Права на имущества, говорит закон, приобретаются не иначе, как способами, в законах определенными (т.X, ч.1, ст.699), следовательно, и право собственности на вещи может быть приобретено только указанными в законе способами. Способом приобретения собственности называется такой юридический факт, с которым, по взгляду объективного права, соединяется установление права собственности в лице данного субъекта.
Наше законодательство предлагает следующую систему способов приобретения права собственности: 1) способы дарственные и безвозмездные, а именно: пожалование, выдел, дар, завещание, 2) наследство, 3) способы обоюдные – мена и купля, 4) договоры и обязательства. Такая классификация совершенно несостоятельна. Договор вообще не способ приобретения собственности, а только основание, и притом, определяя особое место для договоров, закон упускает из виду, что тот же договорный характер присущ дару, пожалованию, мене и купле.
В теории общепринято деление способов приобретения собственности на первоначальные и производные. Способ будет первоначальным, если право собственности в лице данного субъекта устанавливается самостоятельно, независимо от другого лица, т.е. на объекты, которые еще не составляли чьей-либо собственности, или же на объекты, которые, хотя и составляли собственность другого лица, но подчиняются господству нового приобретателя независимо от прав предшествовавшего собственника. Способ будет производным, когда право собственности в лице данного субъекта устанавливается на основании права прежнего собственника.
Указанное деление имеет то юридическое значение, что при производном способе приобретения объем права обусловливается правом прежнего собственника, чего нет при первоначальном способе, а дальнейшее следствие – производный способ вызывает необходимость проверки прав всех прежних собственников, что представляется излишним при первоначальном способе. К первоначальным способам приобретения собственности относятся: завладение, давность владения, отделение плодов, приращение, переработка, находка, соединение; к производным – передача. Ко второму разряду относится также наследование, но оно подлежит особому рассмотрению, ввиду сложности вызываемых им отношений.
Различие между производными и первоначальными способами не чуждо нашему законодательству, которое, видимо, руководствуется этой идеей, когда противопоставляет положение: “кто был первым приобретателем” – положению: “кому власть сия от первого приобретателя дошла” (т.X, ч.1, ст.420).
I. Передача. Под именем передачи понимается вручение одним лицом другому вещи с намерением перенести право собственности. Таким образом, передача есть тот юридический факт, с которым соединяется приобретение права собственности, а основанием ему служит какой-нибудь договор, купля-продажа, дарение. За необходимость передачи, как физического акта, говорят различные соображения теоретического и практического свойства.
Так как право собственности принадлежит к абсолютным правам и создает общую для всех обязанность уважать это право, то необходимо, чтобы установление связи между вещью и данным субъектом было видимо для всех, а не основывалось на одном негласном соглашении двух лиц. Договору, по существу его, чуждо установление вещной связи – он создает лишь право требования и таким путем подготовляет вещное право. Договор проявляет свою силу в отношении договаривающихся, – для установления обязанности третьих лиц необходим еще другой акт.
Конечно, с требованием передачи соединены некоторые практические неудобства. Так, например, продавец сохраняет право на проданную вещь до передачи и потому может снова продать ее и тем лишить покупщика приобретенного права, предоставляя ему только требовать вознаграждения. Однако едва ли не большее практическое затруднение может возникнуть при противоположном правиле. Если покупщик приобрел право собственности уже в силу договора, а вещь между тем осталась во владении продавца, то последнему ничто не мешает снова продать ее. Конечно, продажа будет недействительна, но от нее пострадает второй покупщик, который ничего не знал о первой сделке и которому приходится удовлетворяться требованием вознаграждения. А между тем легче было первому покупателю предупредить подобное стечение прав приобретением владения, чем второму собрать сведения о принадлежности приобретаемой вещи.
Принцип признания права собственности в силу одного договора вносит некоторую неясность в обязательства. Возьмем договор купли-продажи. Непосредственной целью указанного обстоятельства является приобретение покупщиком права собственности. Если допустить, что эта цель достигается в момент установленного согласия, то какое, спрашивается, юридическое основание обязанности продавца передать впоследствии, а до того времени сохранять проданную вещь (Code N ap. § 1603)? Очевидно, что такую обязанность нельзя выводить из договора купли-продажи.
Совсем уже нелогично устанавливать, по примеру французского законодателя, различные моменты перехода права собственности в отношении к отчуждателю и в отношении к третьим лицам и, таким образом, создавать категорию относительно-абсолютных прав. А между тем к этой непоследовательности привело последовательное проведение принципа, принятого составителями Французского кодекса. Взгляд, по которому право собственности переходит в момент соглашения, а не передачи, приводит постепенно к противоречиям.
В интересах тех же третьих лиц французский законодатель принужден был постановить, что, если кто-либо обязался дать или передать движимую вещь последовательно двум лицам, то право собственности приобретает тот, кому предоставлено владение вещью, хотя бы право его и возникло позднее (Code N ap., § 1141). Очевидно, что законодателю пришлось отступить от своего принципа в наиболее важном случае его применения. Кроме того, принцип французского законодательства стал в противоречие с другим, выставленным в нем принципом – en fait des meubles possession vaut titre “По отношению к движимости, владение равносильно правооснованию (фр.)”. С этим принципом не согласуется и право продавца не передавать вещь, проданную за наличные деньги, если покупщик не платит ее цены (Code N ap., § 1612).
Приобретение права собственности посредством передачи было признано римским правом, а в настоящее время этого начала придерживается германское законодательство. По новому Германскому уложению, – передача составляет необходимое условие перехода права собственности на движимость (§ 929, ч.1). Таково общее правило. Передача представляется излишней в трех случаях: а)когда приобретатель уже владеет вещью (§ 929, ч.2 – traditio brevi manu “Передача очевидная (короткой рукой) (лат.)”); b) когда прежний собственник, по соглашению, продолжает держать вещь у себя (§ 930, constitutum possessorium “Уговор владельцев (лат.)”); с) когда отчуждаемая вещь находится во владении третьего лица и состоялось соглашение, в силу которого собственник уступает приобретателю свое право на иск (§ 931).
Напротив, французское право считает излишней передачу и признает вполне достаточным одно соглашение, так что право собственности приобретается в силу и с момента заключения договора. Право собственности переходит не в момент соглашения, а позднее в следующих случаях: когда предметом сделки является вещь, определяемая родовыми признаками, когда предметом сделки является будущая вещь, например, строящийся пароход, когда стороны внесут в договор особое условие о временном сохранении за отчуждателем права собственности.
Следует заметить, что весь вопрос касается движимых вещей, потому что право собственности на недвижимости, при ипотечной системе, приобретается только записью в книги. В Англии, где нет ипотечной системы укрепления прав, право собственности на недвижимости переносится не иначе, как с момента вручения купчей (deed of grant “Акт о предоставлении (англ.)”). В отношении движимых вещей нет единого принципа: при продаже переход права собственности происходит в момент соглашения, при дарении – в момент передачи (delivery).
Обращаясь к русскому законодательству, мы находим, что оно придерживается требования передачи, – право собственности приобретается передачей самого имущества или вводом во владение им (т.X, ч.1, ст.707, 1378, 1380, 1510, 1523, 991, 992). Отсюда мы видим, что наше законодательство не только соответствует германскому праву, но идет еще далее, требуя передачи даже для недвижимостей. Необходимость передачи особенно отчетливо выражена в наших конкурсных законах, где вопрос о моменте перехода права собственности особенно важен: вещи, проданные несостоятельному должнику, но еще не переданные ему, в конкурсную массу не поступают, и обратно – вещи, проданные несостоятельным должником, но еще не переданные, остаются в составе конкурсной массы (т.XI, ч.2, Устав торговый, ст.470, 475, 477, 488).
Существует, однако, противоположный взгляд, утверждающий, будто приобретение права собственности на движимости, по русскому законодательству, не зависит от передачи. Основанием такого мнения является ст.711, т.X, ч.1, которая говорит, что движимости могут быть приобретаемы законными способами, без всяких письменных актов, по одним словесным договорам. Но, при ближайшем рассмотрении приведенной статьи, в содержании ее не находится подтверждения указанному взгляду. Во-первых, статья эта говорит не о приобретении права собственности, а прав вообще, а во-вторых, цель ее клонится к указанию, что сделки по движимости не должны быть непременно заключаемы письменно, но могут быть совершаемы в словесной форме.
Это обнаруживается с особенной ясностью из сопоставления приведенной статьи со следующей, 712-й, где указывается, как исключения, сделки, которые должны быть облечены в письменную форму. Более твердую опору рассматриваемый взгляд находит в т.X, ч.1, ст.1513, в силу которой, если продавец взял с покупщика задаток или все деньги, а потом проданных вещей отдавать не будет, видя в цене возвышение, то к таковой отдаче принуждается судом. Видимый смысл этой статьи заключается в том, что покупщик, по заключении договора покупки, может взять купленную вещь, как свою. Предоставляя покупщику вещное право с момента совершения сделки, закон, следовательно, устранил необходимость передачи.
Однако не этой точкой зрения объясняется содержание приведенной статьи, а ошибочным взглядом нашего законодательства на природу обязательства вообще. Законодатель предполагает, будто стороны, принявшие на себя обязанности по договору, могут быть силой вынуждаемы к исполнению. Лучшим подтверждением является следующая статья, в силу которой и покупщик, если не будет принимать купленных вещей, принуждается к тому судом. Обе указанные статьи, 1513 и 1514, находятся во взаимной связи, друг друга дополняют, но не доказывают, чтобы законодатель для приобретения права собственности считал достаточным одно соглашение и устранял необходимость передачи.
Точно так же и относительно недвижимостей отрицается значение ввода во владение как момента приобретения права собственности. Ввод во владение имел важное значение в прежнее время, вызывая в окружающих соседях представление о совершившемся переходе права собственности на смежное имение, тем более, что самые сделки отчуждения оставались негласными. В настоящее время, с введением нотариальной системы, когда утверждение актов о вещных правах производится исключительно по месту нахождения недвижимости, и таким образом переход права может быть каждому известен, – обряд ввода во владение представляется бесполезным и обременительным.
Бесполезным потому, что приобретение права собственности стоит в зависимости от утверждения акта старшим нотариусом; обременительным потому, что при отчуждении нотариусы требуют предъявления вводных листов, тогда как многие собственники, особенно те, которые ведут свое право по наследству в течение нескольких поколений, не снабжены такими документами.
Признавая верность утверждения, что ввод во владение не должен бы иметь значения переходного момента со времени введения Нотариального положения, нельзя, однако, отрицать, что по действующему законодательству ему именно придано такое значение. Сторонники противоположного взгляда, приурочивающие переход права собственности к моменту утверждения акта старшим нотариусом или к отметке о том в реестре крепостных дел, основываются в общем смысле нескольких статей Нотариального положения (ст.66, 154 п.3, 157, 168, 169, 177 и особенно ст.1781) и совершенно устраняют ст.1432 Устава гражданского. Во-первых, статьи Нотариального положения, за исключением последней, не разрешают вопроса о моменте перехода права собственности так решительно, как ст.1432 Устава гражданского.
Только ст.1781 Нотариального положения, обязывающая старшего нотариуса немедленно по внесении акта в реестр крепостных дел уведомить земскую или городскую управу о переходе права собственности на недвижимость, – действительно способна благоприятствовать оспариваемому взгляду, но не следует забывать, что она является позднейшей вставкой, не имеющей непосредственного отношения к рассматриваемому вопросу. Между тем ст.1432 Устава гражданского постановляет, что отмеченный в реестре крепостных дел день ввода во владение недвижимостью считается началом действительной передачи и укрепления права на нее. Отсюда совершенно ясно следует, что ввод во владение есть форма передачи и что только с момента его выполнения укрепляется право собственности за приобретателем. Можно считать такое постановление закона нецелесообразным и не соответствующим духу и цели нотариальной системы, но отрицать его догматическую силу нельзя.
Между тем наша кассационная практика в целом ряде решений признала, что переход права собственности совершается в момент утверждения сделки старшим нотариусом, а значение вводных листов совершенно уничтожила (кас. реш. 1893, N 107). При этом было высказано, что ст.1432 Устава гражданского, как принадлежащая к правилам охранительного судопроизводства, не может быть толкуема в смысле закона, устанавливающего материальное право. Но место нахождения статьи не обусловливает материального или процессуального ее характера, который определяется ее содержанием.
Сам Сенат придал материальное значение статьям, помещенным в процессуальных законах, например, по вопросу об исполнении по закладным, и наоборот, статьям, помещенным в законах материального права, придал процессуальное значение (например, т.X, ч.1, ст.703). Утверждают также, что ст.1432 определяет только начало фактической передачи и укрепления права собственности в отношении посторонних лиц, а не в отношении отчуждателя (кас. реш. 1881, N 121). Но таким положением наша практика переносит на нашу почву странное положение французского права, вводит то относительно – абсолютное право, которому нет никакой опоры в русском законодательстве и которое нежелательно вводить.
1. Ввод во владение. Порядок ввода во владение состоит в следующем (т.XVI, Устав гражданский, ст.1424-1437, т.X, ч.1, ст.709). Выписка из крепостной книги, выданная старшим нотариусом по утверждении представленного ему акта, предъявляется окружному суду, в округе которого находится недвижимость. Окружной суд выдает исполнительный лист, на основании которого судебный пристав производит ввод во владение. Для присутствования при вводе во владение имениями, находящимися в уезде, приглашаются все смежные владельцы того имения, местный сельский староста, свидетели, преимущественно из живущих в имении лиц, а также и арендаторы.
Но так как неявка всех этих лиц не останавливает совершения ввода и так как весь этот обряд в представлении общества является ничего не значащей формальностью, то в действительности, кроме сельского старосты, редко кто присутствует при вводе. Ввод во владение совершается возвещением о новом владении имения, прочтением акта укрепления и составлением затем вводного листа, – в действительности только последним актом. Совершение ввода отмечается на самом акте укрепления, о чем лицо, производившее ввод (судебный пристав, земский начальник), сообщает старшему нотариусу для отметки о том в реестре крепостных дел и оглашения через “Сенатские Объявления”. Отмеченный на этом основании в реестре крепостных дел день ввода во владение недвижимым имением считается началом действительной передачи и укрепления права на имущества (ст.2).
2. Передача движимых вещей совершается действительным вручением этих вещей или поступлением их в распоряжение приобретателя (т.X, ч.1, ст.993 и 1510). Отсюда обнаруживается, что передача может состоять или в физическом акте, переносящем владение самыми вещами, или же в таком действии, которое, без физической прикосновенности к вещам давало бы приобретающему лицу возможность господства над ними, например, при вручении складочного свидетельства. Во всех тех случаях, когда третьи лица освоились с тем, что продаваемые вещи находятся уже в руках приобретателя, для перехода собственности вручение представляется излишним.
II. Давность владения. В истории русского права, по мнению Энгельмана, только исковая давность выработалась в развитой юридический институт. Давность же владения, существовавшая в псковском праве, исчезла бесследно вместе с падением самостоятельности Пскова и торжеством Москвы. “Зачатки давностного владения, скорее похожие на usucapio “На присвоение (приобирание к рукам, завладевание etc.) (лат.)”, захват, или даже приращение, возникшее в местном праве Московского государства, постепенно разрушались с начала XVII века, а в XVIII веке отменяемы были последние следы их. При издании закона о десятилетней давности, в конце XVIII века, имелась в виду лишь давность исковая, – о давности владения не было и помину.
В Законах 1775 и 1787 гг. даже не встречается выражения “давность”, земская давность, а говорится только о десятилетнем сроке; в манифесте 1787 г. новое учреждение называется правом десятилетнего срока. Выражение “давность владения” встречается лишь в Своде 1832 года, когда составлена была отдельная статья о ней”, представляющая собой, прибавим, довольно точное воспроизведение § 2229 Французского кодекса. В современном русском законодательстве давность владения остается институтом малоразвитым, сравнительно с положением его на Западе, и лишенным некоторых существенных условий.
По действующему законодательству (т.X, ч.1, ст.533) спокойное, бесспорное и непрерывное владение в виде собственности превращается в право собственности, когда оно продолжится в течение установленной законом давности, а именно 10 лет. Следовательно, давностью владения называется способ приобретения права собственности, основанный на бесспорном и непрерывном владении в продолжении десяти лет. Существенными условиями приобретения права собственности по давности являются: владение в виде собственности, бесспорность и непрерывность владения, срок.
1. Выражением “в виде собственности” закон, очевидно, хотел указать на необходимость юридического владения, а не просто только держания. Эта мысль законодательства обнаруживается в другом месте еще яснее: для силы давности надо владеть “на праве собственности”, а не на ином основании. Как посему, говорит закон, одно пользование не составляет основания к праву собственности, то все те, которым даны казенные земли в пользование на известных условиях или для известного употребления, не могут приобрести в свою собственность, по праву давности, казенных земель, состоящих в их пользовании, как бы долго пользование ни продолжалось (т.X, ч.1, ст.560).
Это не значит, чтобы казенные земли не могли быть приобретены по давности – в этом отношении они находятся в таком же положении, как и частные. Дело в том, что те, которым отдана казенная земля в пользование, относятся к ней, как к чужой, без явного для всех намерения присвоить ее себе. Точно так же не может приобрести по давности арендатор, по крайней мере, до истечения договорного срока, пожизненный владелец и другие лица, которые господствуют над вещью от имени другого, без намерения присвоения, как приемщик поклажи, залогодержатель, опекун, управляющий.
Если стать на точку зрения нашей практики и признать, что право собственности приобретается на основании одного соглашения независимо от передачи, то мог бы возникнуть трудный вопрос, приобретает ли продавец, не передавший еще вещи новому собственнику и сохраняющий ее у себя в продолжение срока давности, право собственности по давности владения. Но так как мы отвергли возможность приобретения права собственности по одному соглашению, то с нашей точки зрения вопрос этот не возбуждает сомнений, так как продавец до передачи не перестает быть собственником.
Однако все указанные лица, которые владеют вещью не от своего имени, но в виде собственности, могут приобрести право собственности, если только явно изменят свое отношение к собственнику. Помещик, ввиду бедности крестьян ближайшей деревни, предоставляет им несколько десятин своей земли в безвозмездное пользование. Крестьяне, пользующиеся землей на этом основании, никогда не приобретут права собственности.
Но если они на требование наследника, не желающего продолжать доброе дело наследодателя, возвратить землю ответят отказом, ссылаясь, например, на волю помещика подарить им эти десятины, то по прошествии срока давности с этого времени крестьяне могут сделаться собственниками. Сколько бы лет ни находилась заложенная вещь у кредитора, он никогда не приобретет на нее права собственности. Однако, если он на требование собственника, уплатившего свой долг, возвратить вещь, сослался на то, что заклад у него украден, между тем как вещь продолжала оставаться в его руках, то с этого времени он начинает владеть от своего имени и, следовательно, по прошествии земской давности, может сделаться собственником.
Точка зрения закона обнаруживается из одного случая, указываемого им по поводу наследства. Владение одного из соучастников общим имением по заключенной между ними добровольной записи или иной сделке, или по указанной доверенности, как зависящее от актов условных, не может быть превращаемо через давность в право единственной или исключительной сего владельца собственности. Но если соучастник, владевший имением, хотя бы то было и без надлежащего уполномочия, показывал оное перед присутственными местами собственностью, обще с другими ему принадлежащей, или выплачивал соучастникам ежегодно доходы, а впоследствии то же самое имение начал показывать исключительной своей собственностью, в том случае давность считается для отсутствующих соучастников со дня, в который общее имение показано единственной собственностью владеющего или в который сделана последняя уплата доходов, смотря по тому, что было позднее (т.X, ч.1, ст.1242, п.2 и 3).
Несомненно, что доказать характер владения должен тот, кто ссылается на давность. Так как владение, для превращения его в собственность, должно быть в виде собственности, то все те лица, которым преграждена законом возможность приобретения права собственности в известных местностях, не могут из владельцев превратиться в собственников.
2. Владение должно быть в течение всего срока давности бесспорное, т.е. на него не должны быть предъявлены притязания посторонних лиц, – в данном случае собственника. Но притязания собственника тогда только делают владение спорным, когда подано в суд исковое прошение (т.X, ч.1, ст.558 и 559). Следовательно, предъявление жалобы не в суд, а в другое место, например, в полицию, или возвращение искового прошения – давности не прерывают. Впрочем, если административному учреждению законом предоставлено разрешение спорных гражданских правоотношений, то жалоба, поданная в такое учреждение, будет отвечать ст.558, т.X, ч.1.
Такой взгляд высказан нашей практикой по поводу крестьянских мировых установлений (кас. реш. 1903, N 138). Бесспорность владения нарушается только иском о праве собственности, предъявленным к владельцу, а всякие иные притязания, как, например, о признании залогового права, сервитута, права участия, способны только подтвердить юридическое владение ответчика. Неверно утверждение нашей практики, будто бесспорность нарушается не только иском собственника к владельцу, но и, наоборот, иском владельца к собственнику (кас. реш. 1882, N 25). Такой иск может нарушить, и то при известных условиях, непрерывность владения, но не бесспорность.
Доказывать бесспорность, как отрицательный факт, не обязан ссылающийся на давность – опровергнуть ее, указать время и место предъявленных притязаний следует лицу, не признающему приобретения права собственности по давности.
3. От давностного владения требуется, чтобы оно было непрерывное, т.е. не прекращалось ни на один момент в течение всего срока, чтобы оно было без пробелов. Владение прерывается или тем, что владелец оставляет намерение присвоения, или тем, что он лишается возможности господства над вещью. Оставление владельцем намерения выражается в том, что он бросает вещь на произвол или придает своему господству иной характер, например, признает право собственника и начинает держать вещь с согласия последнего. Лишение возможности господствовать может произойти по воле других лиц, которые становятся на его место, все равно, будет ли то сам собственник или постороннее лицо.
Такое нарушение владения, если оно устранено удовлетворенным со стороны мирового судьи иском о восстановлении нарушенного владения, не прерывает давностного владения (кас. реш. 1878, N 113). Нарушение владения должно быть таким, чтобы подорвать представление о юридическом владении того лица, в чьей власти вещь находится. Юридические сделки, совершаемые собственником в отношении вещи, которая находится во владении другого, непрерывности не разрушают. Поэтому следует признать неправильным решение Сената, который признал, что залог собственником имения, находившегося во владении другого лица ранее истечения десятилетнего срока, прерывает владение, хотя владелец и не подозревал о произведенном акте распоряжения со стороны собственника (кас. реш. 1906, N 42).
То же значение имеет и требование спокойности владения; по крайней мере все попытки дать этому признаку особый смысл оказался тщетным. Сопоставляя ст.533 и 557 т.X, ч.1, мы замечаем в последней отсутствие признака непрерывности, указанного в первой. Это может быть объяснено только равнозначностью этих двух признаков – непрерывности и спокойствия.
4. Владение, чтобы превратиться в право собственности, должно продолжаться в течение 10 лет. Однако нет никакой необходимости, чтобы то лицо, которое ссылается на давность, само лично провладело 10 лет: оно может присоединить к своему владению все то время, в течение которого владел той же вещью тот, чьим преемником он является. Для этого должна быть связь между владением обоих лиц. Такая связь основывается прежде всего на общем преемстве; наследники по закону или по завещанию, вступая во все права наследства, продолжают и его владение, а потому пользуются тем временем, в течение которого он владел.
Так, если владение, продолжавшееся 8 лет, прервалось смертью владельца, то наследникам его остается провладеть только 2 года, чтобы приобрести право собственности. То же самое следует сказать и о частном преемстве: продавая вещь, которая состояла во владении продавца, последний, очевидно, передал покупщику не право собственности, которого он не имел, а владение. Частный преемник продолжает осуществлять переданное право, а следовательно, пользуется и временем владения, которое прошло уже до перехода к нему вещи. Но такое сложение сроков недопустимо, когда между предшествующим и последующим владением нет преемственной связи, например, при покупке имения с публичного торга (кас. реш. 1891, N 68) или, например, в случае насильственного вытеснения одним владельцем другого.
Из сказанного обнаруживается, что приобретение права собственности по давности владения имеет самостоятельный характер. Право собственности устанавливается потому, что его приобрел владелец по давности, а не потому, что его утратил собственник. Отсюда следует, что собственник, оставивший владение, не теряет, однако, права собственности, несмотря на свое безучастие, продолжающееся свыше десяти лет, пока кто-нибудь не приобретет права собственности десятилетним владением. Например, собственник не принимал никаких мер к защите своего права в течение 8 лет с того времени, как землей его завладело другое лицо.
Но это последнее само оставило владение землей, которую через год заняло новое лицо. Если новое владение продолжается лет шесть, то новый владелец не может отражать иска собственника заявлением, что собственник не владел землей 15 лет, так как ему нужно доказать только одно: что сам он провладел 10 лет. Отсюда можно видеть, как неверна точка зрения Сената, будто по силе давности право собственности приобретается посторонним лицом “вследствие упущения прежнего собственника, не осуществившего или не защищавшего свое право в течение 10 лет” (кас. реш. 1906, N 38).
Развиваемому взгляду на самостоятельный характер приобретения права собственности по давностному владению не противоречит и то, что течение давности приостанавливается на все время несовершеннолетия собственника (т.X, ч.1, ст.694, прил. ст.1, п.1). Так, например, на десятый год владения умирает собственник, после которого наследником оказывается малолетний. В данном случае по истечении 10 лет владение не превратится в право собственности, но не потому, что собственник сохраняет право иска, а потому, что силой закона течение срока давности владения приостанавливается впредь до достижения собственником совершеннолетия.
5. Для приобретения права собственности по давности необходимо, чтобы вещь способна была сделаться объектом давностного приобретения. Возможность завладения исключается относительно всех вещей, находящихся в общем пользовании, как в необоротных, которые не состоят в частной собственности. Так, практикой признано, что городские бечевники и набережные ни в коем случае не могут быть приобретены частными лицами в собственность по давности владения (кас. реш. 1888, N 43).
Городские площади, улицы и переулки, состоя в общем пользовании, не могут быть предметом частной собственности и, следовательно, частное лицо или учреждение не может приобрести на эти пути сообщения права собственности и по давности (кас. реш. 1892, N 25). Но это положение не распространяется на все вообще недвижимости, принадлежащие городу на праве частной собственности, например, на городские выгонные земли, которые, по мнению нашей практики, могут быть предметом давностного владения (кас. реш. 1902, N 106). Вещи, принадлежащие государству на праве частной собственности, также могут быть предметом права собственности, приобретенного по давности владения.
Кроме того, в нашем законодательстве указываются вещи, на которые по закону сила давности не распространяется и, следовательно, владение ими, как бы долго ни продолжалось, никогда не превратится в право собственности.
а. Межи генерального межевания не могут быть уничтожены давностью владения (т.X, ч.1, с.563). Смысл этого неясного постановления кажется тот, что силой давности не могут изменяться или перемещаться собственно межи генерального межевания. Статью не следует толковать в том смысле, будто генерально-обмежеванные дачи, как в целом их составе, так в частях, не подлежат действию давности (кас. реш. 1885, N 81).
b. Имущества, обращенные в заповедные, не подлежат действию земской давности, в случае неправильного ими, или же частью их, завладения (т.X, ч.1, ст.564). Исключение, установленное для заповедных имений, не может быть распространяемо на имения, жалуемые в западных губерниях под именем майоратов. Напротив, Анненков, исходя из тождественности оснований неотчуждаемости того и другого вида имений, признает майоратные имения также неспособными стать предметом завладения.
c. По закону 27 мая 1900 года, к числу вещей, изъятых от действия давности, отнесены дворцовые имущества, именуемые государевыми, которые ни в целом, ни в части не подлежат действию земской давности.
d. Наша практика в последнее время несколько расширила круг предметов, изъятых от действия давности. В решении 1893, N 2 Сенат признал, что на основании буквального смысла ст.446, т.IX Свод законов и исторических источников ее, действию давности не подлежат церковные земли. Ввиду, однако, сильного протеста, каким было встречено это решение в нашей литературе, и практических затруднений, созданных решением, Сенат вновь пересмотрел вопрос и отказался от своего взгляда (кас. реш. 1902, N 2).
e. На основании тех же исторических соображений Сенат пришел (1894, N 54) к заключению, что юртовые и войсковые земли области войска Донского, составляя собственность станичного общества, никогда не могут быть приобретаемы в собственность ни самими казаками, ни инородными приобретателями по давности владения.
f. Едва ли можно признать правильным взгляд, будто вся площадь земли, отчужденной под железную дорогу, как состоящая в общем пользовании, должна считаться изъятой из гражданского оборота, а потому и неспособной быть предметом давностного владения (кас. реш. 1904, N 100).
Таковы условия, выставляемые нашим законодательством для приобретения права собственности по давности владения. Ему чужды требования добросовестности со стороны владельца и законного основания для владения, которые требуются западным законодательствами (Германский кодекс, § 937, п.2, Швейцарский кодекс, § 728). Поэтому, с точки зрения нашего законодательства, возможен такой факт, что украденная вещь, насильственно отнятая земля – могут быть приобретены в собственность в силу одной только давности. Впрочем, такой результат возможен и по французскому законодательству, только не в силу обыкновенного (10-20 лет), а удлиненного (30 лет) срока.
Давностное владение есть первоначальный и самостоятельный способ приобретения владельцем права собственности, независимо от прав собственника на вещь. Поэтому следует признать неправильным взгляд Сената, будто имение, приобретенное по давностному владению лицом, которое имело бы право приобрести его по законному наследованию, получает у приобретателя родовой характер (кас. реш. 1906, N 38).
Порядок укрепления прав собственности на недвижимости, приобретенные давностью владения, выработан практикой самостоятельно, помимо закона. Владельцы недвижимых имений, приобретшие право собственности по давности владения, могут обращаться в окружные суды по месту нахождения недвижимости, в порядке охранительного судопроизводства, с ходатайствами о выдаче им свидетельства на владеемые имущества. Удостоверившись в том, что проситель приобрел по давности право на состоящую в его владении недвижимость, окружной суд постановляет определение о выдаче просителю свидетельства на владеемое им имущество и о размере крепостных пошлин, которые должны быть внесены просителем.
На основании этого определения, владелец, по взносе крепостных пошлин, получает от нотариуса свидетельство применительно к порядку, установленному для выдачи данных на имущества, продаваемые с публичного торга. По получении этого свидетельства, заменяющего акт укрепления, и по отметке его в реестре крепостных дел, владелец может просить о вводе его во владение (кас. реш. 1872, N 892). Чтобы обеспечить правильность укрепления, Сенат в 1901 году предложил судебным местам следующие указания:
а) для удостоверения тождественности имения, о котором дают показания свидетели и окольные люди, с имением, о котором производится дело, – производить допрос этих лиц в месте нахождения имения;
b) для установления точных границ имения – производить осмотры при помощи землемера, с составлением плана;
с) для обеспечения гласности и охранения интереса третьих лиц, – допускать к осмотру и допросу всех заинтересованных лиц и принимать от них заявления (Указ 1901, N 46).
III. Завладение. Первоначальным способом приобретения собственности, благодаря обширности никем не занятых пространств, является завладение. Сначала оно происходит в пределах местности, занимаемой народом, потом переносится за границы государства и составляет у нас исторический способ расширения государственной территории на юг и восток. Завладению благоприятствовала неопределенность границ частных владений и государственной территории. Первое препятствие к применению завладения недвижимости оказали писцовые книги, составленные с конца XVI до конца XVII столетия, которые представили более или менее точное хозяйственное описание частных имений, пашен, лесов, лугов, выгонов, вод, угодий.
Затем, в 1765 году издан был Манифест о генеральном межевании, а в 1850 году решено было приступить к специальному межеванию. Установившаяся таким путем большая ясность поземельных отношений, в сопоставлении с положением закона, что все имущества, не принадлежащие никому в особенности, принадлежат к составу имуществ государственных (т.X, ч.1, ст.406) – преграждает возможность завладения, как способа приобретения недвижимой собственности внутри территории Русского государства.
В настоящее время завладение, как способ приобретения права собственности, возможно только относительно движимых вещей, и то в довольно ограниченном объеме. Завладением или окупацией признается такой способ приобретения права собственности, который состоит в установлении господства над вещью, не имеющей собственника. Завладение предполагает два условия: а) существование бесхозных вещей и b) установление фактического господства над вещью.
Вещами, не имеющими собственника, или бесхозными вещами следует признавать: а) вещи никому не принадлежащие и не принадлежавшие, b) вещи, принадлежавшие кому-то, но покинутые им. На завладении покинутыми вещами основывается немаловажный промысел тряпичников. К числу бесхозных вещей относятся рыба в море и озерах, не состоящих в частном владении (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.493, 490, 491), жемчуг в море (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.1053); в казенных лесах – лесные плоды, коими пользование в оброк не отдано и из общего пользования особым запрещением не изъято (т.VIII, ч.1, Устав лесной, ст.325). Все эти предметы не только являются бесхозными, но и право завладения ими открыто для всех.
К вещам бесхозным следует отнести диких животных, дичь, для свободного завладения которыми закон ставит препятствие в виде ограничения права на охоту, установленного по Закону 3февраля 1892 года. Однако приобретение права собственности на дичь и животных не стоит в непосредственной зависимости от прав на охоту и от права собственности на землю, в пределах которой они находятся. По закону, правда, право на охоту принадлежит собственнику в пределах его имения (т.XII, ч.2, Устав сельскохозяйственный, ст.164 и 167), но право собственности на землю не дает еще права на производство охоты, которое приобретается только взятием свидетельства, – никому не дозволяется охотиться без именного охотничьего свидетельства, выданного подлежащей властью (Устав сельскохозяйственный, ст.323).
Поэтому, с точки зрения закона, право на дичь и животных не есть следствие права собственности, а возникает самостоятельно. Закон постановляет при том, что “дикие животные, если сами собой, оставив гнезда и логовища свои в одном месте, перейдут в другое и будут в оном водиться, не подлежат возвращению прежнему владельцу” (т.X, ч.1, ст.539, прим.1). Смысл постановления закона не в том, что дикие животные, вроде медведя, лося, рыси или волков, не должны быть водворяемы силой на место жительства, так как это, очевидно, и невозможно, а в том, что они не считаются принадлежностью земли, на которой вывелись, а подлежат завладению со стороны каждого. При этом теоретически неверно утверждение, будто право на дичь и диких животных может быть выведено из права на землю. Последнее дает только право на производство охоты, на рыбную ловлю, но не на реальные объекты, которые еще не подлежат человеческому господству.
Отсюда следует тот практический вывод, что производство охоты на чужой земле, без согласия собственника, составляя нарушение его права на неприкосновенность участка земли и исключительного права на производство охоты, которое может повлечь за собой уголовное взыскание и иск об убытке, не касается права собственности на противозаконно убитых зверей и дичь, которые принадлежат завладевшему ими (см., однако, ст.185 Устав сельскохозяйственный). Иное дело рыбы в пруду или олени в загороженном парке – собственник земли, в пределах которой находятся пруд или парк, может сказать, что он один имеет господство над рыбами и животными, заключенными в границах его участка.
Относительно метеоритов 25 мая 1898 года издан закон, исключающий по отношению к этим бесхозным вещам возможность для частных лиц приобрести на них право собственности путем завладения (т.X, ч.1, ст.5392).
Кроме бесхозности вещи, необходимо еще установление фактического господства над объектом или поступление вещи в действительное обладание лица (т.X, ч.1, ст.409, по аналогии). Это выражается в убийстве птиц, зверей, в ловле рыбы. Право собственности на дичь или животное принадлежит, следовательно, не тому, кто первый подстрелил, и не тому, кто овладел птицей или зверем, неспособными к дальнейшему движению, а тому, кто нанес им смертельный удар. На покинутые собственником вещи, пока никто другой не приобрел над ними господства, может сам собственник вновь установить право собственности.
IV. Открытие клада. К способам приобретения права собственности иностранные законодательства относят открытие клада. Французское (§ 716, п.1) и германское (§ 984) право присуждают клад в половине случайно открывшему его, а в половине – собственнику той вещи, в которой клад был скрыт. Наше законодательство проводит несколько иной взгляд на значение открытия клада. По определению нашего закона, клад есть сокрытое в земле сокровище (т.X, ч.1, ст.430). В этом определении недостает некоторых признаков клада, а иные, приведенные, представляются слишком узкими сравнительно с другими указаниями закона. Во всяком случае, открытие клада близко подходит к завладению, потому что в том и другом способе предполагается бесхозность вещи.
a. Клад должен быть прежде всего сокровищем, т.е. вещью, которая имеет довольно значительную ценность. Нахождение в кургане костяных стрел или каменных орудий, при всем их научном интересе, не может считаться открытием клада.
b. Закон считает кладом вещь, скрытую в земле (Устав о наказаниях, ст.178), но нет необходимости держаться буквального значения слов закона, тем более, что в изд. Свод законов 1832 было прибавлено “и строениях”. Требуется только, чтобы вещь была скрыта: зарыта в землю, поставлена в дупло дерева, заложена в стену здания, положена на дно реки или озера.
c. Сокровище предполагается скрытым в весьма отдаленное время, так что не сохранилось лиц, которые могли бы доказать принадлежность им вещей. Не только нет видимых указаний на принадлежность вещи какому-либо лицу, но, по всей видимости, собственника вещи вовсе нет. Квартирант во время пожара дома зарывает свои драгоценности в саду и потом не может найти места; если вещи, при постройке нового здания на месте сгоревшего, открываются собственником земли, они все-таки не будут ему принадлежать, потому что воспоминание о пожаре и живших в доме лицах подрывает мысль об отсутствии собственника.
d. Безразлично, будет ли клад открыт случайно или же намеренно, например, при искании кладов по преданию или при археологических раскопках.
По взгляду нашего закона, клад принадлежит собственнику земли и без позволения его не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может (т.X, ч.1, ст.430). Такое решение вопроса основывается на положении, что собственник земли имеет право на все заключающееся в ее недрах (т.X, ч.1, ст.424). Но это основание оказывается совершенно непригодным в тех случаях, когда клад скрыт в движимой вещи. Таковы случаи, например, когда читатель чужой старой книги находит между склеенными страницами бумажные деньги, когда старьевщик, взявшийся продать подержанную подушку, находит в пуху выигрышные билеты. Таков общеизвестный случай обнаружения клада в раме картины (“Портрет” Гоголя).
Произведенная выше статья исторически основывается на строгом выговоре, сделанном Сенатом в 1803 году тверскому губернатору за искание клада на земле одной помещицы вопреки Указу 1782 года. Ст.430, т.X, ч.1 представляет собой, как видно, неправильный вывод, так как запрещение частным лицам или начальству разыскивать на чужой земле клады против воли собственника имеет очень мало общего с вопросом о принадлежности открытого клада. Относительно владельца заповедного имения в законе подтверждено, что ему принадлежат находимые в заповедном имении клады, на основании общих о том узаконений (т.X, ч.1, ст.486).
Нельзя, однако, не заметить, что указанное решение вопроса о принадлежности клада не соответствует бытовому воззрению на этот предмет, примыкающему к точке зрения западных законодательств. Обыкновенно клад считается принадлежащим тому, кто его нашел, на чьей бы то ни было земле, например, рабочим, нашедшим его при перестройке дома. Да и сам закон не выдерживает своей точки зрения. В Черниговской и Полтавской губерниях, следуя началам Литовского статута, законодатель наш признает за открывшим клад право на половину оного.
В виде особого правила постановлено, что “лица, представившие подлежащему начальству найденные старые монеты или другие древности, получают всю настоящую цену золота, серебра или иного вещества, из коего они сделаны” (т.X, ч.1, ст.5391). По-видимому, законодатель желал бы отнести это правило к находке, но здесь все признаки клада, а не находки. Несомненно также, что эти вещи были добыты в земле, принадлежащей казне или частным лицам, и поэтому собственникам земли должно бы принадлежать право на получение ценности. Но закон отступает от своего взгляда на последствия открытия клада.
V. Находка. По определению русского законодательства, находкой называется обретение вещей и других движимых имуществ, которых владелец неизвестен (т.X, ч.1, ст.538). Отличие находки от клада состоит в том, что a) клад – намеренно скрытая вещь, тогда как находка – потерянная; b) хотя в том и в другом случае собственник неизвестен, но находка основывается на предположении, что собственник может быть найден, тогда как клад внушает предположение, что отыскание собственника уже невозможно.
Поэтому закон присуждает клад собственнику земли, на которой он открыт, тогда как субъектом права на найденную вещь остается прежний собственник и только, если он не явится или не докажет своих прав, то право собственности на нее приобретает лицо нашедшее (вещное последствие). Если же собственник найденной вещи своевременно объявится, то лицо нашедшее сохраняет лишь право требовать вознаграждения в размере третьей части стоимости вещи (обязательственное последствие).
Возникает вопрос, какое основание приобретения найденной вещи в собственность, если не открывается ее собственник? Таким основанием можно было бы признать завладение вещью, у которой нет собственника, потому что, не явившись в срок с доказательствами своего права собственности, собственник внушает предположение о своем отречении. Однако нельзя не заметить, что в момент, когда происходит “обретение” вещи, нашедший не проявляет непременно намерения присвоить ее себе, и так как добросовестность предполагается, то не должно существовать даже и предположения о том.
Без этого элемента отношение нашедшего к найденной вещи не может быть признано владением, а представляет собой только держание. Эту мысль, по-видимому, и выражает закон (т.X, ч.1, ст.537), говоря, что “пользование движимым имуществом составляет особенное право, когда оно достанется кому-либо находкой”. Признавая право собственности за нашедшим вещь, собственник которой своевременно не объявился, закон превращает держание в право собственности, подобно тому, как при давностном владении он превращает владение в такое же право.
Не менее трудным с юридической точки представляется обоснование вознаграждения, которое представляет закон лицу, нашедшему чужую вещь. То обстоятельство, что вещь была потеряна собственником, т.е. утрачено владение, не устраняет права собственности, а потому где бы и у кого бы он ее ни нашел, он всюду имеет право взять ее без всякого вознаграждения.
Это не есть возмещение сделанных по сохранению вещи издержек, потому что, во-первых, убытки должны быть доказаны в каждом отдельном случае, а между тем в большинстве случаев находки их вовсе не бывает (поднятие бумажника на улице), а во-вторых, потому, что закон в некоторых случаях указывает на возмещение издержек совместно с вознаграждением.
Совершенно несостоятельно предположение, будто награда за находку составляет взыскание с хозяина за небрежность в хранении своей вещи. В силу чего нашедший призван наказывать потерявшего? Может ли быть вообще вложена современному законодательству идея кары собственника за хозяйственное обращение с принадлежащей ему вещью.
Нельзя считать вознаграждение наградой за труд, так как чаще всего находка не соединяется с каким-либо трудом. Между тем наш Сенат стал именно на эту точку зрения. Основываясь на Воинском артикуле 1716 г., в котором сказано: “Ежели кто что найдет и оное по должности объявит и отдаст, оному надлежит за труд дать тринкгельд (или на пропой), дабы с третью долею найденного равно могло быть ценою”, Сенат выводит и для настоящего времени, что награда дается нашедшему не за то, что он не покусился на преступление, а за труды при находке, объявлений и отдаче найденной вещи (кас. реш. 1890, N 99).
Во-первых, поднять вещь, отдать ее в обычном представлении не вяжется с понятием о трудовой деятельности; труд можно бы видеть в объявлении, но сам Сенат, в том же решении, не признал объявление существенным условием приобретения права на вознаграждение за находку. Во-вторых, стать на эту точку зрения даже опасно придется в каждом отдельном случае решать, был ли приложен труд нашедшим, и в случае отрицательного ответа необходимо отказать нашедшему в вознаграждении.
Остается признать, что закон вознаграждает добросовестность лица нашедшего – за то, что оно не утаило вещь, и побуждает его к возвращению собственнику обещанием частичной имущественной выгоды. Так, очевидно, и думает законодатель, общая треть ценности нашедшему “в награду”, а не в вознаграждение или в возмещение. В своем роде премия за добродетель! Во всяком случае, это вознаграждение можно было бы совершенно исключить из русского законодательства, как это делает Французский кодекс, отказывающий нашедшему в какой-либо награде, или, по крайней мере, значительно уменьшить размер вознаграждения, как это делает Германское уложение, обещающее нашедшему вещь ценностью ниже 300 марок – 5%, а свыше – 1% ценности (§ 971).
Условия приобретения права собственности на найденную вещь, или вознаграждения состоят по русскому законодательству в следующем.
a. По нашим гражданским законам, требуется неизвестность собственника найденной вещи. Поэтому, когда нашедший знает, кому принадлежит вещь, или может определить собственника по некоторым признакам, то случай этот не подходит под понятие находки, например, если он видел, как владелец обронил вещь, или если в бумажнике были визитные карточки с адресом, или если найдены именные ценные бумаги. Поэтому хозяин гостиницы не приобретает никакого права на забытые у него вещи, так как ему известно, в каком номере и кто оставил их. Неизвестность собственника для нашедшего должна существовать только в момент нахождения. Поэтому, если впоследствии, по газетной, например, публикации со стороны потерявшего, нашедший узнает имя собственника, то он не теряет права на вознаграждение.
Следует, впрочем, заметить, что между нашими гражданскими и уголовными законами существует некоторое разногласие, так как последние признают, по-видимому, находку и в том случае, когда нашедшему известен был собственник (Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, ст.178, Прав. о волостном суде, ст.19, п.2). Да и в самом деле, неизвестность собственника, не признаваемая иностранными законодательствами (Германское уложение, § 695, Швейцарское уложение, § 720) существенным признаком, тем менее необходима для вознаграждения, что основанием последнего является поощрение к возвращению найденного, что не имеет никакого отношения к известности собственника.
b. Предметом находки могут быть вещи в смысле физическом. Наравне с ними находятся бумаги на предъявителя, потому что в них право связано неразрывно с вещью и имя собственника неизвестно. Напротив, именные бумаги не могут послужить основанием к приобретению собственности или к вознаграждению. Не только неодушевленные, но и одушевленные предметы могут составить предмет находки. Закон, противополагая “и движимые имущества” вещам, по всей вероятности, имел в виду домашних животных, например, собак (т.X, ч.1, ст.539 прим.).
c. Находка может иметь место только там, где есть потерянная вещь, т.е. вещь, в отношении которой собственник утратил возможность фактического господства. Наравне с потерянными вещами стоят упавшие в воду (т.X, ч.1, ст.539 прим.1), забытые (т.II Общие учреждения губернские ст.792), даже украденные у собственника, но потерянные вором. Закон не дает никаких оснований для того, чтобы сделать исключение в пользу вещей краденых: возвращение их собственнику не устраняет обязанности вознаграждения. Нет потери в том случае, когда собственник намеренно оставляет вещь в известном месте, где другое лицо видит ее без хозяина, например, вынеся чемодан из дома, собственник ставит его на тротуаре, и отправляется искать извозчика.
Вещь не считается потерянной, хотя собственник и не может найти ее, если она находится в его доме (кас. реш. 1883, N 83). Но потеря в театре, на пароходе, в вагоне открывает возможность находки, хотя Сенат (кас. реш. 1897, N 16) отверг находку в вагоне. Сенат основывает свой взгляд на том, что в вагонах установлен надзор со стороны железнодорожных служащих и что собственник может надеяться еще отыскать потерянную в вагоне вещь. Но против этого взгляда говорит признание со стороны закона находки на корабле: “Кто найдет потерянную вещь на корабле во время морского путешествия, тот должен объявить оную офицеру и положить у мачты” (т.X, ч.1, ст.539, прим.3).
d. Нашедший чужую вещь должен объявить о том полиции (т.X, ч.1, ст.538), но не отдавать ей непременно свою находку. Необъявление полиции в течение 3 недель о найденных, неизвестно кому принадлежащих деньгах или вещах: 1) лишает возможности приобретения права собственности, так как от объявления стоит в зависимости публикация, а от публикации – приобретение права собственности, а также 2) лишает права на вознаграждение, если у нашедшего открыты будут найденные вещи и собственник их объявится, наконец 3) подвергает уголовному наказанию за утайку находки (Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, ст.179).
Проводя ранее (кас. реш. 1870, N 798) взгляд, что объявление полиции составляет необходимое условие для получения вознаграждения, Сенат в последнее время (кас. реш. 1890, N 99) отступил от этого взгляда и признал, что явка в полицию и публикация указаны в законе лишь как средства к обнаружению хозяина потерянной вещи нашедшим ее, но средства эти не могут быть признаны единственными, что поэтому право на награду не зависит от соблюдения формальностей.
Однако в такой безусловно выраженной форме с мнением Сената согласиться нельзя. Закон не может брать на себя задачу учить, как надо искать, хозяина найденной вещи. Закон установляет 3-недельный срок: до истечения его нашедшему предоставляется изыскивать какие угодно средства для отыскания собственника, но по истечении этого срока он становится виновным в утайке, а следствием такого преступного действия должно быть отпадение всяких гражданских последствий в его пользу.
e. Объявление полиции имеет своим последствием троекратную публикацию в местных губернских ведомостях (т.X, ч.1, ст.539). Если настоящий хозяин явится с полным и достоверным доказательством о принадлежности ему найденной вещи, то она должна быть ему возвращена, нашедший же потерянную вещь получает в награду третью часть цены ее. Если же по публикации собственник не объявится, то находка обращается в предмет права собственности для нашедшего (т.X, ч.1, ст.538 и 539). К сожалению, закон наш не устанавливает срока, в течение которого следует ожидать собственника, так что право собственности может быть приобретено немедленно после третьей публикации, хотя и она имеет своей целью вызвать хозяина.
Такое упущение тем более досадно, что подобный срок существовал прежде в нашем законодательстве (2 года), но в издании Свода законов 1842 года был выпущен, вероятно потому, что он без достаточного основания (Сенатский указ 1779 г.) попал в Свод законов 1832 года. Однако этот срок сохранился в одном месте: о вещах, случайно найденных на рейде или в гавани, публикуется в газетах, и если в течение 2 лет со дня публикации никто не явится с законными доказательствами, то теряется право иска собственника к нашедшему (т.XI, ч.2, Уст. торг., ст.553). Для превращения находки в право собственности Германское уложение устанавливает годовой срок (§ 973), Швейцарское – 5-летний (§ 722).
Особые правила о находке содержатся в нашем законодательстве относительно пригульного скота (т.X, ч.1 к ст.539 прим.1 прил.). Особенность этих правил заключается в том, что нашедший пригульный скот может получить вознаграждение, но не приобретает вовсе права собственности на найденное. Под именем пригульного понимается неизвестно кому принадлежащий скот, рогатый или мелкий, который пристанет к чужому стаду или забредет на чужую землю. Каждый, на чьей земле окажется или к чьему стаду пристанет чужой скот, обязан не позже как в 7-дневный срок заявить о том местной полиции или сельскому начальству, которое делает надлежащие розыски.
Впредь до явки хозяина пригульного скота, последний оставляется у того, кто его нашел, или же отдается в присмотр другому благонадежному лицу из местных жителей, кто пожелает принять скот на свое содержание. Если до истечения 14 дней со дня первоначального заявления собственник явится, то скот ему возвращается, причем он обязан заплатить нашедшему скот шестую часть цены последнего и, кроме того, вознаградить за его прокорм. В противном случае, по требованию лица нашедшего, пригульный скот продается с публичного торга.
Вырученные от продажи деньги хранятся в местном волостном правлении в продолжение 6 месяцев. Если хозяин скота явится до истечения этого срока, деньги выдаются ему за удержанием шестой части в пользу нашедшего и издержек за прокорм. В случае же неявки его в течение 6 месяцев, вырученные деньги получают особое, указанное в законе назначение, причем в пользу нашедшего скот отделяется уже не шестая, а третья часть.
VI. Отделение плодов. Плоды, пока находятся в естественной связи с плодопроизводящей вещью, разделяют судьбу последней и подчиняются праву того лица, которому она принадлежит. Но, как только плоды отделяются от плодопроизводящей вещи, сами собой (яблоки с дерева), или же при содействии труда (жатва), так тотчас же создаются и вступают в оборот новые вещи. Право собственности на плоды приобретает собственник плодопроизводящей вещи (т.X, ч.1, ст.425 и 431), и так как они не были еще объектом права, то его приобретение будет первоначальным.
В некоторых случаях, однако, право собственности на плоды приобретается не собственником, а другими лицами.
1. В силу соглашения с собственником, другое лицо может приобрести право на отделенные плоды, например, при аренде имения, фруктового сада (т.X, ч.1, ст.536). Право на плоды должно быть точно определено или указанием на плоды или на срок. Само по себе пользование вещью не дает права на плоды ее. Право такого лица основано на праве собственника, – оно приобретается не непосредственно, а от собственника, только не действительной, физической передачей, так как собственник предоставил ему сам возможность господства над вещами. Поэтому такое приобретение является производным.
2. Право на плоды приобретается несобственником, помимо согласия собственника, в том случае, когда кто-либо имеет на плодопроизводящую вещь самостоятельное вещное право, исключающее пользование со стороны собственника, а именно при пожизненном пользовании (т.X, ч.1, ст.5334), чиншевом праве. Здесь право независимо от права собственника, а потому приобретение должно быть признано первоначальным.
3. Право на плоды приобретается также добросовестным владельцем независимо от собственника. Владелец приобретает право собственности на плоды, собранные уже в момент возвращения вещи собственнику (т.X, ч.1, ст.626). Право добросовестного владельца основано не на согласии собственника, а на законе, а потому должно быть признано первоначальным.
VII. Приращение. Под именем приращения понимается тот случай, когда собственник одной вещи приобретает право собственности на другую, хотя бы принадлежащую иному лицу вещь, если она присоединяется к первой в качестве придаточной. Следовательно, рассматриваемый способ приобретения права собственности предполагает: a) соединение двух вещей, не допускающее разъединения без существенного повреждения; b) отношение между соединившимися вещами, в силу которого одна становится в положение главной, а другая – в положение придаточной; c) принадлежность соединившихся вещей разным лицам, или появление одной из вещей впервые.
За отсутствием первого признака соединенные вещи возвращаются в прежнее положение, за отсутствием второго – приращение переходит в смешение; за отсутствием третьего – отпадает способ приобретения собственности, так как обе вещи и ранее принадлежали тому же лицу, которому будут принадлежать и по соединении. В силу того положения, что принадлежность следует судьбе главной вещи, собственник последней приобретает право на придаточную вещь. Право на приращения вытекает, по взгляду закона, само собой из права полной собственности (т.X, ч.1, ст.425). Приращение представляется в трояком виде: недвижимости к недвижимости, движимости к недвижимости и движимости к движимости.
A. Приращение недвижимости к недвижимости представляет несколько случаев.
1. Поземельный участок, прилегающий к реке, постепенно и незаметно увеличивается от примываемой водой земли. Такой случай приращения составляет намыв. Происхождение такого увеличения обыкновенно обусловливается наносом песка или земли силой течения и нередко с соответствующим уменьшением другого берега, земляные частицы которого действием воды перемещаются на участок другого лица. На образовавшийся таким путем участок права собственности приобретает собственник той земли, к которой он присоединился (т.X, ч.1, ст.428). Очевидно, что такое приращение идет в пользу прибрежного собственника в глубь реки только до середины ее. Если на реке имеется остров, который увеличивается от намыва, то право собственности на приращение приобретается собственником острова, хотя бы это было и не то лицо, которому принадлежит берег (кас. реш. 1884, N 15).
2. Возможно, что такое увеличение одного берега за счет другого произойдет не путем постепенного наслоения, а сразу, перемещением целого куска земли под сильным действием воды. Это будет отрыв. Хотя закон наш настоящего случая не предусматривает (в т.X, ч.1, ст.429, п.2, слово “оторван” употреблено не в соответствующем значении, что обнаруживается из смысла всей статьи), но, ввиду сходства его с предыдущим, сращения земельных участков и невозможности возвращения оторвавшегося куска на прежнее место, необходимо признать, что право собственности на оторванную от одного участка и приросшую к другому землю принадлежит собственнику второго.
Разрешить этот вопрос в противоположном смысле и признать право собственности на оторванную землю за тем собственником, от участка которого она отделилась, как это делает Французский кодекс, (§ 559), представляется нелогичным и нецелесообразным. Такие оторванные участки едва ли могут быть значительны, – обыкновенно это небольшие глыбы, хотя бы с деревьями. Если право на такую глыбу будет признано за собственником участка, от которого она отделилась, то необходимо лишить собственника участка, к которому она пристала, соответственного пользования береговым правом, может быть, открыть дорогу к этой глыбе через его землю.
Между тем такие глыбы прирастают потому чаще всего, что садятся у берега на мель, т.е. садятся на землю прибрежного собственника, и в этом отношении такая глыба совершенно приравнивается строению, воздвигнутому на чужой земле. Сравнение между лодкой и глыбой земли, приводимое Мейером в подтверждение взгляда, в силу которого в праве собственности не происходит никакой перемены, следует признать неудачным. Лодка, оторванная от парохода и приставшая к берегу, не срастается с последним, между ними не устанавливается постоянной и прочной связи, нет никакого затруднения отвести лодку обратно к пароходу; между тем приставшая глыба прирастает к земле, часто неотделима без того, чтобы она не рассыпалась на мелкие части. Очевидно, что юридическая судьба того и другого случая не может быть одинаковой.
3. Увеличение прибрежного участка может произойти путем обнажения дна реки, вследствие ли того, что она мелеет, или потому, что изменяет свое русло. Однако, если река обоими берегами находилась во владениях одного лица, то увеличение земельного участка за счет воды не представляет в юридическом отношении ничего особенного. Если берега принадлежали разным лицам, то обнажение дна до половины русла идет в пользу того собственника, на чьей стороне оно произошло (т.X, ч.1, ст.426 и 428).
Когда река внезапно изменит свое течение, то границей между прежними прибрежными собственниками должно оставаться старое русло (желобовина) с тем, что каждый продолжает пользоваться им от своего берега до середины. А по новому течению реки оба ее берега должны принадлежать тому, по чьей земле она протекает. Если на реке был остров, то обнажение дна у берегов идет в пользу собственника острова, если лицо его не совпадает с лицом собственника берегов.
4. Часть земли, находившейся под водой, обнажается вследствие обмеления или нанесения земляных частиц и образует остров. Относительно этого нового объекта возникает вопрос о принадлежности его. Основанием для решения вопроса служит право прибрежных собственников на водное пространство до половины реки. По этой воображаемой линии возникший остров делится вдоль реки пополам между прибрежными собственниками (т.X, ч.1, ст.427).
Таким образом, остров делится на неравные части: если он целиком находится между воображаемой линией и одним берегом, то право собственности принадлежит исключительно собственнику этого берега, так что остров вовсе не делится. Закон наш говорит о делении острова между собственниками противоположных берегов. Однако остров при значительной длине может образоваться против владений нескольких лиц: очевидно, каждый приобретает право только на то пространство, на какое тянется остров против его берега.
B. Приращение движимости к недвижимости представляет также несколько случаев, когда движимая вещь, принадлежа одному лицу, прочно соединяется с недвижимостью другого, которая является в качестве главной вещи.
1. При принадлежности земли и строительного материала различным лицам, застроение создает право собственности в лице собственника земли, как главной вещи (т.X, ч.1, ст.386). Сравнительная ценность участка и здания не имеет никакого значения. Необходимо только, чтобы связь строения и земли под ним была прочной и неразрывной без нарушения сущности. Возможны два случая.
a. Собственник земли застраивает ее чужим материалом. Все равно, были ли действия его добросовестными или нет, все же право собственности на здание приобретает собственник находящейся под ним земли. Но так как он нарушил право собственника материала, то он обязан возместить стоимость последнего и все причиненные убытки.
b. Собственник материала воздвигает здание на чужой земле. В силу того же отношения принадлежности к главной вещи, право собственности на здание приобретается собственником земли. Однако, так как никто не должен обогащаться на чужой счет без достаточного основания, то для собственника земли с приобретением права на строение соединяется обязанность возвращения стоимости употребленного материала. Когда же собственник земли не соглашается на вознаграждение, то собственнику материала предоставляется отделить от земли материал, если только это возможно сделать с удобством и без ущерба для земельного участка (т.X, ч.1, ст.611).
Когда же такое отделение невозможно, то необходимо различать, был ли собственник материала добросовестным владельцем или нет, так как, очевидно, застроение чужой земли недостижимо без владения. Если владение было недобросовестным, то право на здание приобретается собственником земли, вопреки основному принципу, без обязанности вознаграждения (т.X, ч.1, ст.611). В противном случае, собственник материала приобретает право на вознаграждение со стороны собственника земли, в том объеме, насколько увеличилась ценность застроенной земли.
2. Если право собственности на землю и на посаженные в нее растения принадлежало разным лицам, то насаждение возбуждает те же вопросы, что и застроение. a) Собственник земли посадил чужое растение, например, устроил фруктовый сад из растений, присланных ему садовником и не оплаченных. b) Собственник растений сажает их в чужую землю, например, квартирант разводит дорогой цветник в саду хозяина. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первом случае.
3. При принадлежности земли и семян разным лицам засев устанавливает подобные же отношения, как застроение и насаждение. Здесь также возможны два случая: a) собственник земли засевает чужие семена, или b) собственник семян сеет их на чужой земле. Вопрос о праве собственности и о вознаграждении разрешается, как и в первых двух случаях, с той только разницей, что, ввиду неотделимости семян от земли, не может быть речи об отделении натурой.
C. Наконец, возможно приращение движимости к движимости. Если в рассмотренных выше случаях не было сомнения в том, что должно считаться главной вещью, а что принадлежностью, то здесь этот вопрос возбуждается в каждом отдельном случае. Опять-таки присоединение должно быть такого рода, чтобы отделение было невозможно без существенного повреждения. Так, например, помещение картины в чужую раму или камня в кольцо не послужит основанием для приобретения собственником картины или кольца права на раму или камень. Здесь мы имеем перед собой только владение, которое может по давности превратиться в право собственности, но может также, по иску собственника, прекратиться. Но, например, инкрустация, вставленная в чужую мебель, или ось, приделанная к чужому экипажу, дают собственникам мебели и экипажа право на инкрустацию и ось. Предполагается, конечно, что такое соединение вещей произошло помимо соглашения собственников.
VIII. Смешение. К числу непредусмотренных нашим законодательством случаев приобретения права собственности относится смешение, т.е. такое соединение вещей, принадлежащих разным лицам, в результате которого получается единая вещь. Смешение близко подходит к приращению, но в то же время и отлично от него. Оба понятия совпадают настолько, насколько в обоих случаях соединяемые вещи принадлежат разным лицам и установившаяся вследствие соединения связь представляется неразрывной.
Но в случае приращения одна вещь, присоединяясь к другой, получает по отношению к ней значение придаточной, тогда как при смешении вещи, будучи каждая самостоятельной, образуют новую вещь, а это создает и иные юридические последствия. Так, например, во время пожара ломбардного склада спаиваются от огня находившиеся там в залоге золотые и серебряные вещи. Интересный пример смешения представляет в настоящее время отдача зернового хлеба в товарные склады, где он смешивается с подобным же зерном, не лишая собственника вещного права.
Для того, чтобы признать наличие смешения, необходимы следующие условия. a) Вещи должны принадлежать разным лицам. Поэтому не будет смешением в юридическом значении слова, когда нечаянно смешаются разные сорта вина, принадлежащие одному виноторговцу. b) Смешение должно быть такого рода, чтобы обнаружилась полная невозможность разъединения, восстановление индивидуальности, иначе оно не произведет никаких юридических результатов.
Так, например, при перевозке с квартиры на квартиру смешаны были две библиотеки, или на водопое сошлись два стада, принадлежащие разным деревням. В том и другом случае собственники, после некоторого труда, могут отделить свои вещи, а потому каждый из них сохраняет свое право. Но при смешении муки, зерен, фруктов и т.п. отделение практически невыполнимо. c) При смешении ни одна вещь не становится по отношению к другой ни главной, ни придаточной; этим смешение отличается от приращения.
Последствия смешения иные, чем приращения. В то время, как последствием приращения является приобретение права собственности на всю вещь со стороны собственника главной, последствием смешения является потеря права собственности на отдельные вещи и приобретение права на идеальную часть всей образовавшейся массы. Между собственниками смешанных вещей устанавливается право общей собственности. Оно может прекратиться путем соответствующего соглашения или ценности смешанных вещей, раздела массы в натуре или раздела вырученной от продажи ее суммы денег.
IX. Переработка. Собственник материала имеет полное право придавать ему какую угодно форму, подвергать его какой угодно обработке. При всех видоизменениях право собственности на продукты труда принадлежит собственнику материала – “владельцу принадлежит все то, что трудом и искусством его произведено в том имуществе” (т.X, ч.1, ст.425). Сомнение возбуждается тем случаем, когда труд прилагается к чужому материалу. Одно лицо обрабатывает материал другого и создает новую вещь. За кем должно быть признано право на продукт: за представителем труда или за собственником материала?
Этот случай, известный в римском праве под именем спецификации, не предусмотрен русским законодательством, но может встретиться и в нашей практике. Так, например, из чужого леса фабрика заготовила музыкальные инструменты, из чужой кожи сделаны сапожником башмаки и т.п. Предполагается, конечно, что приложение труда не основано на договоре, потому что тогда соглашение определяет принадлежность вещи, – рабочий по договору уступает результаты своего труда в пользу нанимателя. Не следует смешивать этот случай с приращением, потому что здесь нет соединения двух вещей, главной и принадлежности, а есть только приложение труда к вещи.
Если стать на ту точку зрения, что объектом права собственности является материал, а не форма, что при разнообразии последней остается неизменным первый, то мы придем к тому выводу, что и в новом виде вещь остается принадлежностью того лица, кто имел право на материал. Так именно решает вопрос Французский кодекс (§ 570), делая исключение в том случае, когда созданная вновь вещь ценностью своей значительно превосходит материал.
Если же мы признаем, что существенное значение имеет не материал, а труд, создающий все необходимые для людей предметы, что с изменением формы под влиянием обработки возник совершенно новый предмет, который не имеет ничего общего с прежним объектом права собственности, то придем к заключению, что в обработанном виде вещь должна принадлежать представителю труда. Таково решение Германского уложения (§ 950), которое, однако, делает исключение в том случае, когда стоимость переработки значительно уступает ценности материала.
Вот два единственно возможных решения поставленного вопроса. Решение, предложенное юстинианским законодательством и основанное на различии в способности материала менять свою форму без повреждения существа, представляется вполне несостоятельным. Почему ваза, сделанная из серебра, принадлежит собственнику материла, а ваза, сделанная из яшмы, – представителю труда?
Между тем именно последнее решение предлагается некоторыми (Васьковский и Анненков) учеными для нашего законодательства, – право собственности на вновь созданную вещь признается за переработавшим материал, если только последний не может быть приведен в первоначальное состояние. Опорой для такого взгляда служит т.X, ч.1, ст.673, в силу которой в случае истребления или повреждения чужого имущества виновный обязывается вознаградить собственника, если исправление имущества (приведение в прежнее состояние) почему-либо окажется невозможным. Но положение это нельзя распространять на спецификацию, потому что здесь нет ни повреждения, ни тем более истребления материала.
Напротив, принимая в соображение, что всякий не по праву владевший чужой вещью, обязан возвратить ее собственнику (т.X, ч.1, ст.609), а спецификация без владения невозможна, следует думать, что более согласно с общим смыслом русского законодательства будет признать право собственности на переработанную вещь за собственником материала, из которого она сделана.
Конечно, труд вполне заслуживает уважения. Несомненно также, что благодаря именно труду ничтожная вещь приобретает громадную ценность, например, клочок бумаги превращается в рукопись знаменитого писателя, кусок холста – в картину известного живописца. В этих случаях невольно возникает желание признать право собственности на рукопись или картину за автором и художником, а не за собственником материала. Но возьмем другие случаи. Дорогой севрский фарфор разрисовывается ничтожным живописцем, дом украшается фресками – едва ли в этих случаях обнаружится склонность к отнятию права собственности на фарфор и дом у прежних собственников. Очевидно, следовательно, что эта точка зрения не может быть руководящей в настоящем вопросе.
Может быть, было бы правильнее возвести исключения, допускаемые французским и германским законодательствами, в общее правило, и поставить право собственности, при условии добросовестности, в зависимость от преимущественной ценности труда и материала. Так именно разрешает вопрос швейцарское законодательство (§ 726).
