнувшей в области семейственного права и не существующей в других случаях применения прусских правил деления[4].
Входить в подробное рассмотрение самых весьма неудачных[5] правил деления плодов прусского права здесь нет необходимости, а достаточно ограничиться указанием на неуместность распространения института пропорционального деления доходов на добросовестное владение.
С точки зрения сознательной и рациональной цивильной политики рецепция римских правил деления дотальных плодов даже с ограничением области их применения дотальным правом (как это, например, сделали составители Code civil, art. 1571), конечно, должна быть отвергнута; тем не менее в пользу установления деления доходов вообще при перемене субъектов права пользования (или прав, содержащих в себе и право пользования, как-то: права собственности) на других основаниях и не только в последнем году известных отношений можно привести веские цивильно-политические соображения как с точки зрения распределения народного дохода (и капитала), так и с точки зрения производства. Главная сущность их сводится к следующему.
Предоставляя другим (например, предоставляя в завещании узу-фрукт своего имения своему родственнику) и приобретая права пользования на какие-либо капитальные имущества, люди имеют в виду предоставить или приобрести соответственную продолжению права пользу, соответственный доход от капитала.
Между тем принцип римского права, особенно рельефно формулированный в art. 585 Code civil (“Плоды, стоящие или висящие в момент открытия узуфрукта, принадлежат узуфруктуару; плоды, находящиеся в том же состоянии в момент прекращения узуфрукта, принадлежат собственнику без вознаграждения с той или другой стороны издержек на обработку поля и посевы”), ведет в этой области к случайным неожиданностям, например к тому, что временный субъект права пользования, при существовании его права как раз в течение времени сбора плодов, в один месяц может случайно получить не только подготовленный другим чистый доход целого года, но и значительную (при теперешнем интенсивном хозяйстве весьма значительную) сумму чужого оборотного капитала, заключенного в валовом доходе; или, наоборот, при других обстоятельствах – к тому, что такой субъект вместо пользы от предоставленного ему права понесет только значительные потери в виде затрат на производство, продукты которого достаются вследствие наступления обстоятельств, прекращающих его право до жатв, другому.
Этим нарушаются правильный ход распределения народного дохода и капитала и желательная причинная связь этого распределения с законными намерениями и деятельностью субъектов частных хозяйств, а вместо этого вводятся случайные, экономически не мотивированные прыжки хозяйственных благ из одного частного хозяйства в другое, нарушающие нормальный status quo этих хозяйств и оказывающие ненормальное этическое влияние как на субъектов, случайно на чужой счет обогащающихся, так и на тех, которые столь же случайно несут потери и убытки. С точек зрения правильного и равномерного удовлетворения потребностей и производства, равно и с воспитательной точки зрения желательно вообще избегнуть этих аномалий.
Обращаясь затем к субъекту права пользования, которому предстоит вскоре прекратиться, следует еще принять во внимание, что в случае знания или предвидения с его стороны угрожающей опасности лишения подготовляемых жатв и потери оборотного капитала возникают для него мотивы, ведущие к излишней и вредной с точки зрения народного хозяйства бережливости и небрежности производства.
Ввиду этих соображений мы в другом месте для случаев перехода права пользования проектируем (в виде диспозитивной нормы) такое правило деления, которое устраняет указанную аномалию распределения и заинтересовывает субъекта подлежащего переходу права в успехе производства (“Fruchtvertheilung”, стр. 252-268).
Но это правило и его цивильно-политическое основание относятся именно только к правам пользования, а не к пользованию, нарушающему право, хотя бы правонарушение покоилось на недоразумении (bona fides). В противном случае получилось бы не улучшение, а в сравнении с римскими правилами о fructus consumpi и extantes существенное ухудшение права.
а) Что касается издержек, потраченных добросовестным владельцем на жатву, достающуюся собственнику, то уже римское право предписывает возмещение их, и, конечно, они должны быть возмещены по общим правилам о вещных исках, так что вопрос здесь возникает только относительно судьбы чистого дохода от чужой вещи, а не относительно капитала владельца.
b) Предоставлять же добросовестному владельцу часть этого дохода ради того, чтобы заинтересовать его в успехе производства, было бы нелепо, так как по самому понятию bona fides добросовестный владелец не может знать о применении к нему этих правил, следовательно, и не подлежит психическому воздействию с их стороны; да это с народнохозяйственной точки зрения было бы и излишним, потому что добросовестный владелец и без того (считая себя собственником или т. п.) заинтересован в успешности производства.
с) Остается только вопрос распределения дохода от чужого имения, постулат доставления добросовестному владельцу дохода, пропорционального продолжительности его добросовестного владения. Но о защите такого постулата по аналогии с соответственным постулатом, выставленным нами относительно права пользования, а именно с точки зрения правильного хода распределения народного дохода, речи быть не может. Здесь была бы налицо не аналогия, а противоречие.
С точки зрения желательности гарантии и доставления всякому управомоченному пользы, пропорциональной продолжительности его права, следовало бы предоставить весь доход именно управомоченному, а не нарушителю его права. С этой точки зрения уже предоставление владельцу fructus consumpti есть аномалия, которая должна иметь и имеет особое, указанное нами выше, оправдание, а заботиться о том, чтобы владелец еще получил часть будущей жатвы, совсем не приходится (ср. выше, стр. 302 и сл.).
В мотивах к правилам прусского уложения Suarez указывает, между прочим, как на основание прав добросовестного владельца на плоды на то обстоятельство, “что законы рассматривают его как Dominum temporarium, qui fructus percipiendo suos reddit cf. l. 28 D. de usur.”, и с этой точки зрения находит, что римское право поступает непоследовательно, предоставляя владельцу только fructus consumpti[6].
Конечно, с этой точки зрения римское право непоследовательно, и можно защищать предоставление владельцу не только всех собранных плодов, но даже и пропорционального участия в fructus stantes. Но именно не следует видеть в добросовестном владельце “Dominum temporarium”, потому что это противоположно истине и ведет к неудачным законам.
Такими неудачными законами являются правила Landrecht, распространяющие пропорциональное деление на последний год добросовестного владения. Не касаясь сложных и казуистических определений прусского права, регулирующих подробности вычисления делимого и деления, приведем только статьи, распространяющие эти правила на добросовестного владельца:
#197 (I. 7). Плоды и выгоды пользования (“Nutzungen”) последнего года делятся между владельцем и собственником.
#198. Под последним разумеется тот год, в котором владение перестало быть добросовестным.
#199. Хозяйственный год считается с первого июля.
#200. Деление происходит, смотря по продолжительности в этом году добросовестности или недобросовестности владения.
Эти правила, кроме принципиально неправильной идеи обсуждения владельца как действительно управомоченного и доставления ему соответственных выгод, страдают еще тем специальным недостатком, что нарушают принцип охранения хозяйства от неожиданных потрясений. Для пояснения достаточно воспользоваться примером, приведенным нами уже в “Fruchtvertheilung”, стр. 240:
“Путем многолетней бережливости Х собрал 5000 марок и на эти средства открыл в наемном помещении скромный ресторан, доставляющий пропитание ему и его семейству. Его богатый дядя отказывает ему имение, приносящее годично 12 000 арендной платы. Х приобрел легат 1-го июля. Спустя некоторое время, например в сентябре, получил 12 000 арендной платы и издержал часть этой суммы (например, 5000) на более элегантное устройство своего городского предприятия, другую часть (например, 5000) – на путешествие с семьею по Италии.
В конце октября в его кассе осталось 2000. И вот первого ноября он узнает, что отказанное имение в действительности принадлежит некоему У, который уже приступил к осуществлению своих прав. Теперь Х, который, таким образом, попал первого ноября в mala fides, обдумывает свое юридическое и финансовое положение.
Правда, по правилам прусского уложения он имеет право удержать за собою до 1-го июля следующего года управление имением[7] и может по этому поводу причинить собственнику массу неприятностей и убытков; но от этого ему нет никакой пользы, даже в случае корыстолюбивого и недобросовестного поведения, потому что имение до 1-го июля не приносит никаких доходов.
В этом отношении, стало быть, более благоприятное отношение прусского закона к добросовестному владельцу (состоящее в том, что владельцу в течение нескольких месяцев после наступления mala fides гарантируется управление и извлечение доходов в свою пользу из заведомо чужого имения) – нашему Х – не пойдет впрок[8]. Зато он принужден значительную часть уже собранных и издержанных доходов возвратить собственнику.
А именно, его bona fides продолжалась в году деления 4 месяца (июль – октябрь), стало быть, из полученного дохода в 12 000 он должен возвратить собственнику 8000; между тем в наличной кассе у него только 2000. Чтобы добыть недостающую сумму (6000), ему приходится ликвидировать свое городское предприятие. Мебель и прочая обстановка будет распродана за полцены. Необходимость ликвидировать свое отношение по договору найма с собственником помещения поведет за собою для Х новые потери.
Вся ликвидация, может быть, доставит лишь требуемые 6000. Таким образом, семейство Х доведено “благоприятными для добросовестного владельца правилами” до полного разорения без всякой вины со стороны Х, только в силу неудачного законодательства. Римское право не доставляет владельцу гарантии фактического хозяйничания и извлечения доходов из заведомо чужого имения, но зато оно устраняет опасные последствия добросовестного потребления доходов. Правила прусского земского уложения являются поучительным примером, как опасно реформировать известный институт права, не понимая его цивильно-политической функции”.
[1] Dem redlichen Besitzer gehören alle aus der Sache entspringenden Früchte, sobald sie von der Sache abgesondert worden sind; ihm gehören auch alle andere schon eingehobene Nutzungen, insofern sie während des ruhigen Besitzes bereits fällig gewesen sind.
[2] Саксонское уложение кратко постановляет: 1) в § 308, что добросовестный владелец отвечает за плоды только со времени извещения об иске, 2) в § 244, что он приобретает на плоды с момента отделения право собственности. По § 188 добросовестным признается владелец, считающий себя собственником.
[3] И теперь, по-видимому, может считаться господствующим мнением, ср.: Dernburg, III, § 22 с третьего издания; Oertmann в указанной выше рецензии, стр. 578; Endemann в «Jurist. Litteraturblatt», № 40, стр. 3; Hellmann в Krit. Vierteljahresschrift für Gesetzgebung u. Rechtswissenschaft, N. F. XXVII, стр. 81; Eck Sammlung von Vorträgen über d. Entw. Heft I., стр. 33, и др.
[4] Ср.: Fruchtvertheilung, стр. 237 и сл.
[5] Fruchtvertheilung, l. c.
[6] Jahrb. von Kamptz. 41, стр. 8 и сл.; ср. «Fruchtvertheilung», стр. 239, пр.
[7] Это вытекает из правил Landrecht’a об управлении имением в течение года деления, ср. I, 21, § 151, 152 Fruchtvertheilung, стр. 237 и сл.
[8] Suarez, l. c., находит, что тот «кто bona fide и iusto titulo приобрел вещь», заслуживает более снисходительного и благоприятного отношения к нему права, нежели это было в Риме, и правила прусского уложения объясняются стремлением их автора создать для владельца возможно лучшее юр. положение.
