В направлении законодательства со времени Петра Великого заметны следующие явления. Во-первых, подведомственность дел о незаконных детях переходит из рук церкви в руки светских властей. Это должно было прежде всего отразиться на источниках права. Нормы церковные должны были уступить светскому закону. Мы видели, что это уже отчасти было и прежде. Но, однако же, есть следы, что и в новой Руси, и даже в позднее время при решении дел о внебрачных детях были принимаемы во внимание и церковные правила[1].
Но главным источником было светское законодательство: Уложение и Воинские Артикулы[2]. Но так как это законодательство было крайне бедно, то от времени до времени появлялись сепаратные указы, на которые, в свою очередь, ссылались власти при возникновении и решении новых дел о незаконных детях[3].
Скудость законодательства и господствовавшая тогда привычка обращаться к Высочайшей власти способствовали развитию пестроты и случайности в постановлениях о внебрачных детях.
Какие же начала мы можем усмотреть в этих от времени до времени ad hoc появлявшихся узаконениях? Прежде всего, как определялись права незаконных детей? Старое начало, что вне брака рожденный следует состоянию матери, сохранялось, с некоторыми, впрочем, видоизменениями в дальнейшем развитии. Так, относительно незаконнорожденных от женщин свободного состояния, не принадлежавших к особым ведомствам, сенатским указом 1723 г. 9 января о поверке произведенной тогда первой ревизии повелено было: незаконнорожденных подкидышей, которые при проверке окажутся, приписывать к тем посадам, селам и деревням, где кто живет.
В 1743 г. правилами о производстве второй ревизии повелено было незаконнорожденных, которые не избрали себе рода жизни, писать по их желанию: в посады и цехи, а прочих, которые годятся к службе, в солдаты или, наконец, за помещиками. По случаю производства третьей ревизии в 1783 г. повелено было незаконнорожденных от женщин свободного состояния причислять по желанию их к казенным заводам, соляным промыслам или к государственным крестьянам. Незаконнорожденные от крепостных женщин записываются за их владельцами. Незаконнорожденные от женщин разных ведомств зачисляются по этому ведомству (военному, почтовому, удельному. Неволин. III. С. 365, 372).
Но это правило о следовании вне брака рожденных состоянию матери не распространялось на шляхетское сословие. Незаконные дети дворянок не делались дворянами, хотя иногда правительство давало и права дворянства внебрачным детям лиц высших классов (См. мое иссл. О разводе. С. 419).
Таким образом, надо признать, что наше право следовало началу материнства (Maternitat). Правда, что закон умалчивал об обязанности матери давать содержание незаконным детям, но эта обязанность разумелась сама собой: они ее дети (и de facto, и de jure), следовательно, она и должна их кормить.
Равно нет сведений и о наследовании после матери. В прежнем периоде такого запрета не было. Следов его мы не находим и теперь; это делает право заключить, что от наследства после матери внебрачные дети не были исключаемы. Такое заключение оправдывается и тем, что ни в первом, ни во втором издании Свода Законов о таком запрете ничего не говорится, и появляется оно лишь в третьем издании Свода.
Неволин полагает, что в родовом имении матери незаконные дети никогда не имели права наследовать, так как это имущество переходит по наследству только к членам рода, а к роду причисляются только рожденные в законном браке члены его (Неволин. III. С. 372). Но ведь наследование по закону и в благоприобретенном имуществе простирается только на членов рода и, следовательно, с этой точки зрения немыслимо было бы наследование и в благоприобретенном имении материнском, что допустить и Неволин, по-видимому, не склонен.
Если заключать из отдельных указов, разрешающих вопрос о допустимости вне брака рожденных к наследованию в материнском имуществе, то мы имеем случаи и в пользу положительного (1800 г. марта 6. N 19310), и в пользу отрицательного (1800 г. ноября 7. 18637) решения вопроса, хотя, по-видимому, законодатель больше склонялся в сторону наделения вне брака рожденных правами после матери, чем после отца.
Обратимся теперь именно к рассмотрению отношений внебрачных детей к их отцу.
Здесь мы впервые встречаемся с законом, обязывающим отца участвовать в содержании своего незаконного дитяти. Вот этот любопытный закон, помещенный в Воинском уставе: “Если холостой человек пребудет (т. е. будет в связи) с девкою и она от него родит, то оный для содержания матери и младенца по состоянию его (seines Standes) и платы нечто имеет дать (Lihns ein gewisses abgeben) и, сверх того, тюрьмою и церковным покаянием имеет быть наказан, разве что он потом на ней женится и возьмет ее за сущую жену, и в таком случае их не штрафовать” (1716 г. марта 30, Уст. Воинск. Арт. 176).
Закон этот, как и весь Воинский устав, нерусского происхождения. Известно, что устав этот – иноземное компилятивное право, преимущественно шведское, но с примесью датского, голландского, бранденбургского и немецких военных артикулов, причем на некоторых статьях общеуголовного (а не специально военного характера) заметно влияние Уголовного уложения Карла V (1532), господствовавшего в Европе в эпоху Петра, или же саксонского права[4].
С постановлением, подобным сейчас приведенному Воинскому уставу, относительно обязанности отца обеспечить вне брака рожденного и мать его мы уже встречались в немецком праве. Это правило, основанное на праве каноническом, обязывает виновного в незаконном сожительстве с незамужней обеспечить ее или жениться на ней.
Правило это, таким образом, имеет в виду только неженатого и незамужнюю, и в таком виде оно оказалось и в Воинском уставе, не затрагивая, следовательно, судьбы детей, происшедших от прелюбодеяния. Далее, правило это рассматривает незаконное сожительство как преступление, попадающее под общеуголовную и специально церковную кару. Наконец, правило это не возлагает полностью обязанности содержания на незаконного отца. Оно обязывает его только участвовать в содержании (“и платы нечто имеет дать”), указывая косвенно, что, главным образом, обязанность содержания лежит на матери (постановление, напоминающее постановление саксонского законодательства).
Таким образом, с точки зрения этого закона, привлечение отца к обязанности содержания внебрачных детей выводится из преступления (из деликта) как вознаграждение за причиненный им вред – точка зрения, имевшая и в позднейшее время сторонников и в законодательстве, и в доктрине.
Относительно наследования после отца, по-видимому, оставалось в силе правило Уложения о ненаследовании в вотчинах и поместьях, которое, со слитием поместий и вотчин в один вид недвижимых имуществ, должно было распространиться на все виды недвижимости.
Впрочем, в виде снисхождения, милости незаконные дети допускались к наследованию и в отцовской недвижимости; только наследование в родовой собственности не дозволялось[5]. Судя по умолчанию о движимости, надо полагать, что из права наследования ее внебрачные дети не были исключены, как и в предшествовавшем периоде.
Что касается наследования после родственников отца, то, даже и при особом ходатайстве, вне брака рожденным такие права предоставлены не были[6].
Исключение из вышеизложенных правил делалось в пользу детей от так называемого путативного брака, т. е. брака, о незаконности которого родителям не было известно. Римское и каноническое право (Западной церкви) приравнивали таких детей к законным[7].
Весьма вероятно, что духовенство наше, под влиянием римского права, оказывало такое же снисхождение детям от путативных браков. В настоящем периоде это было обыкновенно делом монаршей милости: такие дети или вполне приравниваемы были к законным, или в известной мере[8].
В 1836 г. постановлено было, как общий закон, что участь незаконных детей лиц, обманом вовлеченных в противозаконный брак, может быть передаваема, по усмотрению обстоятельств дела, монаршему милосердию (1836 г. ноября 18, N 9713).
Неустойчивость законодательства и привычка решать дело, приноравливаясь к обстоятельствам случая, ad hoc, глядя по человеку, сказалась в особенности в вопросе об узаконении незаконных детей через последующий брак родителей.
В первый раз со случаем узаконения через последующий брак их родителей мы встречаемся в деле Елагина. В указе по этому делу сказано: “Снисходя на прошение действительного статского советника Елагина, дозволяется старшему из сыновей его, Афиногену, родившемуся прежде, чем родители его сочетались законным супружеством, именоваться фамилией Елагина и пользоваться как наследственными правами, равными с меньшим его братом, так и дворянским достоинством”[9].
Впоследствии случаи узаконения через последующий брак повторялись и настолько участились, что в царствование Императора Александра I вопрос этот был предложен на обсуждение Государственного Совета, который высказался так: детей, рожденных прежде супружества, от матери, впоследствии браком соединенной, без всякого сомнения, можно вводить во все права фамилии и наследства, законным детям принадлежащие; эта мера не только справедлива, но и содержит в себе сильнейшее побуждение к заключению законных супружеств и к прикрытию соблазна, происходящего от сожительств, не утвержденных браком[10].
Мнение это было утверждено Императором Александром I, что видно из того, что Государственный Совет ссылался на указанное мнение впоследствии, при рассмотрении отдельных случаев, как на действующий закон (хотя мнение это в свое время и не было обнародовано).
В первое время после издания этого закона практика снисходительно относилась к узаконению детей, рожденных вне брака: были случаи узаконения детей от прелюбодеяния и детей невесты.
В разъяснение вышеприведенного закона о силе и действии сопричтения в 1803 г. было постановлено, что дети, вводимые во все права по роду и наследству, законным детям принадлежащие, во всех линиях наследственных должны быть приравниваемы к законным детям, а потому ни под каким видом не отчуждать их от прав, какие общими о наследстве узаконениями разным степеням родства присваиваются (П. С. З. 1803 г. октября 11. Именной. N 20980).
Со вступлением на престол Императора Николая I начинается движение законодательства в обратную сторону. 2 января 1829 г. состоялось Высочайшее повеление: Его Императорское Величество, рассмотрев разные мнения, в Государственном Совете последовавшие, по предмету усыновления воспитанников и сопричтения к законным детям рожденных теми же родителями до брака, и уважив, что узаконение незаконнорожденных детей, кроме неудобства, несогласно с духовным (?) и гражданским законами, Высочайше повелеть соизволил: существующие на предмет сей правила отменить и впредь не давать хода прошениям ни об усыновлении воспитанников, ни о сопричтении к законным детям, до брака рожденных (П. С. З. 1829 г. 23 июля. N 3027).
Со вступлением на престол Императора Александра II опять начинается новый поворот в пользу незаконнорожденных. В 1857 г. последовало Высочайшее повеление: войти в обсуждение вопроса о сопричислении незаконных детей к законным через вступление родителей в брак между собой; вместе с тем повелено было составить правила о рассмотрении ходатайств об узаконении.
Правила такие были составлены и утверждены 9 апреля 1858 г. В них, между прочим, выражено, что закон 2 января 1829 г. не отменяется, но из него, по особым, достойным уважения обстоятельствам, могут быть допускаемы изъятия для детей, коих родители, после рождения их, соединились законным браком с соблюдением следующих правил:
1) Просьбы сего рода принимать только от отца тех детей, коих проситель желает узаконить.
2) При рассмотрении сих просьб обращать внимание на заслуги, оказанные или оказываемые просителем или теми его детьми, коих он желает узаконить, и принимать надлежащие меры для точнейшего удостоверения в том, что все они рождены от той, с которой отец их впоследствии вступил в брак, и не в прелюбодейной с нею связи, т. е. не при существовании другого супружества, не расторгнутого ни смертью, ни постановлением суда духовного.
3) По собрании всех означенных в предшествующей статье сведений представлять на Высочайшее усмотрение как эти, установленным порядком, удостоверенные сведения, так и основанное на них заключение.
Узакониваемые этим порядком, рожденные прежде брака дети приобретают через эти права, общими законами предоставленные рожденным в браке.
Хотя правила эти не были обнародованы, но вслед за утверждением их состоялись два Высочайшие повеления, одно 18 июля 1858 г., а другое 6 декабря 1860 г., которыми определен был порядок исполнения указов об узаконении рожденных до брака детей или об усыновлении воспитанников и приемышей. В этих Высочайших повелениях выражено, что подобные указы вносят в Сенат не для опубликования, а лишь для хранения и для объявления о них просителям и ближайшим их начальствам по месту служения или жительства просителей. Оба эти повеления были оглашены помещением в Полн. Собр. Зак. и вошли в текст примечания к ст. 19 Учр. Сен. (т. I, ч. 2) по прод. 1864 г. Существование этого примечания ясно указывает на то, что правительство уже не придает безусловной силы воспрещению приносить ходатайства об узаконении рожденных вне брака детей[11].
Вопрос об узаконении через последующий брак получил, наконец, разрешение 12 марта 1891 г.
Колебание и неустойчивость постановлений и распоряжений относительно незаконных детей и известная снисходительность, а иногда и нерешительность объясняются общим состоянием нравов в нашем обществе в XVIII в. Нравы эти не стояли на высоких размерах; бывали случаи браков последовательно на пяти женах. Зло было настолько распространено, что иногда духовные власти судили такие браки не по всей строгости церковных правил.
Само собой разумеется, что благодаря частым случаям многобрачия немало оказывалось незаконных детей. Общих постановлений относительно устроения судьбы таких (от многобрачия) детей не было. Иногда они распределялись между родителями: сыновья отдавались отцу, дочери – матери с обязательством отца давать средства на содержание последним; иногда дети отдавались невинному супругу.
Безнравственностью в особенности отличалось так называемое высшее общество, а тон ему давал двор, где в разврате соперничали иноземцы с русскими. Эта легкость нравов считалась явлением как бы нормальным. Державин говорит о господствовавшем в его время модном искусстве между супругами давать друг другу свободу, причем сам рассказывает о своих незаконных связях с таким прямодушием, как будто речь идет о вещах совершенно невинных.
Крайне растлевающее влияние на нравы имело крепостное право. Освободившись от обязательной службы, дворянство засело в деревнях и здесь наполняло свои досуги развратом[12].
Заслуживает внимания, что иногда само правительство смотрело сквозь пальцы на разврат высших классов, и незаконных детей таких лиц даже причисляли к дворянскому сословию (Исслед. о Разводе. С. 419).
Но иногда причиной уклонений правительства от введения благодетельных мер относительно вне брака рожденных были злоупотребления просителей. Так, по объяснению графа Блудова, правительство воспретило в 1829 г. принятие прошений об узаконении последующим браком детей добрачных, потому что некоторые безнравственные и бессовестные люди, имея детей от нескольких наложниц, большей частью из своих крепостных, женились на одной из них и, утверждая, что все эти дети прижиты с нею, спрашивали и получали дозволение дать им всем права законнорожденных, причем случалось, что весьма вероятно, что женившийся на одной из своих наложниц продолжал связи с другими[13].
Постепенно возрастающее число незаконных детей заставило русское правительство, по примеру западноевропейского, изыскивать благоустройственные меры по призрению этих детей. Не входя в подробное рассмотрение этих мер, мы обратим на них внимание с юридической стороны, со стороны определения юридического положения незаконных детей, попавших в устроенные правительством для призрения их учреждения.
Такими учреждениями были воспитательные дома.
Первый приют для вне брака рожденных или, как их тогда называли, “зазорных младенцев” был устроен в 1706 г. митрополитом Иовом близ Новгорода в Холмово-Успенском монастыре. Затем указом Петра Великого в 1712 г. предписывается по всем губерниям “учинить шпиталеты для: увечных и престарелых, также прием незазрительный и прокормление младенцам, которые не от законных жен рождены, дабы вящшего греха не делали, сиречь убивства, по примеру Новгородского арзиерея”[14].
Точно так же указом 1714 г. ноября 4 повелевается “для зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно, при церквах, где пристойно, сделать госпитали”[15]. В следующем году опять повторяется: “Сделать госпитали для сохранения зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно и стыда ради отметывают в разные места, отчего эти младенцы безгодно помирают, а иные от тех же, которые рождают, и умерщвляются”[16].
Екатерина II, вскоре по вступлении своем на престол, утвердила генеральный план Императорского воспитательного дома в Москве, составленный знаменитым Бецким. Воспитательный дом был наделен разными привилегиями, и в особенности они были предоставлены питомцам его.
Тогда как незаконные дети записывались в податные классы, питомцы воспитательного дома были причислены к свободному состоянию и никаким образом не могли быть закрепощены: питомец, вступая в брак с крепостной, делал и ее свободной; питомица, выходя замуж за крепостного, оставалась свободной вопреки древнему правилу: по рабе холоп, по холопу раба.
Питомцы и их потомство имели право покупать дома, лавки, заводить фабрики и поступать в купечество. Между тем крепостные до царствования Императора Николая I не имели право владеть недвижимыми имуществами.
Дело Императрицы Екатерины II относительно питомцев воспитательного дома продолжала Императрица Мария Федоровна, называвшая их “несчастно рожденными, сиротами при существовании родителей”. Она составила для них план учения, из которого видно, что государыня желала дать воспитанникам блестящее образование. Они должны были, между прочим, заниматься музыкой, рисованием, иностранными языками и науками. Затем более способные из них должны были поступать в университеты, а менее способные – в учителя, в фельдшеры; а питомицы – в учительницы и повивальные бабки.
А между тем 20 декабря 1837 г. состоялось мнение Государственного Совета, которым воспрещалось принимать на гражданскую службу из незаконнорожденных и вместе с тем принимать их – в уездные училища, гимназии, коммерческие училища и другие подобные заведения[17].
Все это еще раз подтверждает, как беспринципно, в общем, и случайно было наше законодательство в своих постановлениях о незаконных детях. Один подкидыш, случайно попавший в воспитательный дом, мог стать сановником, а другой на всю жизнь оставался крепостным.
В совершенно особом, исключительно неблагоприятном положении были дети старообрядцев (раскольников). Хотя правительство меняло свой образ действия, что касается раскольников, и порой снисходительнее, чем прежде, относилось к бракам их, но, тем не менее, оно всегда недружелюбно относилось к их детям, упорно отказываясь признавать их законнорожденность, считая такое отношение орудием преследования раскола и средством обращения раскольников в православие. Таким образом, многомиллионное русское население не рождало других детей, кроме незаконных, и это от связей не случайных, а большей частью прочных и постоянных, как и браки венчанные.
Только с изданием закона 1874 г., допустившего оформление браков раскольников (записных, т. е. числящихся официально в расколе) посредством записи их в установленные для них метрические книги, явилась возможность признания законнорожденности.
В заключение исторического очерка постановлений о незаконнорожденных укажем на те постановления, которые заключаются в Своде законов, составленных для Малороссии в 1743 г. при Елизавете Петровне под заглавием: “Права, по которым судится малороссийский народ” (изданном пок. проф. Кистяковским), которые имели силу действовавших прав в Малороссии в XVII и XVIII вв.
Согласно этому Своду те незаконнорожденные, которых отец известен, пользуются правом на содержание и воспитание из его имущества. После матери, не оставившей законных детей, они наследуют, как эти последние. Они наследуют после материнского деда и бабки при отсутствии у последних внуков от законных детей. Узаконенные через последующий брак получают право наследования в благоприобретенном имуществе их отца.
Постановления эти показывают, что в нашей истории, несомненно, применялись по отношению к незаконным детям постановления более гуманные, чем те, которые действовали у нас до издания закона 3 июня 1902 г., и заключались в Своде зак. гражд. Так как они составляют последнее историческое звено, то мы, прежде чем перейти к действующему законодательству, на них остановимся.
Недостатки сводного законодательства в особенности сказались на постановлениях о незаконных детях. Эта какие-то жалкие фрагменты указов, изданных в разное время, по разным случаям и по разным соображениям. Недостаточность узаконений о внебрачных детях в значительной степени произошла оттого, что дела о них в Древней Руси были подведомы духовной власти, которая не нуждалась в постановлениях светского законодателя, черпая их из правил церковного и светского византийского права.
К несчастью, для вне брака рожденных сведение законов произошло в самое неблагоприятное для них время – в царствование Императора Николая I, крайне строго относившегося к незаконным детям, что видно, между прочим, из воспрещения принимать ходатайства об узаконении их.
Таким образом, последнее законодательство о внебрачных детях, будучи, с одной стороны, случайным, а с другой – неполным, в результате оказалось весьма строгим. Законодатель как бы хотел забыть о существовании незаконных детей и старался не касаться этого щекотливого вопроса.
Благодетельного влияния канонического права мы были лишены в той мере, как западноевропейские законодательства, в особенности германского типа. Действие его обрывается со времени петровской реформы, и мы, отвергнув старое, не придумали ничего цельного нового.
Прежде всего следует рассмотреть, какие дозволял старый закон способы установления незаконного сыновства. Допускал ли он только добровольное или только судебное признание, или оба вместе? Полагать надо – оба. И, во-первых, что касается матери, то Свод не отрицал юридической связи матери с вне брака рожденными: он прямо называл их ее “детьми” (незаконнорожденные дети казачьих вдов, жен и девок – ст. 140), а следовательно, он допускал возможность как добровольного признания ею своими незаконных детей ее, так и принудительного судебного признания, другими словами – розыск матери; иначе говоря, наш Свод придерживался начала так называемого материнства (Maternitat).
Как состояло дело с отцом? Закон допускал розыск отца путем уголовным (ст. 994 Улож. наказ.), а раз допущена была возможность признания принудительного, то тем более надо допустить возможность и признания добровольного; по правилу – если дозволено большее, то дозволено тем самым и меньшее (ст. 136 Зак. гражд. non obstat). Разумеется, и добровольно признанным не давалось больше, чем разыскивавшим отца.
По этому поводу следует заметить (о чем уже говорилось и раньше), что этот способ разыскивания незаконного отца посредством уголовного расследования и обвинения в преступлении не только принципиально неправилен (выведение родственной обязанности из преступления) и морально оскорбителен – сын добивается сыновних прав, сажая отца на скамью подсудимых, – но и практически неудобен: возбуждение или невозбуждение иска зависит от желания или нежелания матери; но так как начатие дела матерью есть вместе с тем и самообвинение в незаконном сожительстве, то отсюда понятно, что масса алиментарных исков совсем не доходила до суда. Общение с судом уголовным считается всегда неприятным, а тем более, если оно самого вступающего в такое общение неминуемо подводит под кару.
Кроме того, так как незаконное сожитие неженатого с незамужней считалось преступлением только для лиц христианского вероисповедания, то, следовательно, проведение исков об отцовстве и содержании через уголовный суд для нехристианских исповеданий теряло всякий смысл.
Но какие же права получали внебрачные дети, раз установлено, добровольно или же невольно, их сыновство от данных родителей и прежде всего от матери? Так, во-первых, обязана ли была мать кормить свое незаконное дитя и вообще содержать его? Обязана: раз закон признавал ее матерью, раз он считал вне брака рожденных ее детьми, то она по отношению к ним имела права матери и несла ее обязанности и, следовательно, и обязанность содержания (Зак. гражд., ст. 172).
Но так как эта обязанность есть чисто личная, то поэтому со смертью матери она прекращалась и на наследников ее не переходила.
Еще строже закон в вопросе о наследовании незаконных детей после матери; они были вполне лишены наследственных прав после нее.
Теперь посмотрим, какими правами располагали незаконные дети по отношению к своему отцу. На этот вопрос ответ был дан такой: “Незаконные дети, хотя бы они и были воспитаны тем, кого именуют отцом их, не имеют права на имя фамилии его и законное после него наследство” (ст. 136). Это постановление, очевидно, имело целью показать, что и в том случае, когда несомненно происхождение вне брака рожденного от данного лица, как отца его (а это сомнение обыкновенно затрудняет законодательства при наделении внебрачных детей правами по отношению к отцу), первый вообще остается юридически чуждым последнему: он не носит его имени и не может ему наследовать, как его сын. Под статьей стоит ссылка на Именной указ, данный Сенату по вышеупомянутому делу Апухтина (П. С. З. 1800 г. марта 6. N 19310). В этом указе говорится, что незаконнорожденные не могут пользоваться на основании общих узаконений, находящихся в уложении, в Воинском Артикуле и правилах церковных, никакими преимуществами отца их.
Эта ссылка ясно указывает на то, что законодатель желал совершенно устранить внебрачных детей от всяких гражданских прав по отношению к отцу, т. е. лишить имени, наследства и права на содержание; последнее есть результат власти родительской, здесь не существующей[18].
Впрочем, о праве вне брака рожденного требовать содержания от своего отца говорилось в законе уголовном, именно в ст. 994 Улож. наказ., которая гласила: “За противозаконное сожитие неженатого с незамужней, по взаимному их согласию, виновные, если они христиане, подвергаются церковному покаянию по распоряжению своего духовного начальства. Но когда последствием такой порочной жизни было рождение младенца, то отец обязан сообразно с состоянием своим обеспечить приличным образом содержание младенца и матери.
Что это за закон, откуда он явился, какое начало положено в основание его и каков его смысл?
История этого закона заключается в приведенном нами выше артикуле 176 гл. ХХ Воинского устава. Сначала постановление этого устава было почти полностью усвоено позднейшим законом. Так, в т. XV Свод. зак. угол., ст. 669 (изд. 1835 г.) было постановлено: если холостой человек пребудет с незамужнею и она от него родит, то он обязан, по возможности и состоянию своему, обеспечить содержание матери и младенца; сверх того, подвергается тюремному заключению и церковному покаянию; от этого наказания он избавляется в таком только случае, если на ней женится.
В Уложении о наказаниях 1845 г. (ст. 1289) последовало изменение этого узаконения в двояком отношении: исключено присуждение к тюремному заключению и право женитьбой на соучастнице преступления избавиться от наказания. Осталось в качестве наказания только церковное покаяние, и то лишь для лиц, принадлежащих к христианским вероисповеданиям, и обязанность обеспечить содержанием мать и младенца.
Оставляя в стороне вопрос о церковном покаянии, обратимся к обязанности обеспечения вне брака рожденного выдачей ему содержания.
Какова юридическая сущность этой обязанности с точки зрения ст. 994 Улож.? Это не штраф, ибо штраф идет в казну. Это – вознаграждение за вред, причиненный преступлением. Следовательно, это гражданская мера взысканий, неразрывно связанная с наказанием, назначаемым Уложением за преступление незаконного сожития неженатого с незамужней; поэтому по подсудности иск такой мог быть предъявлен и рассматриваем в суде уголовном.
Если же он не был предъявлен своевременно в уголовном суде (т. е. при самом производстве уголовного дела – Уст. гражд. суд., ст.5), то в суде гражданском он мог быть предъявлен лишь после окончания уголовного производства, т. е. после суждения о преступлении судом уголовным (кроме исключительных случаев приостановления производства по душевной болезни обвиняемого или вследствие неразыскания обвиняемого – когда имущество его поступает в опекунское управление, Уст. гражд. суд., ст. 5-7; Уст. угол. суд., ст. 6, 7). Только в случае смерти обвиняемого до начала в уголовном суде иска о вознаграждении потерпевшей этот иск мог быть предъявлен в гражданском суде к наследникам обвиняемого (Уст. угол. суд., ст. 16-18).
Итак, иск о содержании, по западноевропейскому праву – алиментарный иск, предъявляемый на Западе в суде гражданском, как и другие иски об алиментах, по Своду есть иск гражданский в уголовном деле, и, следовательно, по общему правилу, это иск, подлежащий суду уголовному.
Это произошло оттого, что алиментарной обязанности как таковой по отношению к незаконному отцу наш закон не знал, а знал со времени Воинского устава гражданское взыскание, присоединяемое к уголовному наказанию за преступление незаконного сожития.
Свод, таким образом, являлся в данном случае вполне и в самом чистом виде сторонником теории проступка (или деликта) в обоснование алиментарной обязанности отца к своему внебрачному дитяти. Статья 994 как непременное условие назначения содержания вне брака рожденному предполагала доказанность отцовства (“когда последствием такой порочной связи было рождение младенца”, говорит она). Следовательно, при сомнении в отцовстве не могло быть речи о назначении содержания. Поэтому при доказанности, что в период, соответствующий зачатию, мать имела связь и с другими мужчинами, подвергается сомнению отцовство, а вместе с тем падал и иск о назначении содержания. Иначе, Свод допускал exceptio congressus cum pluribus.
В каких размерах и кем могло быть требуемо содержание для вне брака рожденного?
В законе было сказано, что незаконнорожденный должен быть обеспечен “сообразно с состоянием”, т. е. сословным положением незаконного отца (что не согласуется с правилом закона, по которому незаконнорожденный сословными преимуществами отца не пользуется), “приличным образом”, т. е. так, как подобает лицу, принадлежащему к данному сословию.
Право требовать содержания, как видно из ст. 994, принадлежало матери, которая, требуя его для себя, имела право требовать и для дитяти.
Статья 994 предусматривала случай рождения ребенка только от связи холостого с незамужней (ex soluto и soluta), отголосок конкубината и его “естественных детей” (liberi naturales). Следовательно, дети от прелюбодеяния благами этого закона воспользоваться не могли. А так как другие статьи Уложения (ст. 1585) и Законы гражданские об обеспечении этих детей не говорят, то, следовательно, они никаких алиментарных прав по отношению к своему отцу не имели.
Помимо ст. 994 Улож. о наказ. прежнее законодательство наше говорило еще об обеспечении незаконных детей отцом по двум поводам: по поводу изнасилования и заключения брака по принуждению или обману.
Если девица вследствие изнасилования сделалась беременной и родила, то должны быть доставлены (изнасиловавшим) средства на содержание и воспитание младенца, “доколе он по возрасту не будет в состоянии избрать род жизни” (Зак. гражд., ст. 663).
В случае рождения дитяти от брака, признанного недействительным, как совершенного по принуждению или обману, или от второго брака при существовании первого отец должен обеспечить участь дитяти (Зак. гражд., ст. 666).
Если мы в заключение прибавим, что незаконнорожденные дети не имели и не имеют наследственных прав по закону после своего отца (Зак. гражд., ст. 136), то этим будет все сказано, что касается отношений вне брака рожденного к своему отцу.
Но незаконные дети не только были лишены наследственных прав после своих родителей, но и друг после друга. Этот вопрос был предметом рассмотрения Государственного совета, и Высочайше утвержденным 28 марта 1865 г. мнением его было постановлено, что по действующим узаконениям право на наследство в имуществе после лица, умершего без завещания, имеют только родственники его, т. е. такие лица, которые соединены с ним кровным родством (т. Х, ч. 1, ст. 1104, 1105, 111), а к роду или родству причисляются те только члены его, которые рождены в законном браке (ст. 1112, 1113); следовательно, для того, чтобы иметь право наследования в имуществе, оставшемся без распоряжения умершего владельца, закон непременным условием постановляет не одну естественную принадлежность лица к роду владельца посредством рождения, но и рождение его от членов того же рода в законном браке.
Законом 12 марта 1891 г. положено было начало улучшению участи незаконнорожденных – мы разумеем введение у нас узаконения через последующий брак родителей.
[1] Апухтины, Павел и Николай, были прижиты отцом их от второй жены при жизни первой, законно не разведенной, и “не могли бы посему пользоваться на основании общих узаконений в Уложении, Воинских Артикулах и правилах церковных никакими преимуществами отца их”. Полн. Собр. Зак. 1800 г. Марта 6-го (Именной, данный Сенату). N 19310.
[2] См. предыд. прим.
[3] Так, между прочим, вышеприведенное дело Апухтина, восходившее несколько раз на Высочайшее утверждение, было таким прецедентом. Полн. Собр. Зак. NN 16627 и 19310.
[4] Латкин В. Н. Лекции по внешней истории русского права. С.-Пб., 1890 г. С. 195-197.
[5] Так, после смерти генерал-лейтенанта Колтовского, оставившего незаконных детей, которым было предоставлено право пользования фамилией и наследовать после отца, законные наследники умершего – племянники его – просили о предоставлении им наследства. На докладе Государь собственноручно написал: “Родовому имению идти в род Колтовских, а приобретенному идти к детям Колтовского” (1800 г. 7 ноября, 19637).
[6] Так, вышеупомянутые Апухтины, прижитые отцом от второй жены, с которой он вступил в брак при жизни первой, “в снисхождение на просьбу матери их после смерти отца их Именным указом 1788 г. допущены были наравне с прочими Апухтина детьми к достоинству и наследству: из-за чего далее простирать фамильное право наследования и на все прочие в течение времени после родственников отцовских оставшиеся имения сами собою они не властны”. 1800 г. марта 6. N 19310.
[7] Барон. Система римского гражданского права. § 22, прим. 6, и § 361.
[8] Так, мы имеем в Пол. Собр. Зак. два указа Императрицы Екатерины II, которыми незаконные дети, происшедшие от двоебрачия отца их, допускаются к наследству после него наряду с его законными детьми. Так, по делу о разводе майора Лазарева с первой его женою последовала такая Высочайшая резолюция: “Первая Лазарева жена, судом и правилами церковными не отреченная, не может быть лишена имени законной жены, а вторая по благословению архиерейскому, идучи девкой 16 лет замуж, то же право имеет: следовательно дети, от обеих рожденные, должны быть допущены к наследству отца их, однако же первая сомнительство на себя навлекает по обстоятельству самого дела; но брак ее не нарушается, потому что дело не решено: брак второй жены сомнителен, потому что первая законом не отречена: и для того повелеваем детей от обеих жен разделить по указам, яко от двух браков рожденных. П. С. З. 9 августа 1763 г. N 11893.
Бахтемирова вышла замуж за поручика Апухтина (не зная, что он был уже женат на своей крепостной девке) и прижила с ним детей. Относительно их повелено: “Рожденных от нее, будучи в том браке, детей допустить к наследству, званию и достоинству наравне с прочими его, Апухтина, детьми”. 1788 г. февраля 16. N 16627. Именной. Но когда Апухтины ходатайствовали о предоставлении им наследственных прав после отцовских родственников, то в этом им было отказано. 1800 г. марта 6. N 19310.
[9] Систематический Свод Законов Российской Империи, изд. комм. составл. зак. Т. III. Право гражданское. С. 112.
[10] Систематический Свод Законов. С. 104-115; Неволин. Т. III. С. 375.
[11] Жур. гражд. и угол. права 1887 г. Февраль. С. 97-98.
[12] Некоторые устраивали в своих имениях особую барщину для женщин. У одного помещика, Бахметьева, в деревне был по ночам бабий караул; поочередно каждую ночь наряжали двух баб караулить село и барские хоромы: одна баба ходила с трещоткой около дома и стучала в доску, а другая должна была ночевать в доме. У другого казанского помещика, Есипова, даже и гости угощались лобзаниями крепостных артисток. Иногда все женское население какой-нибудь вотчины растлевалось для удовлетворения необузданных прихотей барина (Семевский. Крестьяне в царствование Екатерины II. Т. I. С. 284 и сл.). Кое-где водился средневековый обычай “первой ночи”, нередко были и гаремы. (см. мое исслед. О разводе. С. 311 и сл., 353).
[13] Об узаконении детей, прижитых вне брака, реферат в С.-Пб. Юридическом Обществе Дыловского // Жур. гражд. и угол. права. Кн. I и II. С. 96, 97.
[14] П. С. З. 1712 г. января 16, N 2467. То же 1712 г. января 31, N 2477.
[15] П. С. З. N 2856.
[16] 1715 г. 4 N 2953.
[17] П. С. З. N 10816.
[18] Ст. 172, говорящая об обязанности содержания, помещена в отделении 1 гл. II, дающем постановление о власти родительской.
