Усыновление играло весьма значительную роль у всех древних народов: у индийцев, греков, римлян. Оно также было весьма распространено у германцев.
В Древнем Риме усыновление было в весьма частом употреблении или с целью ввести в агнатическую семью когнатов, или с целью узаконения внебрачных детей, так как последнее в то время еще было неизвестно. Усыновление германского права отличается от римского (adoptio) как по своей основной идее, так и по своему действию. Для древнего римлянина усыновление было средством в усыновляемом приобрести лицо, которое после смерти усыновителя было бы преемником его имени, его культа, словом, его политического и религиозного я.
Сообразно с такой высокой ролью института, назначенной ему после смерти усыновителя, усыновление надо было обставить, и, действительно, оно было обставлено строгими условиями и при жизни последнего. Это был, можно сказать, суррогат тех отношений, которые существовали между естественными родителями и детьми. Здесь, с одной стороны, римский закон, как он сам характерно выражался, подражал природе (imitatio naturam), а с другой, копировал те отношения (mores), которые практиковались между естественным отцом и сыном.
С первой целью – в Риме было воспрещено кастратам не только жениться, но и усыновлять, усыновитель должен быть старше усыновляемого, по крайней мере, на 18 лет, со второй – римское законодательство наделяло усыновителя отцовской властью. А так как эта власть была достоянием лишь одного мужского пола, то женщины, по общему правилу, не могли усыновлять; по общему же правилу, они не могли быть и усыновляемы, как не способные получать по преемству patria potestas и связанных с нею сакральных прав.
На основании того, что усыновление, по своей идее, было средством создать отеческую власть, оно не допускалось там, где она уже существовала или даже могла существовать.
В силу подчинения отцовской власти усыновленный делался агнатом всех агнатов усыновителя, а посему и приобретал права наследования не только после него, но и после них.
Patria potestas была учреждением чисто семейственного, непрерывного характера, а следовательно, с существованием ее были несовместимы ни условия, ни сроки, а посему и усыновление не подлежало этим ограничениям. Nec enim moribus mostris convenit filiumm temporalem[1].
Отеческая власть могла прекратиться лишь по воле обладателя ее, когда он эмансипировал своего сына. Поэтому таким же способом прекращалось и усыновление.
Параллельно с этим материальным значением римского усыновления оно было сопровождаемо и соответственной формой. Усыновление было, по крайней мере, в Древнее время, чисто законодательным актом. Римлянин, желавший усыновить своего согражданина, заявлял об этом в народном собрании, и только санкция сего последнего считалась для этой цели достаточной. (В императорском периоде усыновление производилось посредством рескрипта). Позже возникло усыновление с менее строгой формой – с формой сделки в суде между отцом усыновляемого и усыновителем.
Это усыновление только по исключению создавало отеческую власть и сопровождалось изложенными выше последствиями. Таким образом, установилось в Риме различие между arrogatio и adoptio в тесном смысле. Первое мыслимо было только относительно своевластного лица, второе – относительно подвластного. Это второе приравнивалось к первому, когда усыновителем был восходящий родственник усыновляемого. При усыновлении чужим отеческая власть не переходила на усыновителя, и только наследовать по закону последнему мог усыновленный[2].
Не с таким характером является усыновление немецкое. Принятие вместо дитяти (Annahme an Kindesstatt) никогда не ставило себе задачей создание отеческой власти. Это был институт, имевший целью интересы усыновляемого, а не усыновляющего. Идея его истекала из наследственного преемства. Лицо, не имевшее собственных законных детей, брало чужого в качестве наследника, чем устранялись от наследства все прочие родственники. С таким характером возникает усыновление, с таким же продолжает жить оно и дальше.
Только в позднейшее время, как особый вид принятия вместо дитяти, к нему присоединилась так называемая Einkindschaft, объединение детей. Оно возникло из необходимости дать права на имущество умершего супруга супругу, оставшемуся в живых и вступающему в новый брак. В силу этой Einkindschaft все дети от первого брака считаются как бы происшедшими от второго и, следовательно, усыновляются своим отчимом или мачехой.
Отличаясь по существу от римской adoptio, германское усыновление отличалось всегда от нее и по форме. Оно никогда не носило на себе того законодательного величия, как в Древнем Риме, а было актом чисто судебным. Усыновитель и усыновляемый явились в суд, где новый отец вручал своему сыну щит и копье, выражая тем приобщение приемыша к своим правам. Затем следовал трехдневный пир, что имело целью придать публичность совершенному акту.
Рядом с этой существовала и простая форма усыновления в виде обыкновенного письменного акта, имевшая значение передачи имущественных прав от усыновителя усыновляемому[3].
Существовало ли у нас усыновление в Древнее время? Для языческого периода сведений нет. Вероятно, усыновляли и в те времена. Наше крестьянство практикует усыновление часто (а в быту простого народа древние институты находят отголосок), причем усыновленные пользуются правами родных детей усыновителя[4].
С принятием христианства применялось относительно усыновления византийское право, и дела эти были подведомы духовенству: для силы усыновления требовалось утверждение акта его епархиальным архиереем, причем соблюдался определенный церковный обряд. Приемыш получал права сына, в том числе и наследственные.
Были примеры усыновления по договору и на условиях, как это и теперь бывает в крестьянском быту (Пахман. 1. с.).
Позднейшее законодательство не дает постановлений об усыновлении. Существующие узаконения по этому предмету ведут начало от времен Императрицы Екатерины II и Императора Александра I (Неволин. III. С. 377 и сл., Буданов В. Обзор истории русского права. II. С. 173; Сергеевич. Лекция по истории русского права. С. 569-597).
[1] Labeo Fr. 34. D. I, 7 de adoptinibus.
[2] Windscheid. B. II. 920-924; Kuntze. Institutionen und Geschichte des Rцmischеn Rechts. Leipzig, 1869. S. 599-601; Serafini F. Instituzioni di diritto romano II. § 170.
[3] См. мое иссл. О незаконнорожденных. С. 68, 69; Viollet. Precis de l’Histoire de droit francais. С. 401-411, 741.
[4] Пахман. Обычное право. Т. II. С. 197 и сл.
