Брак есть союз мужчины и женщины с целью полового восполнения и единения всей жизни. Существо брака почти не поддается юридическому анализу. Определение закона далеко не исчерпывает здесь дела. Семейство – крайне интимная сфера; возникающие в нем личные отношения не могут быть точно определены законом.
С исторической точки зрения, теперешнее положение женщины представляет значительный успех сравнительно с тем, какое наблюдается в первобытных обществах. В первобытном состоянии положение женщины было крайне приниженное. Самая мрачная сторона жизни многих современных дикарей состоит в совершенном бесправии женщины.
У множества диких племен существуют самые грубые отношения мужчины к женщинам; они рассматриваются как низшие существа, почти как домашние животные, и передаются из рук в руки как собственность. Обыкновенную цену женщины составляет мушкет.
У некоторых туземцев Северной Америки происходит постоянная борьба из-за женщин; дикари отнимают их друг у друга точно так же, как некоторые животные самку. Путешественники указывают на то, что у некоторых дикарей нет слова “любить”. Миссионер XVII в., переводивший Евангелие на один из американских языков, должен был сам составить для них это слово.
В Австралии, по свидетельству путешественников, женщины очень редко умирают естественной смертью у тех племен, которые употребляют в пищу человеческое мясо. Обыкновенно их убивают прежде, чем они состарятся, похудеют и сделаются негодными для еды.
Древнейшее положение женщины у предков исторических народов также было весьма приниженное. На это указывают брачные обряды, сохранившиеся до сего времени, и пословицы, в которых должно видеть отражение глубокой древности. Сербы, например, говорят: “Муж, который не бьет своей жены, не есть человек”, “Бей змею и жену по голове”, “Жену и лошадь бей, если хочешь, чтобы они были тебе покорны”.
У нас в простом народе даже и теперь встречаем весьма грубые отношения. Ефименко, заметив тяжелое положение женщины в Архангельской губ., говорит, что это явление не славянского происхождения, а заимствовано у финнов. Важен факт, подмеченный автором, а что касается объяснения, то едва ли есть основание выводить из чуждого влияния черту, свойственную всем народам на известной ступени развития.
Но мы сделаем неправильную оценку приведенных фактов, если заключим из них, что грубое отношение к женщинам совершенно исключало у первобытных народов возможность своеобразной любви и привязанности к ним. На языке криев жена называется словом, которое в переводе означает “часть меня самого”.
Рядом с пословицами, выражающими очень невысокое мнение о женщине (“Уж лаяла бы собака, да не своя”, “Худое дело, коли жена не велела”, “Не верь коню в поле, а жене в доме”, “Красные похороны, когда муж жену хоронит”), русскому человеку известны и такие, в которых воздается должное доброй хозяйке: “Не дай Бог гореть, да вдоветь; “Дай Бог погореть, да не дай Бог овдоветь”; “Не плачет малый, не плачет убогий, а плачет да горюет вдовый”.
Древнейший брак не мог заключаться в целях единения всей жизни двух существ. Он рассматривался, прежде всего, как средство удовлетворения потребностей мужчины; женщина служила этим потребностям.
В последнее время вопрос о первоначальной форме брака обратил на себя особое внимание исследователей и получил совершенно новую обработку. Материалом для этого послужили те данные, которые сообщили путешественники, изучавшие быт народов, стоящих на самой низшей ступени развития.
Новые исследователи не пришли, однако, к согласному решению вопроса о первобытной форме супружеских отношений; мнения их на этот вопрос очень расходятся. Общее у них можно подметить разве то, что индивидуальный брак они не считают первичной формой, это форма позднейшего происхождения. Что же было вначале? На это даются очень различные ответы.
Приведем в самом кратком изложении некоторые из новейших ответов на этот вопрос. Но прежде заметим, что материал, на основании которого делаются новейшие построения, очень шаткий. К свидетельствам путешественников надо относиться с большой осторожностью. Они нередко бывают жертвой и ошибок, и обманов.
Многие исследователи думают, что человечество, прежде чем придти к каким-либо формам брака, хотя бы и очень несовершенным, пережило состояние совершенного отсутствия брака, которое они называют гетеризмом.
Этому состоянию гетеризма Леббок “ради приличия” дает название “общинного брака”, но не останавливается на этой чисто внешней поправке, а немедленно, вслед за тем, делает определение общинного брака как формы, при которой все мужчины и женщины каждой небольшой общины считаются в супружестве между собой.
Хотя эта поправка, сделанная ради приличия, и не может быть названа удачной, так как гетеризм и общинный брак, как определяет его Леббок, не одно и то же, тем не менее, мысль об общинном браке нашла некоторое сочувствие: нередко приходится читать, что пережитое человечеством состояние “гетеризма или общинного брака” бесспорно доказано.
Сам Леббок думает, что ему известны “убедительные доказательства” существования общинного брака. Он приводит их. На наш взгляд, они не очень убедительны и далеко не имеют решающего значения.
Первое место среди убедительных доказательств отведено следующему известию. “На Андоманских островах обычай предписывает мужчине и женщине оставаться вместе до тех пор, пока ребенок не будет отнят от груди; после чего им кажется вполне естественным разойтись, и каждый приискивает себе новое лицо для брачного сожития”.
Приведенный обычай не говорит ни в пользу гетеризма, ни в пользу общинного брака. Из него следует: 1) Обычай поддерживает супружескую связь двух существ в течение известного времени. 2) По истечении этого времени они могут разойтись, но не обязаны к тому и, следовательно, могут продолжать жить вместе, если удовлетворяют друг друга[1].
Несколько ниже читаем: “Тигуры живут обширными общинами почти в безразличном смешений и даже для тех лиц, которые считаются в супружестве, брачные узы существуют только по имени”.
Из этого известия следует, что тигурам известны “брачные узы”, но распущенность нравов так сильна у них, что эти узы существуют только по имени. Совершенно однородные факты распущенности можно привести и из жизни высокоцивилизованных обществ, к которым никто не будет прилагать теорию общинного брака.
Следующие затем три страницы Леббок посвящает извлечению из мемуара Моргана “О происхождении классификационной системы родства” и заключает его следующим выводом:
“Легко заметить, что дитя принадлежит здесь целой группе, не имея более близкого отношения ни к своему отцу, ни к своей матери, которые стоят к нему в такой же степени родства, как дядя и тетки; таким образом, у каждого ребенка бывает по нескольку отцов и матерей”.
Морган различает две системы обозначения родства, систему описательную и классификационную. Описательная принадлежит арийцам и семитам и всем хорошо известна. По Моргану у них надо различать первичные отношения. Это будут: муж и жена, отец и мать, брат и сестра, сын и дочь; дядя и тетка, и вторичные или дальнейшие.
Эти дальнейшие степени обозначаются через посредство удвоения наименования первичных степеней. У нас: двоюродные братья и сестры, двоюродные дяди и тетки и пр. У англичан и немцев: grandfather и grandmother, grossvater и grossmutter и т.д. Каждое родственное отношение имеет свое наименование, которым и отличается от других.
Классификационная система принадлежит туранским народам, американским индейцам, малайцам. У них одно название для целой линии (горизонтальной) родственников, что Морган и называет классом родственников.
У малайцев, например, таких классов 5: первый составляют братья и сестры известного лица, – родные, двоюродные и т.д., и все они носят одно имя; второй – его отец и мать, их братья и сестры, родные, двоюродные и т.д.; третий – его дед и бабка и их братья родные и т.д.; четвертый – его дети и их двоюродные братья и сестры и т.д.; пятый – его внуки и их двоюродные братья и сестры и т.д.
На Сандвичевых островах все родственники второго класса называются макуа (makua), но для различия мужчин от женщин первых называют малуа-кана, вторых макуа-вагена (кана – мужчина, waheena – женщина).
Четвертый класс носит наименование каике (каикее) кана и каике вагена и пр. Таким образом, сыновья и племянники имеют одно и то же название, точно так же не различаются по названию – отцы и дяди[2].
Эта особенность родственной номенклатуры и дала повод Леббоку сделать вывод, что у некоторых народов дитя не имеет определенного отца и матери, что у него много отцов и матерей; а затем и дальнейший вывод, что у этих народов, когда возникла эта номенклатура, был не индивидуальный, а общинный брак. Оба заключения неверны.
От родственных наименований можно делать заключения к отношениям среди родственников, но нельзя ничего заключить к более широким отношениям целой общины, а, следовательно, и к общинному браку. Что же дает классификационная система в ответ на вопрос о древнейшем браке? Решительно ничего.
В полиандрии – ребенок может не знать своего отца, но нельзя себе представить никакой формы брака, в которой ребенок не знал бы матери. Он родился от известной особи, которая его и вскормила. Ребенок должен знать, кто его вскормил; это и будет его мать, которую он никогда не смешает с тетками оттого только, что они называются одним именем с матерью.
В наименованиях, с которыми дети обращаются к родителям, по совершенно справедливому замечанию Вестермарка, никак нельзя видеть указания на характер родства; дети называют родителей как представляется возможным их малоразвитому языку. Отсюда, дети Старого и Нового Света обозначают иногда своих родителей чрезвычайно схожими именами.
В Европе – пользуются большим распространением mama и papa, дикари Бразилии говорят paia и maia, уругвайцы – papatko и mamko. – У многих других племен для обозначения сына и дочери нет других названий, как мальчик и девочка. От родственных названий нельзя делать никаких заключений к первоначальным брачным обычаям.
Баховен в своем исследовании “Das Mutterrecht” разделяет мнение о первой стадии супружеских отношений в форме гетеризма; но он делает существенное к нему дополнение. По его мнению, женщины, наконец, возмутились состоянием гетеризма и установили форму супружеских отношений, в которой им принадлежало преобладание над мужчинами.
На этой второй стадии развития супружеских отношений мужчины оказались в полном подчинении женщинам. Фамильные имена сообщались не отцом, а матерью, права состояния членов семьи определялись по матери, а не по отцу, отцу наследовали не его дети, а дети его сестры, наконец, женщины пользовались и наибольшей долей политической власти.
В доказательство этих положений Баховен приводит массу фактов. Еще Геродот говорил о ликийцах, что у них дети называют себя по матери, а не по отцу, что дети, прижитые свободной женщиной от раба, пользовались по матери правами свободы; и, наоборот, дети гражданина, прижитые с рабыней или иностранкой, не пользовались правами гражданства.
Путешественники нашего времени открыли у дикарей массу фактов этого рода. У индейцев Гудзонова залива дети носят имя матери. У ирокезов принадлежность к племени определяется по матери, а не по отцу. На островах Дружбы дети наследуют права состояния матери.
В Лоанго престол переходит не к детям короля, а к детям его сестры. Даргун, в исследовании “Das Mutterrecht und Raubehe”, указывает на то, что явления этого рода можно наблюдать в законах древних германцев.
У лонгобардов социальное положение детей определялось по матери; по Lex Salica (в некоторых списках), если умерший не оставлял детей, ему наследовала мать, а не отец; согласно с этим и обязанность платить виру за несостоятельного прежде падала на родственников со стороны матери, а потом уже переходила и на родственников со стороны отца.
Указанные Баховеном факты не подлежат никакому сомнению. Но спрашивается, оправдывают ли они его предположение о возникшей борьбе между женщинами и мужчинами, о победе женщин и их господстве. Приведенные факты могут быть объяснены гораздо проще.
Между ребенком и матерью существует гораздо более непосредственная и всем очевидная связь, чем между ребенком и отцом. При легкой расторжимости первоначальных браков отец уходил, а ребенок оставался с матерью. В браках же полиандрических отец был совершенно не ясен, была ясна только мать.
В браках полигамических отец так же ясен, как и мать, но каждая из жен живет отдельно со своими детьми. Связь детей с матерью и здесь более тесная. Эта натуральная и более сильная связь ребенка с матерью в первоначальном обществе и могла породить все те особенности, которые навели Баховена на мысль об эпохе господства матерей.
Наблюдаемые в наше время у некоторых дикарей черты из тех, что указаны Баховеном, – не только не соединяются с господством женщин над мужчинами, но и над детьми. Власть над детьми принадлежит не матери, а дяде со стороны матери, а иногда и прямо отцу (Даргун).
Эти воззрения перешли и в нашу литературу, но получили у нас своеобразную окраску. Под пером некоторых исследователей этого вопроса первоначальные браки явились чуть ли не наилучшей формой супружеских отношений.
Вот какое определение общинного права дает г. Кулишер: это такое состояние, когда продолжительность союза не определена, когда эти союзы могут быть расторгаемы по желанию и когда освободившиеся от брака свободны вступить в новый; вступление и выход из брака совершаются вполне мирным путем и при полном господстве свободной воли обеих врачующихся сторон. “Спаривание”, говорит автор об этих браках, имеет место лишь между членами той же общины и вполне мирным путем.
К числу новаторов принадлежит и г. Зибер в его, с фактической стороны, очень интересной книге “Очерки первоначальной экономической культуры”. Он определяет общинный брак как свободную любовь и думает, что только с этой точки зрения можно удовлетворительно объяснить все те странные особенности, которые мы наблюдаем теперь в жизни дикарей. Автор приводит много фактов, но без критики и соединяет в одной – явления, относящиеся к разным ступеням культуры, а потому и несоединимые.
Много потрудился над исследованием первоначальных супружеских отношений и М.М. Ковалевский. В своих многочисленных трудах он является горячим и убежденным сторонником нового направления в науке.
В начале истории он признает “стадное состояние первобытных человеческих обществ, при котором неизвестны союз мужа и жены, родителей с детьми и родственников друг с другом” (общинное землевладение).
Любопытно, что это новое воззрение слово в слово совпадает с воззрением старых летописцев XI – XII вв. Козьма Пражский говорит о чехах: vivebant enim quasi bruta animalia connubia habentes communia. Совершенно то же говорит и наш начальный летописец, игумен Сильвестр у св. Михаила, о радимичах, вятичах и северянах: “Живяху якоже зверь и браци не бываху у них”.
Несмотря на совпадение взглядов писателей столь отдаленных эпох, положение о стадном состоянии, о гетеризме и общинном браке как общей стадии развития, через которую прошло все человечество, – я считаю совершенно не доказанным.
Можно допустить, что гетеризм мог быть спорадическим явлением в истории человека и где-нибудь встречается и теперь; но это не дает ни малейшего основания рассматривать его как необходимую ступень в развитии человечества. Допустить это не представляется возможным и на основании свойств человеческой природы.
Точкой отправления новых учений служит убеждение в том, что первоначальная жизнь человека мало чем отличалась от жизни животных. Крайне низкое состояние культуры первобытных народов, конечно, не может подлежать никакому сомнению. Но и среди животных нет стадных браков.
Птицы (самец и самка) делают общими силами гнездо, общими силами выкармливают детей и, наконец, вместе учат их летать. Пешель (Volkerkunde. 1874. С. 238), со слов одного путешественника, передает факт семейной жизни обезьян. Семейство их состояло из мужа, жены и двух детей разных возрастов.
Карл Фохт говорит, что человекообразные обезьяны живут семьями. Тот же образ жизни ведут и гориллы, уединяясь от других семей. Брем рассказывает о них следующее: они устраивают ночлег на ветвях деревьев из веток и листьев; там проводят ночь самка с детьми, самец же остается у основания дерева и стережет жену и детей.
Шимпанзе устраивают гнезда, в которых мать разрешается от бремени. Игрунковые приживают 2 – 3 детей; самка носит их повсюду с собой, а когда устает, передает самцу. Вид – тонкотелые – также живут большими семьями, по нескольку детей (это священная обезьяна индусов).
Хвостатые живут стадами до 30 штук под руководством старого самца. Но это стадо состоит из отдельных семей. Каждая самка и самец составляют пару, они знают своих детей, защищают их, учат и наказывают (розгами). Животным свойственно чувство ревности и, следовательно, стремление к исключительному обладанию самкой.
Низшие стадные животные также не знают стадных браков. В период соединения у самцов развивается страшная ревность, и они овладевают самками с бою. Вот что Брем рассказывает о газелях. Спаривание происходит с конца октября до конца декабря.
Самцы громким блеянием вызывают друг друга на бой и дерутся так сильно, что ломают себе рога. Самка отдает предпочтение более сильному, а он не уступит противнику. Победитель следует за каждым шагом своей красавицы, обнюхивает ее со всех сторон, трет голову об ее шею, лижет ей морду и всячески выказывает ей свою любовь.
Мать очень любит детей и защищает их. То же наблюдается у серн, оленей, мускусных быков, зубров, косуль, у которых даже самцы иногда ухаживают за детьми. Тот же автор говорит о носорогах: между различными полами устанавливаются дружеские, чтобы не сказать, супружеские, отношения, которые оканчиваются, может быть, только со смертью.
Дельфины, раз спарившись, остаются вместе до смерти и плавают, окруженные многочисленным потомством! Для полноты картины необходимо сказать, что не все двукопытные бывают так ласковы к самкам, как газели.
Серны грубы с самками и покоряют их силой, если они не поддаются добровольно. Косули так же грубы. Не все самки хороши с детьми. Среди бегемотов встречаются такие, которые невнимательны к детям. Свиньи поедают иногда умерших детенышей.
Если животные знают жену и детей, то на каком же основании можно утверждать, что человек в первобытном состоянии их не знал? Не представляется ни малейшей надобности предполагать для человека такое общее доисторическое состояние, которое не было известно даже животным. Дарвин и Спенсер сомневаются в истинности новых взглядов. Кто говорит об общинном браке животных и людей, тот не знает ни жизни животных, ни жизни людей.
Нет ни малейшего основания предполагать для первоначального общества какую-либо одну форму супружеских отношений. По всей вероятности, тогда были в ходу все и теперь известные формы: и единобрачие, и полиандрия, и полигамия, и совершенно беспорядочные отношения мужчин и женщин.
Ввиду физического преобладания мужчины над женщиной эти разные формы возникали в интересах мужчины, а не женщины. Женщина в первоначальных семейных отношениях является одним из предметов собственности. Эта точка зрения одинаково объясняет как возникновение единобрачия, так и возникновение полиандрии и полигамии.
У тодасов, жителей Нейльгерийских гор, существуют полиандрия и полигамия – обе формы семейного происхождения. Когда вырастает старший сын, ему берут жену. Когда подрастает следующий за ним, он присоединяется к браку старшего брата и т.д., так возникает полиандрия.
Положение женщины – чисто служебное. Но братья весьма скоро перестают довольствоваться одной женой и берут другую. Таким образом, в одной и той же семье – много мужей и много жен.
Чистое многоженство гораздо более распространено, чем чистая и смешанная полиандрия. Но чтобы иметь много жен, надо иметь достаточные средства. Это отличительная черта богатых классов и признак особого достоинства человека. Бедные люди должны довольствоваться одной женой. Итак, многоженству всегда сопутствует единоженство и даже предшествует ему.
Взглядом на жену как на собственность объясняется то, что жены по смерти мужа переходят к их наследникам. У евреев и зулусов жена умершего брата становится женой пережившего; в Конго жены и наложницы делятся между наследниками; у новозеландцев жены отца, по его смерти, переходят к сыновьям. Этим же объясняется и наблюдаемый у некоторых племен обычай временно уступать своих жен друзьям и предлагать их в виде угощения гостям.
Древний брак, служа, главным образом, потребностям сильнейшей стороны, мужчины, не мог быть в той же степени устойчив и неразрывен, как брак народов христианских. Продолжительность брачной связи зависела от усмотрения мужа, который был, имеете с тем, и господином своей жены.
Он мог не только отпустить неугодную ему жену, но и продать ее, а в Австралии даже съесть. Но это еще не значит, что первобытным народам вообще не свойственны сколько-нибудь прочные брачные отношения.
Если между мужем и женой установилось чувство взаимной привязанности, супружеские отношения, конечно, длились так же долго, как у носорогов, дельфинов и в окружающем нас обществе.
Наряду с приведенными формами брака имели место и часто беспорядочные половые отношения и, по весьма понятным причинам, в пропорции, несравненно превышающей ту, которая встречается в современном нам обществе.
[1] Спенсер приводит другое свидетельство об андоманезцах: “Отказ незамужней ведет к отмщению со стороны сделавшего любовное предложение”. Замужняя, следовательно, состоит в индивидуальном браке.
[2] Westermark (The history of human marriage. 1891) дает превосходную критику новых взглядов.
