Хотя неизбежность преследования виновного и неотстранимость его наказания и составляют конечную задачу репрессивной деятельности уголовной юстиции, но наказание оказывается вообще необходимым и применение его возможным до тех пор, пока оно не противоречит высшим требованиям справедливости и не идет в разрез с уголовною политикою.
Началу безусловного применения наказания положена граница как юридическими, так и чисто фактическими отношениями. Так, наука уголовного права и законодательства всех стран признают помилование, смерть преступника, прощение обиженного и давность, обстоятельствами отстраняющими вполне или только отчасти преследование и наказание виновных.
Не имея в виду излагать всего учения об обстоятельствах погашающих и отстраняющих уголовную ответственность, мы остановимся исключительно на давности.
Влияние давности в праве уголовном сказывается в двух направлениях; ею погашается с одной стороны уголовное преследование, а с другой применение к осужденному наказания.
Давность первого рода известна под названием давности погашающей преступление (prescription du crime, Verjahrung des Verbrechens), давность второго рода –под названием давности погашающей наказание (prescription de la peine, Verjahrung der Strafe).
Не приступая пока к подробному рассмотрению каждого из видов давности, предпошлем историческому очерку несколько общих замечаний. Давность исключающую преследование мы назвали давностью преступления; говоря так, под словом преступление мы понимаем деяние, не в фактическом, а в уголовно-правовом отношении, убийство всегда останется убийством и кража – кражею; никакая давность не может сделать факта существовавшего никогда не бывшим; значение ее заключается в том, что по истечении законом определенного срока, известное деяние перестает вызывать реакцию со стороны судебной власти, земное правосудие лишается с годами возможности и средств восстановить давно минувшее событие в его истинном свете, разрешение вопросов о вине и степени ответственности обвиняемого становится для судьи все более и более затруднительным, возможность привлечения к делу лиц совершенно невинных и наказание виновных свыше меры их вины все более и более возрастает с годами и законодатель, руководствуясь высшими требованиями справедливости и уголовной политики, ограничивает известными пределами репрессивную деятельность органов уголовного правосудия.
Значение давности погашающей наказание заключается в том, что приговор не приведенный в исполнение в течении известного, обыкновенно продолжительного срока, более к осужденному не применяется.
Например, преступник, приговоренный к тюремному заключению, по истечении давностного срока, не будет посажен в острог; но далее отстранения этого, собственно говоря, физического страдания погашающее влияние давности наказания не распространяется. Так известные бесчестящие последствия, вытекающие из самого приговора, независимо от приведения его в исполнение, не могут быть погашены никакою давностью[1].
Этот вид давности, отстраняющей приговор безапелляционно и окончательно осуждающий преступника, может на первый взгляд показаться и произвольным и подрывающим устрашительную силу уголовного закона; но, как мы увидим из дальнейшего изложения, предположения эти оказываются неосновательными и давность наказания находит свое полное оправдание в принципах справедливости и уголовной политики.
Исходя от этих общих замечаний и имея в виду, что давность значительно ограничивает круг деятельности судебной власти, мы поймем, что ее полного и всестороннего признания нельзя искать в первичные эпохи истории уголовного права, в те времена, когда преступление имело не общегосударственное, а исключительно частное значение, когда на него смотрели, как на обиду лица потерпевшего, когда наказание покоилось на принципе личной мести или на начале денежных штрафов, композиций.
Юридическое мышление тех отдаленных времен оказалось бы бессильным постичь разумность и целесообразность давности, полагающей известные границы преследованию и наказанию преступника.
В обычаях и законах, относящихся к этой эпохе, иногда встречаются постановления в силу которых некоторые, очень немногие противозаконные деяния предавались забвению; но между этими случайными постановлениями и тем, что мы разумеем под институтом давности, весьма мало общего.
С перенесением на верховную власть всех судебных функций и с признанием преступления не частным, а общегосударственным делом, уголовное право вступило в период своего развития, в котором только и сделалось возможным законодательное признание института давности.
На дальнейшее развитие этого института оказала самое неблагоприятное влияние господствовавшая столь долго теория устрашении, с точки зрения которой, давность являлась не только чем то произвольным и крайне вредным, но даже угрожающим общественной безопасности.
В законодательные памятники сначала заносились постановления о том, что некоторые преступления, по истечении долгого промежутка времени, должны предаваться забвению. В подобных постановлениях, вследствие их неопределенности, мы можем видеть признание, не самого института давности, а одной только идеи, лежащей в его основе.
Так, законодательство начинает сознавать несправедливость и бесполезность безусловного и ничем не отстраняемого преследования некоторых преступлений, но сознание это на первых порах отличается некоторою смутностью, оно уясняется лишь с течением времени и с тем вместе погашающая сила давности поставляется в зависимость от протечения известного определенного срока.
Дальнейшее развитие нашего института выражается в распространении погашающего влияния давности на все преступления без изъятия, а затем и на судебные приговоры, осуждающие виновного.
[1] Значение этого вида давности весьма верно определил Jousse, Traite de la justice criminelle de France. Paris. Tome 1. 1771. Partie III. Titre I. стр. 582.
