Следующей, третьей формой закона были сепаратные указы, инструкции и манифесты. Законодательство императорского периода вообще и Петровского времени в частности развивалось, главным образом, в этой форме, причем весьма важные законы, существенно видоизменявшие государственный и гражданский быт России, издавались в форме указов.
Но рядом с этим в эту форму облекались и простые распоряжения, имевшие вполне временное значение и не обладавшие никаким законодательным характером. Число указов громадно, причем многие из них совершенно не согласованы друг с другом и с Уложением 1649 г., содержание которого, однако, существенно изменено последующим законодательством и, в силу этого, должно было быть согласовано с ним.
Мы рассмотрим только некоторые из более важных законодательных актов этой категории, какими, бесспорно, являются: указ о единонаследии 1714 г., указ о форме суда 1723 г., манифест о вольностях дворянству 1762 г. и указ о воровстве 1781 г. Таким образом, законодательные памятники, подлежащие нашему рассмотрению, будут относиться к разным отраслям права, а именно, к государственному, к гражданскому и к уголовному праву и судопроизводству.
Указ о единонаследии 18 марта 1714 г. играет весьма важную роль в истории гражданского права и, вместе с тем, служит наглядным примером несостоятельности всех попыток реформировать государственный и гражданский быт народа в направлении, совершенно противоположном историческим традициям последнего.
Указ 1714 г. должен был создать в России систему майората, т.е. такой институт, для которого не было у нас никакой исторической почвы и который являлся продуктом исторической жизни Западной Европы, развивавшейся совершенно при иных условиях, чем историческая жизнь России.
В этом несоответствии нового порядка наследования, перенесенного Петром с Запада в Россию, с условиями русского юридического быта и кроется неудача названной реформы, равно как и недолгого существования указа о единонаследии.
Что касается до истории составления рассматриваемого законодательного памятника, то нам известно, что Петр еще задолго до 1714 г. решил собрать и изучить законы, определяющие порядок наследования во многих западноевропейских государствах. Ввиду этого государь поручил известному Брюсу составить краткое описание законов о наследстве, действовавших в Шотландии, Англии и Франции.
Затем до нас дошло письмо Головкина, писанное им в 1711 г. секретарям Посольского приказа, где, между прочим, мы находим следующее место: “желает его царское величество ведать подлинно из правил французских, английских и венецийских (т.е. венецианских), какое у них определение, как в недвижимых маетностях и домах, так и в пожитках детям, по отцам оставшимся, мужеска и женска пола, в наследстии и разделе оных, как знатнейших княжих, графских, шляхетских, так и купецких фамилий.
И вы поищите таких правил в книгах, которые вывез к Москве Петр Посников и, ежели того нет, то велите перевести”[1]. Наконец, до нас дошел обширный проект Салтыкова, так называемые “Пропозиции”, присланный им Петру из-за границы, куда он был послан государем для покупки кораблей. Проект относится к 1713 г. и разделен на 15 глав, заключающих в себе предложения разных реформ по многим отраслям управления.
Глава 2 проекта, посвященная “мирским господам и дворянам”, содержит в себе предложение о майорате, причем некоторые мнения Салтыкова (напр., доводы в пользу введения майората) повторяются и в указе о единонаследии[2].
Таким образом, следует признать, что проект Салтыкова был до известной степени источником закона 1714 г. При составлении последнего Петр, по своему обыкновению, принимал самое деятельное участие. Так, он собственноручно написал все введение к указу до ст. 1 включительно. Затем некоторые другие статьи указа также были написаны им[3].
Указ 1714 г. встретил в обществе сильнейшую оппозицию, так как совершенно не согласовался с народными воззрениями, став вразрез с исконным порядком наследования – раздела имущества между всеми детьми, этого продукта долгой исторической жизни, окончательно формулированного в Уложении 1649 г.
Вот почему родители, по свидетельству сенатского доклада имп. Анне Иоанновне в 1730 г., начали употреблять всевозможные средства, чтобы обходить закон, и, несмотря на строгое запрещение, делить поровну между детьми свое имущество.
Не преувеличивая, можно сказать, что ни одна из петровских реформ не встретила столько несочувствия и такого отпора на практике, как рассматриваемый указ, получивший название “пунктов” 1714 г.
При первом же удобном случае, когда общество получило возможность высказать свои нужды и желания, именно в 1730 г., при избрании на престол имп. Анны Иоанновны, оно высказалось за отмену указа 1714 г. и за возвращение к постановлениям Уложения. Имея в виду это настроение общества, Сенат в декабре 1730 г. представил императрице доклад, в котором подверг резкой критике указ 1714 г. и ходатайствовал об его отмене.
Анна Иоанновна исполнила желание Сената и сословий и указом 1731 г. “пункты” 1714 г. были отменены. Но постановления их не остались совсем бесследны. Дело в том, что указом 1714 г. было окончательно уничтожено всякое различие между вотчинами и поместьями, т.е., иначе говоря, завершился тот процесс сближения обоих понятий поземельной собственности, начало которого еще относится ко времени Московского государства.
Анна Иоанновна, отменяя указ 1714 г., не отменила, однако, изменения, внесенного им в область разграничения понятий вотчины и поместья, которые после того стали одинаково называться недвижимой собственностью.
Другим весьма важным законодательным памятником, относящимся к категории сепаратных указов и хотя с большими изменениями, но все же продолжающим действовать по сие время, была Табель о рангах 1722 г. На основании некоторых данных можно предполагать, что инициатива издания табели принадлежала Лейбницу, с которым Петр постоянно совещался, шествуя по пути своей преобразовательной деятельности. Кто принимал участие в составлении табели, с точностью установить трудно.
По мнению Соловьева, она была составлена Головкиным, Брюсом и некоторыми другими лицами[4]. По некоторым другим, более достоверным, данным можно предполагать участие в ее составлении Остермана. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что главная роль в этом деле принадлежала самому Петру. Так, до нас дошли первые проекты табели, написанные начерно собственноручно Петром.
Затем, по составлении окончательного проекта и по переписании его набело, он еще исправлялся и дополнялся Петром. Наконец, одновременно с табелью составлялись и особые пункты для руководства при введении табели на практике, причем некоторые из них также написаны Петром[5]. Источниками рассматриваемого памятника были расписания чинов важнейших европейских государств, а именно: Швеции, Франции, Пруссии, Дании и Англии, главным образом, табели прусская и датская.
Сначала Петр предписал составить подробный свод и сравнительную таблицу должностей и чинов названных пяти государств, а также “показание” (список) древнерусских чинов[6], а затем уже приступил к составлению проекта табели. По окончании этой работы проект был внесен на рассмотрение в Сенат, причем последнему были представлены и расписания чинов иностранных государств, послуживших образцами при составлении табели.
Сенат сделал некоторые возражения против проекта, часть которых была принята во внимание государем. Так, между прочим, Сенат возразил на постановление о ранге канцлера. “В регламентах о рангах, – писал Сенат, – во французском, в датском, в английском канцлер, а в Швеции из сенаторов старший королевский советник написаны в первом классе, а в присланной табели написан канцлер во втором классе, того ради мнение наше тому чину быть в первом классе”.
Напротив, с другим возражением государь не согласился. А именно, Сенат представил следующее донесение: “понеже еще остались в древних чинах некоторые персоны, а именно: бояре, кравчие, окольничие, думные дворяне, стольники, спальники и прочие чины, того ради предлагается, не изволит ли его царское величество оных по их живот определить против других рангами, ибо в России из тех чинов ныне определены и впредь определяемы быть имеют в губернаторы, в воеводы, а ежели ранги им будут не определены, то от подчиненных им будет не без противности”[7].
Однако это донесение было оставлено без последствий, так как Табель о рангах совершенно игнорировала древние чины. Кроме Сената, проект табели рассматривался еще в Военной и Адмиралтейств-коллегиях. Затем в 1721 г. он был подписан Петром со следующим примечанием: “сие не публиковать и не печатать до сентября, дабы еще осмотреться”. 24 января 1722 года табель была обнародована[8].
Значение Табели о рангах в истории русского государственного права вообще и в истории русского дворянства в особенности было громадно. Благодаря ей Петру удалось упразднить влияние на государственную службу породы, водворить начало годности лица и дать возможность каждому даровитому человеку выдвинуться вперед, каковы бы ни были его род и племя. Следствием этого было то, что к дворянству постоянно приливали новые силы из народа, и оно не могло замкнуться в особую касту[9].
Дальнейшее законодательство о чинопроизводстве уклонилось от первоначальной идеи Табели о рангах. По табели были подведены под известные ранги или классы три категории служебных отличий, а именно: военные и гражданские чины (последние в смысле почетных титулов)[10], затем все должности центрального и местного управления по общегражданской, придворной, военной и морской службе и, наконец, ордена (собственно говоря, один орден Св. Андрея Первозванного – по примеру датского ордена Слона).
Таким образом, табель вполне различала понятия чина (в смысле почетного титула), должности и ордена, что не мешало ей подвести их под особые ранги[11]. Напротив, позднейшее законодательство (указы 16 дек. 1790 г. и 9 дек. 1799 г.) существенно модифицировало табель в смысле превращения многих должностей в чины (должности регистраторов, секретарей, асессоров и советников в коллегиях были превращены в чины коллежского регистратора, секретаря, асессора и советника) и в смысле создания табели только одних чинов, а не должностей и орденов, что, как известно, существует и по ныне действующему праву.
Кроме того, вполне демократический характер петровской табели нарушился тем, что для производства в некоторые чины для дворянства были установлены сокращенные сроки. Во всяком случае, влияние табели на судьбы нашего дворянства огромно.
Как ни старалось после нее дворянство замкнуться в отдельное сословие, бюрократическое начало табели всегда брало верх над аристократическим началом. Таким образом, значение табели состояло в том, что она водворила в наших общественных отношениях перевес чина над породой и обусловила чином внешние знаки почестей и отличий[12].
Третьим по времени указом был известный указ 5 ноября 1723 г. о форме суда. Мотивом к его изданию послужило желание правительства уничтожить ябедничество и волокиту, эти страшные язвы нашего древнего судопроизводства. Самый указ начинается жалобой на то, что в судах “много дают лишнего говорить и много неподобного пишут”. Однако указ о форме суда не только не улучшил недостатков судопроизводства, но еще значительно увеличил их число.
Крайним стеснением действий сторон, расширением произвола судей, широким допущением поверенных, отсутствием установления сроков для постановки приговоров и, наконец, несогласованием и противоречием своих постановлений с постановлениями Воинских процессов он произвел полнейшую дезорганизацию в области судопроизводства, под покровом которой стали процветать такие порядки, которые не могли иметь ничего общего с целями правосудия.
Вот причина тех обличений указа о форме суда, которые мы находим в депутатских наказах, поданных сословиями в Екатерининскую законодательную комиссию 1767 г. и которые составляют большую часть содержания наказов[13].
Весьма важным сепаратным законом является манифест о вольностях дворянства 1762 г., составляющий целую эпоху в истории дворянского сословия. Манифест был издан Петром III под влиянием И.И. Шувалова, Р.Л. Воронцова и других приближенных к государю лиц. Автором его был генерал-прокурор А.И. Глебов. Изданием манифеста (скажем словами проф. Романовича-Славатинского) началось раскрепощение сословий, закончившееся 19 февраля 1861 г.
Вот почему в литературе неоднократно можно встретить проведение параллели между двумя названными манифестами, разделенными ровно столетием. Подобно Манифесту 19 февраля 1861 г., освободившему крестьян от крепостной зависимости помещиков, манифест 18 февраля 1762 г. освободил дворянство от лежавшего на нем тягла – обязательной службы государству, ставившей его также в положение сословия крепостного.
Влияние его на последующие судьбы дворянства неисчислимо. Он составляет поворотную точку в истории этого сословия, когда оно из крепостного служилого, каким было во все продолжение своего существования, превратилось в привилегированное и стало в полном смысле этого слова высшим сословием в государстве[14].
Манифест, уничтоживший обязательную службу дворянства, естественно, был встречен со стороны последнего с восторгом. Так, Сенат в полном своем составе отправился к императору с просьбой о разрешении поставить ему золотую статую; дворянство всех местностей России разными способами старалось выразить свою радость и благодарность государю и т.д.
С восшествием на престол Екатерины II, хотя действие манифеста, как нужно думать, и не было приостановлено, но императрица учредила в 1763 г. особую комиссию с целью рассмотрения названного акта и приведения его содержания в “лучшее совершенство”, так как, с точки зрения Екатерины II, манифест “еще более стесняет свободу, нежели общая отечества польза и наша служба требовать могут”.
Комиссия получила особые “Пункты к рассуждению о вольности дворянства”, заключавшие в себе 13 вопросов, на которые она должна была дать ответы, а также “Расписание по пунктам и по материям” содержания манифеста 1762 г. Проработав около месяца, она представила императрице особый доклад, состоявший из вступления и 21 статьи с “изъяснением” на каждую.
В нем она высказалась за сохранение постановлений манифеста, прибавив к ним еще несколько новых льгот дворянству, о которых манифест умолчал, напр., освобождение дворян от телесного наказания и др. Высказываясь за подтверждение манифеста, комиссия мотивировала необходимость этого тем, что “нет ни малого сомнения, чтобы просвещение увидевшие дворяне или уже родившиеся в оном, обратились к прежнему нерадению о службе”, а потому “никакой нужды не видится принуждение делать к службе”.
Императрица, продержав у себя доклад около семи месяцев и сделав в нем несколько редакционных заметок, возвратила его в комиссию с предписанием сочинить закон и манифест о вольности дворянства. Тогда комиссия подала императрице новый доклад, в котором находила невозможным составлять законы, не имея у себя “подлинного и точного” определения со стороны государыни размера вольностей дворянству.
О таком предварительном определении она ходатайствовала перед императрицей. Однако состоялось ли оно или нет, нам неизвестно[15]. Во всяком случае, с изданием Жалованной грамоты дворянству в 1785 г. постановления манифеста 1762 г. были подтверждены и окончательно получили силу закона.
Последний указ, подлежащий нашему рассмотрению, это – указ “о суде и наказаниях за воровство разных родов” 1781 г., важный в том отношении, что им впервые смягчено наказание за мелкие кражи. Под последними указ признал кражи “ценою ниже 20 рублей”.
[1] Соловьев. История России. Т. XVI. 3-е изд. С. 199.
[2] Милюков. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII ст. и реформа Петра Великого. С. 536; Павлов-Сильванский. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. С. 52.
[3] Павлов-Сильванский. Указ. соч. С. 52.
[4] Соловьев. История России. Т. XVIII. 3-е изд. С. 139.
[5] Евреинов. Гражданское чинопроизводство в России. С. 34.
[6] Свод, таблица и “показание” изданы г. Евреиновым (см. указ. соч. С. 82-89. Прил. N 1 и 2).
[7] Мнение Сената напечатано в указ. соч. г. Евреинова (С. 99. Прил. N 3).
[8] Пекарский. Наука и литература при Петре Великом. Т. 1; Соловьев. История России. Т. XVIII. 3-е изд.; Евреинов. Указ. соч.
[9] Романович-Славатинский. Дворянство в России. С. 14.
[10] Гражданских чинов в нашем смысле, т.е. в смысле почетных титулов, по табели только два, а именно: действительный тайный советник и тайный советник. 7 мая 1724 г. к этим чинам Петр присоединил еще два – действительного статского и статского советников.
Соловьев (История России. Т. XVIII. С. 139) думает, что действительный тайный советник при Петре не был чином в нашем смысле, но должностью, так как подобные советники заседали в особом Тайном совете, учрежденном Петром.
Однако с этим мнением нельзя согласиться, так как Тайный совет был создан уже в конце царствования Петра, а именно, 13 февраля 1720 г., чин же действительного тайного советника жаловался Петром еще задолго до этого (случаи подобных пожалований приведены у г. Евреинова, в указ. соч.).
[11] Как известно, до последнего времени в литературе преобладало обратное мнение, а именно: будто табель смешивала понятие чина и должности до полного их отождествления (см., напр., Романовича-Славатинского. Дворянство в России. С. 14.).
Любопытно, что на такой же точке зрения стояли и авторы всех законопроектов, касающихся табели и составленных в XIX ст. (напр., проект комитета 6 декабря 1826 г.). Опровержению этого мнения посвящено названное сочинение г. Евреинова, с доводами которого нельзя не согласиться.
[12] Романович-Славатинский. Дворянство в России. С. 14.
[13] См. мое исследование “Законодательные комиссии в России в XVIII ст.”. Т. I.
[14] Романович-Славатинский. Дворянство в России. С. 193.
[15] Сборы. Русск. Ист. Общ. Т. VII. С. 232 и след. и Материалы для истории русского дворянства, изд. Калачова. Вып. II, где Куломзиным А.Н. (Первый приступ в царствование Екатерины II к составлению грамоты российскому дворянству) напечатаны документы, касающиеся комиссии 1763 г. См. также Чечулина. Проект императорского совета в первый год царствования Екатерины II (Журн. Мин. нар. проев. 1894. Кн. III).
