В системе русских гражд. законов нет узуфрукта в виде отдельного и цельного учреждения; условия пользования имуществом и взаимные обязанности собственника и пользователя или временного владельца определяются договорами[1]. А кроме договоров образовались у нас особые, разнообразные виды зависящего владения, устанавливаемые или односторонней волей, или законом.
Сюда относятся:
1) Пожизненное или срочное владение, определяемое волей частного лица. Сущность его состоит в том, что лицо, в пользу коего право сие установлено, владеет и пользуется имением как своим собственным, до своей смерти или до срока и до наступления того события, которое назначено для прекращения этого права, а после того имение поступает к лицу, имеющему на оное право собственности.
Самый обыкновенный способ к установлению такого владения есть завещание. Закон предоставляет каждому по произволу распоряжаться своим благоприобретенным имением, назначать его или в полную собственность, или во временное владение и пользование (Гр. 1011).
Посему завещатель может постановить, к кому после смерти его имение должно поступить в полную собственность, как к настоящему наследнику. Он может также предоставить благоприобретенное имение во владение известному лицу до наступления указанного события, например, до той минуты, как настоящий его наследник придет в совершеннолетие, вступит в брак и т.п.
Таким образом, в одном и том же имении одному принадлежит право владения, другому – право собственности. Эти два лица состоят между собой в том отношении, что одно владеет действительным правом, а другое – ожидаемым; но состоя в таких отношениях, чего могут требовать они один от другого, этого закон наш не определяет: какие обязанности временного владельца в отношении к лицу, имеющему право собственности, в какой мере он может пользоваться выгодами, сопряженными с владением, какие может делать изменения в имуществе и пр.?
Между тем очевидно, что право владения и внутреннего распоряжения слишком обширно и полное употребление его может повести к разорению самого имения, когда, например, главная ценность имения состоит в лесе и весь его можно продать на сруб. Дело в том, что это право не только пользования, но и вообще владения.
Отсюда можно заключить, что лицо, имеющее право собственности, по прекращении срочного владения не имеет по закону права требовать от бывшего владельца или наследников его вознаграждения за действия и распоряжения, уменьшившие ценность имения.
В нашем законе нет речи о “хозяйственной целости имения”. Закон обеспечивает этому собственнику только право собственности, и потому, кажется, он имеет право только требовать в большей части случаев, чтобы на время срочного владения имение находилось под запрещением, дабы предупредить возможность самовольного отчуждения.
Право пожизненного владения само по себе не вмещает в себе права распоряжения, которое служит неотдельной принадлежностью права собственности. Однако закон предоставляет в некоторых случаях право пожизненного владения соединять и с правом распоряжения.
Завещатель может уполномочить пожизненного владельца и на залог благоприобретенного имущества, состоящего в пожизненном владении; но этот залог дозволяется только с разрешения Сената (1629), стало быть, по доказанной необходимой потребности. Стало быть, это условное право распоряжения. Заложенное имение по просрочке и невыкупе может быть обращено в продажу на общем основании.
Подобное же пожизненное или срочное владение может быть установлено между частными лицами и посредством дара (967, 975 и 991). В западных губерниях, при действии литовского статута, весьма употребительно было установление пожизненного владения между супругами, посредством предбрачных и дожизненных записей.
Пожизненное владение принадлежит лицу и оканчивается с прекращением существования лица. Отсюда следует заключить, что оно не может быть передаваемо, а может быть передаваемо только пользование имуществом.
Законом 2 февраля года 1891 (собр. указ. N 366) не дозволено передавать земли вне городов и местечек в девяти Западных губерниях в пожизненное владение таким лицам, которым запрещено приобретать там поземельную собственность (Зак. Гражд., ст. 698, прим. 5 по прод. 1897 г.).
Пожизненное владение предоставляет владельцу право участвовать в дворянских выборах (Зак. Сост., ст. 112).
В 1862 году в первый раз закон наш коснулся принадлежностей и пространства прав пожизненного владения – исключительно такого, которое предоставляется одному из супругов в родовом имении другого супруга, по завещанию (Зак. Гражд., ст. 116, 5331-53313, 1070).
Имение передается в пожизненное владение официальным порядком, в присутствии законных наследников или их поверенных, по описи, которая должна быть составляема во всяком случае, даже против воли завещателя. Право пожизненного владельца на доходы и прочие выгоды имения начинается со дня смерти завещателя.
К ограждению прав собственника на хозяйственную целость имения, состоящего в пожизненном владении у другого лица, закон постановил следующие правила. Пожизненный владелец обязан поддерживать и охранять имение от расстройства.
Леса обязан разделить на участки по правилам лесного хозяйства, в случае же невозможности сего, может пользоваться лесом лишь на свои хозяйственные надобности.
Владелец может передать другому лицу свое право владения, но лишь на определенный срок, не долее того, на который вообще могут быть отдаваемы в аренду недвижимые имения, и такие договоры обязательны для прямого вотчинника, к которому должно перейти имение по смерти пожизненного владельца, когда заключены с его согласия, в противном же случае обязательны лишь в течение трех лет со времени прекращения прав пожизненного владения (Зак. Гражд., 16921); при этом арендная плата по сим договорам должна быть уплачиваема периодически, лишь по истечении каждого года (правило это служит обеспечением будущего владельца-собственника, ибо в противном случае пожизненный владелец мог бы, получив от наемщика вперед плату за все сроки или за несколько лет, причинить ущерб интересам собственника, когда бы умер в течение оплаченных сроков).
Из сего следует заключить, что хотя пожизненному владельцу не запрещается передавать свое владение стороннему лицу безмездно в виде дара, но таковое безмездное владение постороннего лица может продолжаться не далее смерти пожизненного владельца.
В 1867 году решением Кассационного Департамента Сената N 275 истолковано, что дозволение передавать стороннему лицу пожизненное владение на срок далее смерти прямого владельца – относится исключительно к случаям владения по новому закону 1862 года; во всех же прочих видах пожизненного владения арендные договоры, заключенные владельцем, теряют свою силу – относительно владения имением, со смертью пожизненного владельца.
Может возникнуть вопрос: в какой мере пожизненный владелец, не имея права собственности и не считаясь прямым наследником по завещателе, повинен отвечать за него из имения, состоящего в пожизненном его владении? Ответственность эта может относиться: а) специально к повинностям и обязательствам, падающим на имение, которое состоит в пожизненном владении; б) вообще к долгам умершего завещателя.
По первому предмету решение проще, и наш закон определяет, что пожизненный владелец отправляет все повинности, по закону лежащие на имении, – государственные, общественные и земские, что долги, обеспеченные сим имением, с него взыскиваются; что все срочные обязательства, переходящие вместе с имением к пожизненному владельцу, остаются в своей силе до истечения сроков.
Но упадают ли они вообще на ответственность пожизненного владельца – о том ничего не сказано и не разъяснено, что следует разуметь под словом “обязательства, переходящие вместе с имением”.
Что обязательства эти не теряют своей силы, в этом нет и не могло быть сомнения, но кто должен решительно отвечать по ним, какие из них имеют решительный характер, – вот вопрос, решение коего неясно по тексту закона. Например, если бы умерший завещатель заключил договор о поставке леса из имения, назначенного в пожизненное владение, кто должен отвечать по контракту в поставке леса?
Кажется, должен отвечать, т.е. должен исполнять договор натуральной поставкой, – пожизненный владелец сего имения. Но когда бы завещатель сам прежде своей смерти по сему самому договору впал в неустойку, спрашивается – повинен ли платить ее пожизненный владелец?
Очевидно, что это обязательство, возникшее из личного действия или бездействия умершего завещателя, есть его личное обязательство и не обеспечено на имении, а потому к нему, равно как и ко всем долгам умершего завещателя личным, не обеспеченным на известном имении, прилагается особое правило закона, что те же долги разлагаются ко взысканию с пожизненного владельца и с наследников прежнего вотчинника, по соразмерности с имением, поступившим к первому в пожизненное владение, а к последним в собственность.
Закон наш здесь не объясняет, на каких началах должно производить распределение, и в чем должна состоять соразмерность оного, ибо вотчинное право собственности само по себе несоизмеримо с правом временного владения, и привести права сии в соразмерность можно не иначе, как приведя то и другое право в цену, сравнив то и другое с неизменной для обоих денежной единицей. В таком случае право собственности на имение по всей справедливости должно представлять капитал, а временное владение – известную сумму процентов с сего капитала.
Пожизненно владеемое имение в руках у временного владельца может быть продано за казенное или частное взыскание, либо за долг кредитному установлению. В таком случае, буде окажется остаток вырученного капитала, остаток сей служит представителем вотчинного права, и пожизненному владельцу проданного имения принадлежат ежегодные банковые проценты с сей суммы, которая долженствует оставаться неприкосновенной и составляет собственность наследников умершего завещателя.
В случае экспроприации имения, состоящего в пожизненном владении, пожизненному владельцу также принадлежат только проценты с определенной в вознаграждение суммы, которая в процентных бумагах вносится в местное по нахождению имения казначейство (Зак. Гражд., 589, п. 2 по Прод. 1890 г.).
О свойстве сего пожизненного владения и о применении к нему 521 ст. Зак. Гражд. см. Касс. реш. 1878 г., N 7 и 8 и 1879 г., N 248.
1878 г., N 7. Во владение имением вводится приобретатель, право собственности которого подлежит укреплению и оглашению, но не временный владелец имения; на сем основании и 4 ст. прилож. к ст. 116, т. Х, ч. 1 (соответств. ст. 5331 Зак. Гражд. изд. 1887 г.) устанавливает для пожизненного владельца не ввод во владение, а передачу имения по описи.
Приложение к ст. 116 определяет порядок передачи родового имения одним из супругов в пожизненное владение другого, но высказанное в ст. 4 этого приложения правило, как вытекающее вообще из свойственного нашему праву различия между укреплением имения в собственность (посредством акта укрепления и ввода) и передачей или уступкой постороннему лицу временного владения и пользования имением, должно быть применяемо во всех случаях установления такого временного права на недвижимое имение, независимо от того, составляет ли оно родовое или благоприобретенное имущество собственника.
1877 г., N 373. При определении ответственности супругов, получивших имение в пожизненное владение, за долги умершего супруга, следует руководствоваться общим, выраженным в ст. 1259, т. Х, ч. 1, правилом, по смыслу которого ответственность за оставшиеся после умершего собственника долги должна падать на всех наследников, получивших его имение по закону или по завещанию, и должна быть соразмерна полученной каждым из них из того имения доле.
Вследствие сего и ввиду того, что супруг, получающий часть из имения умершего другого супруга в пожизненное владение по закону или завещанию, приобретает только право пользования имением, а не полное на оное право собственности, которое остается за другими наследниками умершего, размер ответственности такого пожизненного владельца за долги умершего супруга не может быть определен одним отношением размера поступившего в пожизненное владение имения к имению, поступившему в собственность к другим наследникам, а должен быть определен соразмерно отношению ценности права пожизненного владения к стоимости всего оставшегося после умершего собственника имущества, ценность же такого права пожизненного владения имением может быть определена по применению к 5 п. 273 ст. Уст. Гражд. Суд. десятилетней сложностью дохода, который должно приносить поступившее в пожизненное владение имение. См. еще реш. 1876 г., N 170 и 1880 г., N 70.
Что касается до пожизненного владения по силе прямого закона, а не по частной воле устанавливаемого, то мы можем указать в русском законе на несколько видов, подходящих под этот разряд. 1) Пожизненное владение обоих родителей благоприобретенным имением детей, по смерти их, когда умрут бездетно.
Пространство сего владения определяется законом в следующих только выражениях: “с тем, чтобы они во время пожизненного владения продать, заложить или иным образом перевести имение никуда не могли”.
На основании сего лица, которые могут претендовать на получение сего имения в полную собственность по наследству после бездетно умерших детей, по прекращении пожизненного владения родителей, имеют право просить о наложении на оное запрещения при жизни тех родителей владельцев (Зак. Гр. ст. 1141).
2) Пожизненное владение родителей капиталом (т.е. пользование процентами), оставшимся после бездетно умерших детей, когда тот капитал самим детям достался не от родителей; в противном случае родители наследуют капитал в полную собственность (Зак. Гр. 1145).
3) Пожизненное владение вдовы от первого брака законной частью мужнина имения, в Черниговской и Полтавской губ. (Зак. Гр. 1157, п. 5).
4) Владение пожизненное или срочное, предоставленное по должностям службы некоторым лицам в казенных имениях западных и прибалтийских губерний, на основании прежнего порядка. О пространстве прав сих владельцев и о порядке владения постановлены особые правила, содержащиеся в Уставе каз. им. (Т. VIII, ч. 1).
Особый вид владения есть владение церковных причтов (священнослужителей и церковных причетников) церковной землей, на которой причт имеет дворы свои, дома и в селениях пашню с угодьями.
По межевым законам положено прирезывать к каждой церкви узаконенную пропорцию земли, буде прежде земли при ней не было, и о сей земле закон выражается как о состоящей во владении церковнослужителей (Зак. Меж., изд. 1893 г., ст. 349 и прим., 364 и 365).
Земля сия, буде не было ее за церковью до межевания по прежним дачам и писцовым книгам, отводится от прихожан, т.е. из владельческих и казенных дач по принадлежности, уравнительно.
Эти земли и угодья остаются всегда неприкосновенной церковной собственностью, так что в случае упразднения церкви земля, к ней отмежеванная, не возвращается прихожанам, но принадлежит той церкви, к которой упраздненная приписывается с прихожанами.
Земля эта состоит в непосредственном распоряжении наличных священно- и церковнослужителей, без права отчуждать или закладывать. О пространстве сего права нет общих постановлений в законах, но по свойству оного надлежит полагать, что право это соответствует непосредственному употреблению (usus)[2] и не вмещает в себе права отдачи церковной земли на свой счет в постороннее пользование. Ср. ст. 24 прил. к 411 ст. IX т. Ср. еще Устав духовных консисторий изд. 1883 г. (П. С. З. N 1495) ст. 110, 198.
В сей последней статье упоминается, что консистория смотрит за соблюдением правил “о правах, способах и пределах пользования членов причта церковной движимой и недвижимой собственностью”, но не объяснено, в чем именно состоят права сии (подробные о сем правила см. в Полн. Собр. Зак. 1873 г., N 52048).
Подобно земле и дома, на ней выстроенные из церковных сборов, когда они составляют собственность церковную, состоят в непосредственном пользовании (usus) церковного причта (Зак. Сост., ст. 400-404), но когда дома эти выстроены на церковной земле на счет самого причта, то составляют собственность самих священно- и церковнослужителей, почему при перемене лиц в составе причта дома эти переходят к преемникам прежних владельцев за положенную плату по договору, или по оценке, производимой духовными властями (ср. Указ 1768 г. января 22-го N 13067).
Право пользования причта церковной землей, не определенное в своих принадлежностях общим законом, определено в особенности для западных и юго-западных губерний в положении об обеспечении православного сельского духовенства землями и домами в том краю (Прил. к 411 ст. Зак. о сост.).
Законом 1888 года земля для церковных причтов во вновь открываемых в Западном крае приходах отводится теми обществами, ведомствами и лицами, которые возбудили ходатайство об образовании прихода (Зак. сост., ст. 411, прил., ст. 7, прим. по Прод. 1890 г.), а повинность прихожан обеспечивать причты при всех вообще православных церквах помещениями заменена особым поземельным сбором (Зак. Сост., ст. 411, прим. 1 по Прод. 1890 г.; Уст. Земск. повин., ст. 53, прим. 2, прил. по тому же Прод.).
Об обеспечении православных церквей, причтов и школ помещениями и земельными участками в Прибалтийском крае см. закон 10 февр. 1886 г. (Полн. Собр. Зак., N 3507). О снабжении землей состоящих при горных заводах причтов: Уст. Горн., изд. 1893 г., ст. 829.
Для протестантского духовенства в остзейских губерниях назначены особые при церквах недвижимые имения, состоящие в пользовании пасторов и проповедников, – пасторатские видмы, составляющие, как сказано в законе, неполную собственность (dominium utile) духовенства, но и в землях, составляющих собственность евангелическо-лютеранских церквей, духовенству принадлежит пользование доходами (XI т. Уст. иностр. исп. ст. 358 и прим. к 603 ст.).
Вдова умершего проповедника с детьми имеет право в течение траурного года пользоваться жилищем его и всеми пасторскими доходами: там же 357; см. еще 522, 526 ст. Уст. Лесн., изд. 1893 г.; Уст. о колониях прим. к 155 ст. п. 7; ст. 175.
В пользовании магометанского духовенства в Крыму состоят так называемые духовные вакуфы. См. прил. к ст. 323 т. XI Уст. иностр. испов. Трокский Гахам у караимов получает в пользование часть земли, отведенной на содержание духовного правления. Уст. иностр. испов., ст. 1097, прил. по Прод. 1890 г., ст. 5, 33 прим. 2.
Сюда же можно отнести следующие права владения, о коих упоминается в своде законов: наделение горных заводских чиновников пашнею и сенокосом. Уст. Горн. изд. 1893 г., ст. 829, 1080 и др. О пользовании этими землями сказано, что оно продолжается лишь дотоле, пока наделенный ими состоит на службе или принадлежит заводам или пока земля не понадобится заводам.
Лесничим отводятся под их дома и для пособия в содержании участки земли, удобной для пашни и покоса, по 30 десятин на каждого. Уст. Лесн., изд. 1893 г., ст. 49. О наделении землей лесной стражи см. там же, ст. 60-63, 99.
До введения городового положения 1870 года городам предоставлены были отведенные из казенных пустопорожних земель выгоны на праве владения: право собственности на оные оставалось за казной. Но по введении в городах городового положения земли эти предоставлены им в полную собственность. Ср. Касс. реш. 1879 г., N 195.
В ст. 400 зак. о сост. (свод. т. IX, изд. 1876 г.) сказано: церковные земли суть двоякого рода: 1) земли, принадлежащие церквам по прежним дачам и писцовым книгам, или по новейшим укреплениям, и 2) земли усадебные для церковных причтов и отводимые к ним для довольствия от прихожан, в установленной межевыми законами пропорции.
Разделение церковных земель на два рода основано, как видно из источников, указанных под ст. 400 зак. о сост., на инструкции межевым губернским канцеляриям и провинциальным конторам 25 мая 1766 г.
Этой инструкцией предписывалось ко всем церквам, которые состоят в действительном служении, церковные земли утверждать по писцовым книгам и по дачам; к построенным же во владельческих селениях после писцовых книг церквам, к которым земель не дано и церковнослужители ругой не удовольствованы, а состоят на пашне и будут просить, к таковым давать определенное в инструкции количество земли (по 33 дес.) от всех принадлежащих к приходу деревень.
Если где к церквам написанных по писцовым книгам пашенных и усадебных земель и сенных покосов окажется меньше положенной пропорции, тогда дополнять из дач владельческих и оставлять полную дачу (перв. полн. собр. зак., N 12659, гл. Х, п. 1, 3 и 7).
Относительно земель таких церквей, в которых при производстве государственного межевания не было служения, в межевой инструкции постановлены следующие правила: церковные земли, которые за опустением церквей лежат в пусте, утверждать за теми владельцами, из чьих оные дач прежде к церквам были даны; если же того, чьи те земли прежде были, не видно, а написаны они церковными по писцовым книгам и по другим доказательствам и в ведомстве коллегии экономии не состоят, равным образом и все церковные пустые погосты, и к ним прежде данные в пашню и угодья земли, продавать смежным владельцам по постановленным ценам; а которых никто купить не пожелает, также и все состоящие в ведомстве коллегии экономии, отмежевывая особо, отдавать в ведомство той коллегии на собственное ее распоряжение (там же, п. 10 и 11).
Таким образом, по межевой инструкции за всеми церквами, в которых происходило служение, следовало утверждать те земли, какие за ними при открытии государственного межевания числились по писцовым книгам и по прежним дачам, а церквам, построенным после писцовых книг, у которых, следовательно, не могло быть земель по писцовым книгам, надлежало отводить землю из владельческих дач, в указанном в инструкции количестве, т.е. по 33 дес., от принадлежащих к приходу деревень; к упраздненным же или закрытым церквам не только не отводились земли в положенной пропорции, но, напротив, и те земли, которые им принадлежали до государственного межевания, утверждались за прежними владельцами, если можно было привести в известность, из чьих именно дач они были даны, в таком случае земли сии продавались смежным владельцам или отдавались в распоряжение коллегии экономии, заведывавшей в то время церковными и монастырскими имуществами.
Несмотря на то, что в межевой инструкции, в п. 3 гл. Х, весьма ясно определено, что к построенным во владельческих селениях после писцовых книг церквам, к которым земель прежде открытия государственного межевания не дано, следует давать со всего того количества земли, сколько к которому селению и в смежных к оному того ж прихода деревнях окажется, рассчитывая от каждой по пропорции, некоторые владельцы к построенным в селениях церквам, у которых они в приходах и к тем селениям своими дачами прикосновенны, положенной пропорции земли не давали, под тем предлогом, что от всех ли владельцев, или от одного владельца с его деревнями к церкви землю давать, в вышеозначенном п. 3 гл. Х будто точно не изъяснено.
Вследствие сего Правительствующий Сенат, по межевой экспедиции, на основании предоставленной ему власти разъяснять все недоумения при межевании, 2 июля 1767 года издал особые правила об отмежевании земель к церквам (перв. Полн. Собр. Зак., N 12925). В этих правилах, между прочим, постановлено следующее:
а) Буде к церкви в дачах земли нет, или и есть, но меньше определенной пропорции, то землемеру всех того села и прикосновенных к селу владельцев дачи обходить, имея притом полевую записку во всем точно такую, какую при действительном обмежевании держать должно, с точным всего потребного описанием, и по тем местам, которые ко владельческим других приходов дачам не прикасаются, означать межник, и где должно быть ямам, и ставить столбы, токмо государственного герба на них не полагать, и по меже ям не вырывать до того времени, пока надлежащая к церкви земля отведена будет.
По обойдении же таким образом всех того прихода дач, сделать оным исчисление, какая с них церкви земли пропорция подлежит, в силу означенного инструкции межевых канцелярий и контор п. 3 гл. Х.
И если по числу в дачах их земли будет, что следовать к отдаче церкви в положенную пропорцию, то землемеру тех владельцев или уполномоченных их поверенных уговаривать, чтобы они к церкви земли по пропорции имеющихся у них в дачах и во владении собственных земель полюбовно отвели к одному, а в случае необходимости хотя в двух или трех местах по близости, уступя один другому в способных местах.
И как согласятся, тогда по их отводу ту к церкви землю и отвести, и около той земли, объехав сохами, сделать межник в одну сажень; а по всем углам поставить столбы и на них, в знак того, что церковная земля, выжигать литеры Ц. З., а в безлесных местах вырывать трехугольные ямы (п. 9).
б) На все такие церковные земли, которые при церквах написаны по писцовым книгам, давать к тем церквам особые межевые книги и планы; напротив же того, к которой церкви вновь земля из дач владельческих отведена, хотя б и в дополнение прежней писцовой дачи, на такие особых планов и книг, также и указов к церквам, не давать, а описывать в межевых книгах на владельческие дачи, что к такой-то церкви на довольствие церковнослужителей к писцовой даче, к стольким-то десятинам определено из дачи такого-то столько-то десятин, в таком-то месте и, сверх того, ту землю как на генеральном, так и на специальных владельческих планах означать линиями, с оттушовкой особой краской, и с показанием румбов, астролябических углов и меры линий, и в площади десятинами, дабы, в случае несогласия, без затруднения о той земле разобрать было можно (п. 17).
О том, чтобы была какая разница в праве церквей на писцовые земли и на земли, данные им в надел, ни в межевой инструкции, ни в правилах 2 июля 1767 года не сказано, а из последующих узаконений видно, что земли, данные церквам в надел, составляли такую же церковную собственность, как и земли писцовые. Так, в Высочайше утвержденном, 11 января 1798 года, докладе Синода и Сената, об обрабатывании церковных земель прихожанами, постановлено:
1) землю в положенной межевой инструкцией пропорции, т.е. пахотной по 30 и сенных покосов по 3 дес., отмежеванную к прихожанам, считая навсегда церковным уделом, присоединить к общему количеству земли, прихожанам принадлежащей, и предоставить пользоваться сей землей прихожанам, а священникам и церковным служителям получать на содержание свое от прихожан натурой такое количество хлеба и сена, какое с определяемых к церквам земель, по средней пропорции урожая собрать возможно;
2) землю по писцовым книгам, сверх 33 дес., церквам принадлежащую, оставить за оными; но поелику священники и церковные служители таким образом будут обеспечены в нужном и пристойном содержании, то земли излишние могут они отдавать внаймы, а обрабатывать им самим оные запретить, яко дело с саном их несовместное (Полн. Собр. Зак., N 18316, п. 2 и 6).
Из этого узаконения ясно, что земли, отмежеванные к церквам в пропорции, положенной межевой инструкцией, хотя и присоединялись, для обработки, к землям прихожан, но навсегда считались церковным уделом.
Затем, 6 декабря 1829 года Святейшему Синоду дан именной указ, в котором, во II отделении, в § 10, сказано: поелику многие сельские церкви не снабжены еще полным узаконенным количеством земли, а при иных церквах отмежеванные земли по разным случаям состоят в споре, то подтверждается, чтобы гражданские начальства отмежевание церквам узаконенного количества земли и дополнение оной, где недостает в сие количество, равно решение спорных о таковых землях дел, производили неупустительно и немедленно, и чтобы затем, земли сего рода, как и другие, где есть при церквах угодья, оставались навсегда неприкосновенной собственностью церковной и ограждаемы были от всяких посторонних притязаний.
Таким образом, по точному и буквальному смыслу именного указа 6 декабря 1829 года, земли, отведенные церквам от прихожан, в установленной межевыми законами пропорции, для довольствия причтов, составляют неприкосновенную церковную собственность.
Руководствуясь этим общим положением разрешен Сенатом вопрос: подлежат ли церковные земли действию давности, т.е. могут ли они быть утрачиваемы силою давности стороннего владения?
Прежней практикой вопрос этот разрешался обыкновенно в утвердительном смысле, но в решении по делу о земле церкви села Боровицкого (Касс. реш. 1893 г. янв. 20 N 2) Гражд. Касс. Деп., по исследовании во всей подробности относящихся к церковным землям узаконений, начиная с древнейших времен, пришел к заключению, что по точному смыслу ст. 401 т. IX Зак. Сост. следует признать, что никакое стороннее посягательство, как бы оно продолжительно ни было, не в силах поколебать присвоенной церковным землям неотъемлемости, и следовательно никакое завладение церковною землею, если она действительно церковная, не может покрыться силою времени.
С употребленным в приведенной 401 ст. законным признанием церковных земель всегда неприкосновенную церковную собственностью несовместима и самая мысль о возможности утраты такой собственности чрез воздействие стороннего владения, как бы последнее ни было продолжительно, а следовательно и о применении в этом отношении правил о земской давности.
Ввиду изложенного, Департамент пришел к заключению, что по точному смыслу 401 ст. т. IX поставленный выше вопрос должен быть разрешен в том смысле, что церковные земли не подлежат действию давности, т.е. не могут быть утрачиваемы силою давности стороннего владения.
В 1807 году был учрежден комитет об усовершенствовании духовных училищ и способов содержания духовенства. Этот комитет, приняв в руководство табели современного состояния церковных причтов, разделявшихся по сим табелям на 7 классов, полагал: причтам в приходах первых четырех классов назначить денежные оклады жалованья; пятую часть из числа церковных причтов прочих трех классов ввести в четвертый класс, с правом на получение также определенного оклада жалованья, а относительно остальных причтов в приходах 5, 6 и 7 классов принять, между прочим, следующие меры: по удобности местного положения приписывать приходы их к церквам первых четырех классов с землями их и угодьями.
Эти предположения комитета Высочайше утверждены 26 июня 1808 года (перв. Полн. Собр. Зак., N 23122, стр. 378), а именным указом Святейшему Синоду 6 декабря 1829 года повелено ввести в полное действие упомянутый закон, 1808 года состоявшийся, по которому земля, а где есть и другие угодья упраздненной или приписываемой церкви не должны быть возвращаемы прихожанам, а принадлежат той церкви, к которой она приписывается с прихожанами (отд. II, § 11).
На основании именного указа 6 декабря 1829 года в действующий ныне IX том свода законов (зак. сост., изд 1876 г.) внесены следующие постановления:
а) церковные земли и другие имеющиеся при церквах угодья остаются всегда неприкосновенной церковной собственностью и ограждаются от всяких притязаний (ст. 401), и
б) в случае упразднения церкви, отмежеванные к ней земли, а где есть и другие угодья, не должны быть возвращаемы прихожанам, но принадлежат той церкви, к которой упраздненная приписывается с прихожанами (ст. 402).
В таком же смысле имеются постановления и в приложенных к ст. 411 зак. сост. (Свод. Зак., т. IX, изд. 1876 г.) правилах об обеспечении земельными наделами православных сельских приходов в Витебской, Могилевской, Минской, Виленской, Гродненской, Ковенской, Киевской, Подольской и Волынской губерниях. В этих правилах, между прочим, постановлено:
а) При каждой сельской церкви, а равно и городской, имеющих прихожанами сельских жителей, должна быть земля в пространстве, законами определенном (ст. 4).
б) Церковная земля отводится единожды навсегда, из дач прихожан (ст. 5).
в) Земля приписной, упраздненной и закрытой церкви поступает в собственность той, к которой прихожане ее причислены, и не возвращается уже прежней церкви, если бы она по какому-либо случаю была восстановлена (ст. 8).
г) Земля, к церкви отведенная, составляет неприкосновенную церковную собственность, которой духовное начальство заведывает, а церковный причт пользуется на определенных правилах (ст. 15).
Ввиду всего сказанного и на основании вышеприведенных узаконений, несомнительно, что земли, отводимые к церквам для довольствия от прихожан, в установленной межевыми законами пропорции, составляют такую же неприкосновенную церковную собственность, как и те земли, которые принадлежат церквам по писцовым книгам, и что этой собственностью церковные причты пользуются на определенных правилах, под наблюдением духовного начальства.
Разница между теми и другими землями состоит лишь в том, что первые, т.е. писцовые, не имеют отношения к ружному наделу, ибо происходят непосредственно от дарственной воли государственной власти или частных лиц; а последние составляют надел от прихода, из общего фонда частных владений; следовательно, за упразднением прихода не могут быть вовсе изъяты из фонда, назначенного на обеспечение причтов, ибо в противном случае при восстановлении упраздненного прихода надлежало бы вновь требовать от прихожан того же выдела церковной земли, который раз уже был ими сделан.
Что касается ст. 370 зак. меж. (т. X, ч. 2, изд. 1893 г.), которая служила главным поводом к предположению, что земли, данные церквам в надел, не составляют церковной собственности, то эта статья, как видно из указанного под ней источника, основана на вышеприведенном п. 17 сенатского указа 2 июля 1768 года, и потому для устранения всяких сомнений в истинном смысле этой статьи необходимо вникнуть в причины, по которым последовал этот закон, т.е. нужно обратиться к указу Правительствующего Сената 2 июля 1767 г.
В этом указе объяснено, что некоторые владельцы к построенным в селениях церквам, у которых они в приходах, и к тем селениям своими дачами прикосновенны, положенной пропорции земли не давали, под тем предлогом, что будто в межевой инструкции 25 мая 1766 года не точно изъяснено, от всех ли владельцев или от одного владельца с его деревнями следует к церкви давать землю.
Для пресечения недоразумений в этом отношении Сенат 2 июля 1767 года и издал правила, в которых точно определил, от каких владельцев и в каком количестве должны быть отводимы земли к приходским церквам, а для того, чтобы впоследствии, в случае какого несогласия, можно было без затруднения разобрать, от кого из владельцев и сколько именно отведено земли для церкви, предписал на те земли, которые к церквам вновь отведены из дач владельческих, особых планов и книг не давать, а описывать в межевых книгах на владельческие дачи, что к такой-то церкви, на довольствие церковнослужителей, к писцовой даче, к стольким-то десятинам определено из дачи такого-то владельца, столько-то десятин, в таком-то месте, и те земли как на генеральных, так и на специальных планах владельческих дач означать особыми линиями, с показанием румбов, астролябических углов, меры линий и площади десятинами.
Из этого очевидно, что на земли, отводимые к церквам в надел, не выдаются особые планы и межевые книги не по той причине, что эти земли будто бы не составляют церковной собственности, но единственно и исключительно для того, чтобы каждый владелец в своих межевых книгах и планах навсегда имел доказательства, что из его дач отведено к церкви столько-то десятин, в таком-то месте.
Надлежит еще упомянуть об одном виде ограниченной собственности – праве посессионном. Эта форма владения установлена была в видах поощрения мануфактурной и фабричной промышленности. Некоторым фабрикантам и заводчикам правительство со времен Петра дозволяло купить положенное число крестьян, другим приписало за их заводами и фабриками казенных мастеровых людей. Отсюда произошли так называемые посессионные имения.
Владение и пользование такими имениями долженствовало быть направлено к той цели, для которой они учреждены, т.е. должно было выделывать на них именно известного рода изделия и люди для сего только дела могли быть употребляемы. Заведение надлежало поддерживать в исправности.
Этим же соображением ограничено было право владельца переводить и увольнять людей и отпускать по паспортам. Владелец обязан был давать отчет в употреблении мирских доходов и оброка с увольняемых по паспортам людей.
В отношении фабрик посессионное владение в 1863 году прекращено, а земля, оставшаяся за наделом крестьян, бывшая прежде казенной, признана собственностью владельцев; что касается горных заводов, то в 1863 году постановлено – оставить в числе посессионных те, коим даны от казны в посессию земли и леса. Затем министр финансов должен распорядиться об исключении из числа посессионных и о перечислении во владельческие всех тех заводов:
1) которые значились посессионными потому только, что принадлежали или принадлежат с крестьянами лицам не дворянского происхождения;
2) которые не пользуются обязательным трудом людей, и
3) которые пользуются только казенными рудниками, без посессионных земель и лесов.
Но этого перечисления могут просить только владельцы, предоставившие заводским мастеровым усадьбы в собственность безвозмездно, и покосы и топливо в течение трех лет также безвозмездно, а затем на определенное время на льготных условиях (Уст. Горн., изд. 1893 г., ст. 223, прим.).
В Польском королевстве издревле образовалось поземельное владение дворянскими имениями на двояком праве: на праве вотчинном и ленном. На ленном праве имения жаловались королями за заслуги в пожизненное владение либо одного мужеского пола, либо и женского; пространство и продолжение права по этим имениям определялось в каждом отдельном случае привилегиями или жалованными грамотами.
И в Польше и в Литве, так же, как потом в Московском государстве, так же, как и в Западной Европе, неполное, подчиненное владение землей постоянно стремилось превратиться в полную и независимую собственность.
Еще на городельском сейме, при первом соединении Литвы с Польшей, литовские помещики получили утверждение прав своих на имения, состоявшие в их владении; но это утверждение не было еще окончательным, и польское правительство несколько раз заявляло права свои на ленные имения, как на принадлежность казны.
Известно, что вопрос о предоставлении литовскому служилому сословию привилегий польского дворянства и о превращении поместного владения на Литве в вотчинное имел важное политическое значение в деле соединения Литвы с Польшей.
На люблинском сейме 1569 года положено признать все дворянские имения собственностью владельцев, и утверждено владение ими в том виде, в каком существовало до того времени по грамотам и привилегиям.
После того в XVI и XVII столетиях издаваемы были королевские конституции, которыми ленные имения в разных частях королевства обращены в вотчинные. Однако же раздача имений на ленном праве не прекратилась и в течение XVIII столетия, и даже после конституции 1775 года, когда король польский решительно отказался от раздачи имений.
Вскоре по присоединении западного края к России оказалось необходимым привести в известность все поземельные права, основанные на прежних ленных пожалованиях и на королевских обещаниях, данных после 1775 года: эти права во многих случаях возбуждали недоумения и пререкания между казной и частными лицами.
Многие из ленных имений перешли из одних рук в другие, по наследствам и сделкам, без ведома правительства. Для разбора всех этих имений учреждена была в 1806 году особая комиссия, но действия ее не привели к предположенному разъяснению владельческих прав на ленные имения.
В 1830 году Государственный совет, рассмотрев дело о ленных имениях по представлению министерства финансов, постановил, какие из бывших ленных имений считать вотчинными по актам польского правительства и по прежним переуступкам; затем все прочие ленные имения, известные правительству по актам, считать ленными по-прежнему, до истечения срока или до наступления времени, определенного привилегией, а в случае спора со стороны владельца о том, что право его не ленное, а вотчинное, разбирать дела судебным порядком.
Пространство прав временного владения ленными имениями определялось особыми положениями, в разное время изданными (VIII т., ч. 1, изд. 1893 г., Уст. Казенн. Имен., ст. 1, прим. 1, прил. II). Ленные имения запрещено раздроблять при наследстве, обременять долгами или отдавать в залог, а также передавать из одной фамилии в другую; владельцы управляли крестьянами на помещичьем праве, но с 1844 года подчинены были правилам инвентарного положения.
При учреждении министерства государственных имуществ ленные имения поступили в его ведение: их оказалось всего 68 в 8 губерниях; тогда значилось в них по 8-й ревизии 23 173 души, 151 000 дес. земли и 81 000 дес. леса; но не все эти имения были бесспорно ленными: споры между казной и владельцами о ленном праве, об окончании владельческого права и о законности передач, залогов и разделов возникали во множестве и принадлежали к числу самых затруднительных и запутанных вотчинных дел. По 10-й ревизии ленные имения значатся в губерниях: Виленской, Волынской, Гродненской, Киевской, Ковенской, Минской и Подольской.
По учреждении в 1857 году в западных губерниях комитетов об устройстве крестьян, комитетам было предоставлено войти в рассмотрение владельческих отношений и по ленным имениям; но в положении 19 февраля 1861 года не было упомянуто об этих имениях.
Устройство их определено Высочайше утвержденным мнением Государственного совета 18 декабря 1861 года. Крестьяне ленных имений подчинены, относительно прав личных и имущественных, общественного управления и поземельного устройства, правилам общего крестьянского положения.
Вместе с тем постановлено, что по приобретении крестьянами в собственность усадебной их оседлости вместе с полевым наделом, остальная земля поступает в распоряжение владельца на праве полной собственности, и имение исключается из числа ленных.
Таким образом должны получить окончательное разрешение все вопросы о ленном праве, и владение ленное, т.е. зависимое и временное, может превратиться в право полной собственности на землю[3].
Засим, в 1871 году, постановлено, что в ленных имениях, в коих не совершено добровольного выкупа до указа об обязательном выкупе, земли, оставшиеся за выкупом, оставляются у владельцев польского происхождения на ленном праве, а у русских на праве полной собственности (т. VIII, ч. 1, изд. 1893 г., Уст. Казенн. Имен., ст. 1, прим. 1, прил. II, ст. 2, прим.).
Есть еще имения поиезуитские, составляющие так называемый эдукационный фундуш. Имения эти образовались из местечек и деревень, принадлежавших иезуитскому ордену в бывшем польском королевстве.
По уничтожении ордена, польское правительство, на основании конституции 1775 года, продало эти имения древним дворянским родам, по особой оценке на серебряную монету, так что сумма оценки каждого имения оставлена навсегда на этом имении, а владельцы обязывались платить в казначейство бывшей эдукационной комиссии ежегодно 4 процента (впоследствии до 6) той же монетой, по которой сделана оценка.
Эта оценочная сумма, увеличенная впоследствии русским правительством до 25 процентов, вместе с суммами, вырученными от продажи иезуитской движимости, составила эдукационный фундуш, неприкосновенный и не подлежащий выкупу ни под каким предлогом, так что платежом в казну оценочной суммы поиезуитского имения нельзя было обратить его в вотчинную собственность, т.е. освободить от зависимости; однако же имения эти в указе 21 декабря 1807 года объявлены неотъемлемой принадлежностью владельцев, нисколько не ограниченных в пользовании; владельцу вменялось только в обязанность представлять палате государственных имуществ план лесного хозяйства, с которым он и должен был сообразоваться.
В случае разорения имения владельцем палата государственных имуществ могла предъявить на него иск, и за неисправность в платежах, равно как и за разорительное управление, имение могло быть возвращено в казну.
Допускались даже, с разрешения палаты государственных имуществ, разделы, продажи или передачи этих имений; но, несмотря ни на какую сделку между частными лицами, право казны оставалось ненарушимым и всегда лежало на целом имении.
Мнением Госуд. совета 18 декабря 1861 года и последующим, 29 марта 1871 года (П. С. З., N 49415) и на поиезуитские имения распространено действие положения 19 февраля 1861 г.
При выкупе этих имений выкупные деньги, вносимые крестьянами, или выкупные свидетельства и билеты должны быть обращаемы в капитал эдукационного фундуша, а в вознаграждение владельца за доход с земли, приобретенной в собственность крестьянами, причитающийся с него по оценке платеж уменьшается соразмерно выкупной сумме, поступающей в казну по учету 5%.
Если бы при сем зачете зачитаемая сумма превышала сумму ежегодного платежа, следующего в казну от владельца, то он вовсе освобождается от дальнейших платежей, и имение поступает в полную его собственность, если он русского происхождения. В случае выкупа земли крестьянами владельцу русского происхождения предоставляется вносом соответствующего капитала выкупить имение себе в полную собственность из эдукационного фундуша.
Засим владельцу поиезуитского имения дозволено уступить оное, с разрешения минист. госуд. имущ., лицу русского происхождения, и с лежащей на нем повинностью. Из сего следует заключить, что собственность владельцев в поиезуитских имениях может возникнуть не безвозмездно, но посредством выкупа.
Впрочем, за недоимки в сборах и даже за частные долги владельца имения эти м. б. подвергнуты продаже с публичного торга в частную собственность (Уст. Казенн. Имен., изд. 1893 г., ст. 1, прим. 1, прилож. I, ст. 7).
Поиезуитские имения находятся в 8-ми губерниях: Виленской, Витебской, Волынской, Гродненской, Киевской, Ковенской, Минской и Подольской. Общая масса их довольно значительна: в одной Минской губ. в 1857 году считалось 321 000 десятин при 12 500 душах крестьян. (См. статью Вешнякова в Журн. Мин. Гос. Имущ. Кн. 1 за 1861 г. и ст. в Моск. Вед. 1867 г., N 224 и 8 мая 1871 г.)
В тех местностях, где действовали литовский статут и польские законы, было в употреблении так называемое традиционное владение. Оно возникало либо по судебному приговору, либо по условию, для возмещения взыскания, причитающегося от одного лица другому, а иногда по договорам полагалось в случае неустойки в платеже условленной суммы.
В таких случаях имение передавалось натурой в традицию, с правом употреблять доходы в свою пользу впредь до возмещения взыскания или до выкупа; традиция могла быть сделана и на срок и бессрочно.
Отсюда происходили впоследствии взаимные претензии и расчеты, которые в редких случаях возможно было привести в надлежащую ясность, и суды наполнены были тяжбами, по сему поводу возникавшими.
Посему русское законодательство стремилось к ограничению традиционного права, и в 1840 году было постановлено, что все бессрочные традиции по истечении 10 лет от учреждения каждой, должны прекратиться обращением имения должника в публичную продажу, а в случае несостоятельности его могут быть прекращены и ранее. (См. прил. к 70 ст. 2 ч. Х т. Св. Зак. Гр., изд. 1857 г.)
К числу местных видов ограниченного вотчинного владения можно еще отнести так называемое вечное чиншевое владение. В западных губерниях издревле существовал обычай отдавать земли в вечный чинш или в вечную кортому: кортомщик, внося ежегодно поземельную плату, получает право не только строиться на земле, но и продавать, дарить и закладывать строения как свою собственность, причем и обязанность платить кортому переходит на приобретателя строения.
Происхождение этого права (напоминающего английское Copyhold) – такое. Бывшие в западном крае при польском владычестве князья и владельцы, при прежнем порядке отправления военной повинности на феодальном праве, селили на землях своих людей, обязывая их служебной повинностью (обороной замка, службой в ополчении с владельцем и т.п.) и платежом денежного чинша, и за то предоставляли им земли в потомственное владение, по особым установительным актам, именуемым привилегиями, и на особом праве, в силу коего за неисполнение повинностей, за неверность и т.п., земли могли быть отбираемы.
Подобно тому, как поместное владение служилых дворян изменило свой характер, должен был с течением истории измениться и характер сего владения подначальных людей. С изменением порядка военной службы, с изменением всего политического устройства Польши, это владение прежних вассалов шляхтичей и их потомков получило свойство оброчного или чиншевого владения; но юридический его образ долго еще не выяснился.
С одной стороны, помещики, у кого на землях оказывались такие чиншевые владельцы, стремились приравнять их владение к оброчному или арендному пользованию чужими землями и доказывали свое безусловное право увеличить по произволу размер взаимного оброка и ссылать владельцев с занимаемых ими земель.
С другой стороны, сами чиншевые владельцы стремились придать своему владению вотчинный характер и утвердить в нем непрерывность потомственного пользования землей и неизменяемость платимого за нее оброка по начальным привилегиям или актам, коими установлено было в старину таковое владение.
Споры эти возникают еще доныне, между частными владельцами, доказывающими свое право владеть землей из рода в род, без увеличения оброка, и управлением государственных имуществ, требующим люстрации и нового очиншевания участков. (См., например, д. Горегляда во 2-м общ. собр. Сен. 1869 г.) Есть, однако, прежние решения Сената в пользу чиншевых владельцев.
В 1857 году общее собрание Сената, рассуждая об этом виде владения, признало его непротивным духу нашего законодательства, и постановило: все земли и оброчные статьи, принадлежащие в собственность разным ведомствам, но находящиеся в пользовании частных лиц на правах вечного чинша, оставить в пользовании этих лиц на тех самых основаниях, какие им присвоены по первоначальным документам (см. Сб. Сен. реш. ч. I, N 570).
Подобно чиншевому владению сельских жителей, – жители владельческих городов и местечек в северо-западном крае – (мещане, цеховые и особенно евреи) владеют из рода в род усадебными местами на земле местного владельца.
Владение этого рода основывается иногда на старинных документах, выданных от помещика привилегиях, или на старых договорах с помещиком – целого общества. В таком случае мещане и евреи подводят себя под общее чиншевое право и возражают против всякой попытки возвысить платимый издревле чинш за землю.
Но в большей части случаев, владение продолжается по старине, без документов и привилегий, или старые документы оказываются утраченными. Отсюда возникают нередко пререкания и тяжбы между владельцем города или местечка и поселенными людьми по поводу требований чинша в увеличенном размере.
Владельцы основывают такие требования на своем вотчинном поземельном праве, подтверждая их вотчинными инвентарями, и домогаясь высылки поселенных людей с земли, в случае их несогласия на предлагаемые условия; мещане же, отвергая инвентари, как акт односторонний, доказывают свое право оставаться в своих усадьбах без возвышения оброчной платы.
Когда в основание права приводятся старинные документы, спор решается судебным порядком, но когда документов нет, возникают затруднения, требующие вмешательства административной власти.
До сих пор правительство не считало возможным предоставить судьбу поселенных людей свободному соглашению их с владельцами, и поставить первых в зависимость от безусловного действия вотчинных прав собственности на землю.
Признается, напротив того, необходимым обеспечить этим людям, издавна живущим из рода в род на владельческой земле, некоторое право на пользование этой землей и усадьбой, без которой они лишились бы всяких средств к существованию.
В этом смысле получили разрешение в Сенате (по I отд. 3-го департ. и по общ. собр.) многие дела по возникавшим тяжбам, именно: при неуспешности добровольного соглашения между владельцем и жителями – местному губернскому правлению предоставлено было распорядиться об измерении занимаемых мещанами земель, определить, в присутствии сторон, качество их и ценность, и выгоды, от них получаемые, и затем определить количество чинша, который д. б. уплачиваем каждым хозяином; а до того оставить занимаемые мещанами земли в их пользовании.
(В таком смысле состоялось в 1849 году и Выс. утв. мн. Госуд. сов. по д. местечка Давыдгородки, причем соответственное распоряжение предоставлено главному начальнику северо-западного края.)
По владению сего рода в 9 западных губерниях возникали во множестве судебные дела, возбуждая неразрешимые затруднения. Со стороны землевладельцев предъявлялись иски о выселении чиншевиков; суды постановляли решения по строгости закона, но решения эти с трудом приводились или вовсе не приводились в исполнение, по невозможности лишить дома и крова – нередко – целое население.
Вопрос о чиншевиках стал государственным, и настала потребность определить точно юридическое их положение законодательным актом. Между тем, в ожидании пока разрешится сей общий вопрос, в 1878 году (Полн. Собр. Зак., N 58749) постановлено – открыть новые сроки для обжалования состоявшихся решений в мировых судах, а впредь дела сего рода производить в судебных палатах общим тяжебным порядком.
В 1882 году изданы особые правила о порядке производства сих дел в новых судебных учреждениях (Уст. Суд. Гражд., ст. 1400, прим., прил.), наконец, в 1886 году утверждено положение о поземельном устройстве сельских вечных чиншевиков в Западных и Белорусских губерниях (т. IX, Особ. Прил. XXV, по Прод. 1890 г.) и велено относящиеся до вечночиншевого владения земельными угодьями гражданские дела между вотчинниками и сельскими чиншевиками, кроме дел о восстановлении нарушенного владения вечночиншевыми участками, неоконченные до обнародования Положения, производством прекратить, а решения, кои к тому времени не были приведены в исполнение, оставить без исполнения, в чем они противоречат Положению (Уст. Гражд. Суд., ст. 1400, прим., прил. II т. 1, прим.).
Между тем закон предоставил сторонам трехлетний срок для добровольных соглашений; но не слышно, чтобы этот способ применяем, был на практике, и дело находится до сих пор в неопределенном положении.
В Бессарабии и в Новороссийском крае подобные затруднения разрешены уже в 1844 году законодательным порядком, с изданием правил о владельческих городах и местечках (прил. к прим. к ст. 322 Зак. Сост.).
Владельцам местечек и городов, пользующимся доходами с оброчных статей по старым грамотам или по обычаю, предоставлено заключать с обществом жителей добровольные условия о взимании разных сборов, на сроки, и эти условия подлежат утверждению областного совета.
Но где в течение положенного 2-летнего (с 1844 г.) срока такие условия не будут заключены, там закон определяет, на какие статьи и в какой мере простирается право взимания сборов, принадлежащее владельцу, а также в каком размере взимаются поземельные деньги с домов и прочих строений (в это определение входят только городские усадебные места и участки).
Таким образом, право на поселение и пользование усадьбой утверждается за жителями, наследственно; но если бы кто из них пожелал продать свою усадьбу или сад, то владельцу предоставляется право преимущественной покупки[4].
1877 г., N 112, 113, 114, 119. По объему права и свойству чиншевого оно не должно быть смешиваемо с арендным правом, возникающим из договора срочного найма, и имеет характер особого, вещного и притом бессрочного права на недвижимое имение.
1877 г., N 116, 117; 1880 г., N 147. Отличительный характер чиншевого права есть вечность пользования и неизменность единожды определенного чинша, размер коего изменялся по взаимному добровольному согласию вотчинника и поселенцев, или же в случаях, предусмотренных в заключенном ими договоре или в привилегии владельца.
1877 г., N 113, 119. Ввиду соединенного с чиншевым владением права вечного пользования землей, за арендатором имения не может быть признано право удалять чиншевиков этого имения с мест, хотя бы по договору с арендатором чиншевики обязывались вносить чиншевую плату ему и в чем-либо действительно нарушили условия этого договора.
1877 г., N 166. Требование собственника земли о понуждении чиншевиков к заключению с ним формальных контрактов на пользование чиншевой землей не может быть удовлетворено судом ввиду того, что на основании 700 и 1528 ст. Х т. 1 ч., а равно 96 ст. полож. о нотар. части, приобретение прав на имущества, составление договоров и совершение всякого рода актов может иметь место не иначе как при добровольном согласии сторон, в заключении сделки участвующих.
1877 г., N 109, 112, 113, 114, 115, 118, 119. Право вечного чинша, как возникающее не из срочного договора и заключающее в себе право владеть, пользоваться и распоряжаться недвижимым имуществом, отчуждать его и передавать по наследству, с условием лишь вечного платежа определенного чинша в пользу собственника, имеет характер особого вещного и притом бессрочного права на недвижимое имущество.
Следовательно иск о чиншевом праве или о прекращении чиншевого пользования землей, как иск о вещном праве на недвижимость, неподсуден мировым судебным установлениям.
После 25 июня 1840 года, т.е. по введении русских законов в Литовском крае, действительны ли акты, вновь совершаемые, об установлении вечного чиншевого владения? Ср. реш. 1857 г. в Сб. Сен. реш.
В таких отношениях, когда одному лицу принадлежит в имении право собственности, а другому лицу – непрерывное право пользования, бессрочное и долгосрочное, например чиншевое, и предстоит нужда в расценке того и другого права, возникают затруднения определить взаимную ценность того и другого участка.
Такой был случай по делу Кагана (1 Общ. Собр. Сен. 15 дек. 1872 г.). Участок принадлежал на праве собственника Лехницкому, состоял в вечном чиншевом владении у Кагана, и потребовался к отчуждению под железную дорогу. Правление железной дороги купило этот участок у Лехницкого за 600 р. и должно вознаградить Кагана за его чиншевое право и за его строения.
Комиссия оценила землю со строением в 26 000 р., и одни строения в 12 000 р., чинша же платил Каган около 6 р. Каган утверждает, что выведенная ценность соответствует в наибольшей части его владению, а общество железной дороги утверждает, что наибольшая доля ценности должна быть отнесена на право собственности.
[1] Не совсем было бы точно причислить к разряду узуфрукта или уподобить ему некоторые из отчетных прав пользования, какие у нас иногда встречаются, хотя они происходят не из договора, но законом установлены. Таково, например, временное владение залогодержателя заложенным имуществом по описи (Зак. Суд. Гражд., изд. 1892 г., ст. 615).
[2] Однако в Касс. реш. 1870 г., № 1374 признано, что законы не запрещают наличным членам причта отдавать означенные земли внаем для получения годового с них дохода, и даже опровергнуто рассуждение мирового съезда, что подобная отдача внаем не может быть распространяема сроком долее того, покуда временный владелец земли состоит в числе причта при церкви.
[3] Подробные сведения о ленных имениях можно найти в статье г. Вешнякова, помещенной в 1-й книжке «Журнала Министерства Государственных Имуществ» за 1861 год.
[4] Сверх упомянутых видов владения встречаются еще в разных краях России исторически образовавшиеся и доныне имеющие юридическое значение виды зависимого подчиненного и срочного владения.
Так, например, в Эриванской области отличается владение так называемое мулькодарное, на помещичьем праве, от владения на титульном праве, т.е. на праве вроде арендного, пожалованном от прежнего правительства за услуги, пожизненно или потомственно (Ср. мн. Госуд. сов. 1851 г. по д. Абдул-Султана). Касс. реш. 1879 г., № 28.
