Участники обязательства или принадлежат к нему от самого начала, или присоединяются впоследствии, причем прежние участники выбывают, так что происходит перемена в лицах, участвующих в обязательстве, или прежние участники остаются, но присоединяются еще другие. Чаще при вступлении в обязательство новых участников прежние выбывают, так что новые заступают на их место. И вот нам следует рассмотреть юридические отношения, возникающие при перемене в лице участников обязательства.
Эта перемена представляется, например, при переходе обязательства от одного лица к другому по праву наследования: как скоро участник обязательства имущественного характера умирает, на его место вступает наследник.
Но участие в обязательстве может перейти и независимо от права наследования; даже говоря о перемене участников обязательства, мы, собственно, не имеем в виду случаев, когда эта перемена происходит по праву наследования.
Далее, мы не имеем в виду и случаев, когда от одного лица к другому переходит не участие в обязательстве, а когда другое лицо получает только выгоды, соединяющиеся с обязательством: с юридической точки зрения это не одно и то же, потому что если участник обязательства предоставляет только выгоды его стороннему лицу, то все-таки сам он остается участником обязательства, а это лицо участником не делается.
И точно так же мы не рассматриваем здесь тех случаев, когда одно обязательство заменяется другим, потому что тогда тоже не происходит, собственно, перемены в лицах. Скажем, А должен В по векселю и с согласия В поручает С выдать В новый вексель взамен прежнего: здесь С не заменяет прежнего должника, а является участником нового обязательства.
О перемене участника обязательства можно говорить только тогда, когда обязательство остается то же, но на место прежнего участника (хотя бы и отчасти только) становится другое лицо. Перемена эта может произойти независимо от роли, которая принадлежит в обязательстве участнику, так что перемена участника обязательства может последовать на стороне как верителя, так и должника. Рассмотрим тот и другой случаи.
Перемена участника на стороне верителя представляется уступкой права по обязательству: оно переходит от верителя к другому лицу. Прежде всего переход права по обязательству вызывает следующие соображения.
а) Действие лица, составляющее предмет обязательства, есть нечто, близко связанное с его личностью, и отнюдь нельзя сказать, чтобы для лица было все равно, по отношению к кому совершить это действие.
Так, если лицо А обязывается по отношению к лицу В, то еще нельзя думать, что лицо А готово обязаться и по отношению к лицу С, а, быть может, А ни за какие блага в мире не согласится быть обязанным по отношению к С. И экономические интересы, и нравственные соображения, даже иногда соображения приличия берутся в расчет при выборе лица, по отношению к которому другое лицо принимает на себя обязательство.
Например, экономические обстоятельства лица затруднительны: ему, конечно, несравненно тягостнее быть обязанным по отношению к такому лицу, которое само может разориться от неисправного исполнения обязательства, нежели по отношению к другому лицу, для которого исправное исполнение обязательства не столь необходимо и которое может, пожалуй, и отсрочить платеж или разложить его на разные сроки. Или одно лицо в качестве нанимателя осуществляет право на чужое действие грубо, сурово, тогда как другое лицо осуществляет его мягко, снисходительно.
А бывает иногда, что человек высокого общественного положения находит предосудительным для себя быть обязанным по отношению к простолюдину, тогда как не считает предосудительным быть обязанным по отношению к равному себе. Все это ведет нас к тому заключению, что для лица обязанного весьма важно, кому принадлежит право на его действие, и поэтому право по обязательству не должно быть передаваемо от верителя другому лицу.
Вот почему, между прочим, римское право действительно только по исключению допускало передачу права по обязательству другому лицу: не один формализм римского права требовал непосредственного участия в заключении обязательства, но и существо самого дела.
b) C другой стороны, представляется, что право на чужое действие имеет характер имущества, так что отношения по обязательствам примыкают к сфере имущественных отношений; отношения же эти требуют наибольшей свободы, и каждое ограничение ее без нужды неблагоприятно отражается на экономическом положении общества.
Так, почти вся торговля движется кредитом: кредитные знаки, векселя заменяют деньги – ими производятся платежи точно так же, как наличными деньгами. Но, конечно, платежи векселями предполагают возможность передачи права по обязательству, так что без этого условия не может развиться кредит, а без него – и процветать торговля.
Предположим, А доставил В партию товара и получил от него вексель. Если А вправе передать этот вексель другому лицу, то он может купить партию другого товара и заплатить за него векселем; в противном же случае сделка не состоится и А не может сделать на свой капитал (находящийся пока в долгу) никакого оборота, прежде чем получит его чистыми деньгами от В. Поэтому желательно, чтобы передача права по обязательству признавалась возможной.
Наше законодательство оба эти соображения согласует таким образом, что делает различие между действиями, смотря по тому, менее или более связываются они с личностью должника, менее или более одинаково для него, по отношению к какому лицу ни совершить действие.
На этом основании наше законодательство по одним обязательствам допускает передачу права другому лицу, тогда как по другим допускает ее не иначе как только с согласия должника. К обязательствам первого рода главным образом относятся такие, предмет которых составляет платеж денег: это действие таково, что не давит на личность должника, существенно тут только производство платежа, и нисколько не существенно, кто и кому его производит.
И вот законодательство постановляет, что векселя, заемные письма, все акты обязательств, предмет которых – производство денежного платежа, могут передаваться от верителя другому лицу независимо от воли должника[1].
Но если речь идет об оказании личной услуги или хотя бы о производстве денежного платежа, но обстановка платежа сколько-нибудь касается лица платящего, например, заем обеспечен залогом имущества, то передача права по обязательству возможна только при согласии на то должника[2].
Во всяком случае возможность передачи права по обязательству необходимо признать за норму, а невозможность – за исключение, которое должно находить себе оправдание в законе.
Передача права по обязательству от верителя другому лицу происходит или по соглашению между ними, на основании договора, или независимо от соглашения. Так, по духовному завещанию лицо может быть обязано передачей права по обязательству другому лицу, так что передача будет только исполнением обязательства, возникшего из духовного завещания[3].
Например, составляется духовное завещание, по которому лицо А назначается наследником и с тем вместе обязывается какую-либо долговую претензию наследодателя, скажем, заемное письмо, по которому он вправе получить от Х 1 000 руб. серебром, передать лицу В.
Как скоро А вступает в наследство, для него существует обязательство передать это заемное письмо лицу В, независимо от какого-либо особого с ним соглашения. Иногда передача права по обязательству совершается непосредственно на основании закона: производится взыскание с какого-либо лица как должника по обязательству и оказывается, что у лица этого нет имущества, достаточного на покрытие долга.
Между тем есть акт долгового обязательства, по которому лицо имеет право на получение платежа от стороннего лица. Это право переходит к верителю должника, независимо от его согласия, непосредственно по определению закона[4].
Чаще всего, однако же, передача права по обязательству происходит по соглашению о том между верителем и сторонним лицом, приобретающим право, так что основанием перехода права по обязательству служит сделка между этими лицами. На юридическом языке Запада эта сделка называется обыкновенно цессией права (cessio, cession). По-русски можно назвать ее сделкой об уступке права или просто уступкой права.
Так как в большей части случаев она представляется возмездной, и право по обязательству сколько-нибудь значительному обыкновенно воплощается в письменном акте, который с переходом права также переходит в руки нового приобретателя, то сделку об уступке права по обязательству легко свести к купле-продаже акта, а сделку о праве представлять как бы сделкой об акте.
И действительно, у нас нередко говорится о продаже и покупке векселя, заемного письма. Но не следует упускать из виду, что купля-продажа есть сделка о переходе права собственности по вещи, при уступке же права по обязательству хотя и переходит право собственности по акту, но это право тут нечто второстепенное или даже третьестепенное, так что не в собственном, а только в переносном смысле говорится о покупке и продаже права, в юридическом же смысле можно говорить только о передаче, уступке права.
Поэтому и определения законодательства о купле-продаже не применяются безусловно к уступке права по обязательству, ибо они имеют в виду переход права собственности по вещи, а не переход права на чужое действие.
При уступке права представляются три лица: а) лицо, передающее право по обязательству другому лицу, – цедент, b) лицо, которому передается право, – цессионарий и c) лицо, действие которого составляет объект передаваемого права, – должник. Рассмотрим юридические отношения, возникающие между ними по уступке права.
1) Юридические отношения между цедентом и цессионарием определяются сущностью передачи права и содержанием соглашения, состоявшегося между ними[5]. Цедент уступает свое место в обязательстве цессионарию и за то получает или не получает от него то или другое вознаграждение в то или другое время – словом, так, как это определено соглашением, состоявшимся между участниками сделки об уступке права.
Если цедент вопреки соглашению не передает права цессионарию, то тем нарушает, конечно, его право по сделке и подлежит за то ответственности, но право по обязательству тем не менее остается за ним.
Мы имеем в виду, собственно, те случаи, когда передача права совершается: наша речь об отношениях цедента к цессионарию, а они предполагают уже совершившуюся передачу. Цедент передает право цессионарию в том виде, в каком оно существует для него в момент уступки, независимо от того, в том же или в другом виде возникло это право.
Но цедент может пользоваться по отношению к уступаемому праву и какими-либо личными льготами, которые связаны не с правом, а именно с личностью цедента; они, разумеется, не переходят к цессионарию. И лицо, приобретающее право уступкой, может пользоваться какими-либо личными льготами, однако не может пользоваться ими по отношению к праву, приобретенному уступкой.
Другое дело, если и цедент пользуется теми же льготами; тогда положение лица обязанного, равно как и сторонних лиц, от перехода права не становится хуже, и цессионарий может осуществить это право в силу того исключительного положения, какое ему отведено.
Допустим, право переходит от частного лица к казне, которая по отношению к данному праву может пользоваться какими-либо преимуществами, но все-таки она ими не воспользуется, ибо они обратятся в тягость лицу обязанному или его кредиторам. Или право переходит от казны к частному лицу: оно не может воспользоваться теми льготами, какие предоставлены казне.
Другое дело, если право переходит от одного казенного ведомства к другому или от казны – к ведомству богоугодных заведений или церкви: льготы обоих этих лиц одинаковы, и право осуществляется сообразно принадлежащим им преимуществам.
По уступке права цедент перестает быть его субъектом, так что уже не может осуществить права, и должник исполняет свое обязательство по отношению не к цеденту, а – к цессионарию.
Но цедент и по уступке права не перестает быть ответственным лицом за его действительность, так что если обязательство, право по которому передано, оказывается недействительным, то цессионарий вправе требовать от цедента вознаграждения на том основании, что цедент не исполнил своего обязательства по сделке об уступке – не передал ему права: то, что передано, – недействительно. Однако же только за действительность переданного права и отвечает цедент; он не отвечает за осуществление права, за исправность, состоятельность должника.
Технически это выражается так: цедент отвечает перед цессионарием за истинность, подлинность обязательства (veritas), но не за его прочность, добротность (bonitas), или, как говорили римские юристы, цедент отвечает за nomen verum, но не за nomen bonum. Только по особому соглашению между участниками сделки об уступке права может лежать на цеденте ответственность и за добротность обязательства.
И тогда, разумеется, при неисправности должника цессионарий может обратиться за удовлетворением к цеденту, имеет регресс к цеденту, как говорится (т. е. идет к нему обратно). Но, наоборот, по особому соглашению между участниками сделки может быть также сложена с цедента ответственность и за действительность передаваемого права по обязательству.
(Наше законодательство упоминает о двух случаях ответственности цедента; в одном он отвечает за veritas nominis, в другом – за bonitas nominis, а именно: 1) если заимодавец уступит заемное письмо, скрыв от цессионария, что по особому акту должнику дана отсрочка или что бессрочное обязательство обращено в срочное, то цессионарий имеет право регресса к заимодавцу[6], и 2) если векселедержатель при передаче векселя не сделает в надписи оговорку «Без оборота на меня», то он является ответственным в случае неплатежа по векселю[7]. – А. Г.)
2) Юридические отношения между цессионарием и должником в сущности заключаются в том, что цессионарий, вступая на место цедента, получает право на действие должника – то право, которое до уступки его принадлежало цеденту. Разумеется, в тех случаях, в которых необходимо согласие должника на уступку права по обязательству, без этого согласия право для цессионария не приобретается; но тогда оно не прекращается для цедента.
Так что если должник устранит требование цессионария, ссылаясь на отсутствие своего согласия и признавая поэтому уступку недействительной, то все-таки он не может устранить требование самого цедента.
Но в тех случаях, когда нет надобности в согласии должника на уступку права по обязательству или когда уступка эта произошла с согласия должника, тогда, конечно, нет для него основания устранить требование цессионария и он обязан исполнить в отношении к нему то самое действие, исполнением которого до уступки права по обязательству обязан был в отношении к цеденту.
Довольно известен римский закон (lex Anastasiana), по которому цессионарий, приобретающий право за меньший эквивалент сравнительно с обязательством должника, вправе требовать от него только того, что сам заплатил за уступленное ему право.
Но римский закон пригоден для несовершенного экономического быта, в котором уступка права по обязательству встречается не как обычный коммерческий оборот, а как явление более или менее исключительное для быта, в котором приобретение права по обязательству возмездной сделкой составляет вид ростовщичества.
Например, лицо А имеет право на получение денег от В, но не может получить их, а между тем крайне нуждается в деньгах и вот соглашается уступить свое право С за малый эквивалент, а С получает впоследствии удовлетворение сполна: римское право осуждает такого рода уступку.
Но в современном быту уступка права по обязательству составляет явление нормальное – беспрестанно переходят права от одного лица к другому, – и не крайность есть обычное основание уступки права, а потребность в обороте капитала составляет ее основание.
Известно, что обязательство, по которому лицу принадлежит право на получение денег, может быть передано независимо от воли лица обязанного; известно также, что обязательство обыкновенно выражается в каком-либо знаке, акте, по которому веритель является собственником.
Так, если допустить, что лицо обязанное беспрепятственно может произвести платеж любому предъявителю акта, свидетельствующего об обязательстве, и если предположить, что должник в состоянии произвести платеж когда следует, доверие к его состоятельности довольно распространено в обществе, то понятно, что уступка права на получение денег может заменить собой передачу самих денег, которые нужно получить с должника, а право на требование действия сливается с предметом самого действия, подобно тому, как право собственности совпадает с вещью, по которой оно существует.
Действительно, в настоящее время претензия на получение денег сама имеет значение денег: векселя, например, в торговом быту имеют то же значение, что и деньги, – ими производятся платежи, делаются расчеты. И если бы установить такое ограничение, что лицо, приобретающее претензию уступкой, вправе требовать от должника только то, что им заплачено, это стеснило бы движение претензии.
Но чем менее свободы в движении права по обязательству, тем менее, конечно, желающих приобрести его и тем тяжелее положение тех, которые желают уступить свое право, тем потеря их при уступке значительнее.
Сама разность между ценностью претензии и платежом за нее цеденту со стороны цессионария – разность, называемая учетом или дисконтом, не составляет какой-либо несправедливой прибыли для цессионария, а есть справедливое вознаграждение за преждевременное удовлетворение по обязательству и определяется современным положением экономического быта.
Поэтому-то законодательству нашему совершенно чуждо ограничение при уступке права по обязательству, установленное римским правом, и должник обязан совершить в отношении к цессионарию сполна то действие, которым обязан цеденту.
Тем не менее, однако, юридические отношения между цессионарием и должником могут быть и не вполне таковы, каковы они были между должником и цедентом, именно: цессионарию могут быть противопоставлены известные возражения, которые со стороны должника не имели бы никакой силы в отношении к цеденту или со стороны цедента – в отношении к должнику, тогда как возражения эти, не изменяя значения самого права уступленного, со стороны должника имеют силу в отношении к цессионарию или со стороны цессионария в отношении к должнику.
Допустим, должник является со своей стороны верителем цессионария, тогда как он не был верителем цедента: если цессионарий потребует платежа по обязательству, приобретенному им уступкой, то должник может отозваться, что долг его уравновешивается долгом цессионария и потому он не обязан платить, а должник не мог бы сделать такого возражения цеденту, который не состоит ему должным.
Или веритель по другому обязательству сам является лицом обязанным по отношению к должнику, но передает свою претензию стороннему лицу: должник, который мог бы возразить цеденту, что тот сам ему должен, не вправе возразить цессионарию, который не состоит ему должным.
3) Юридические отношения между цедентом и должником. До передачи права по обязательству отношения между ними определяются существом обязательства; по уступке же права они, собственно, прекращаются: на место цедента вступает цессионарий, а цедент выбывает из обязательства, так что ни он уже не вправе требовать совершения действия от должника, ни должник, удовлетворяя цедента, тем не освобождается от обязательства.
Но если при уступке права по обязательству особым соглашением между цедентом и цессионарием последнему предоставлено, в случае неисполнения обязательства со стороны должника, обратиться за удовлетворением к цеденту, тогда по удовлетворении цессионария со стороны цедента юридические отношения по обязательству между ним и должником восстанавливаются[8].
Однако между ними возможны и отношения иного рода: сама уступка права по обязательству может составлять нарушение права должника со стороны цедента. Так, веритель обязался не передавать своего права по обязательству стороннему лицу, а между тем право таково, что может быть передано без согласия должника, и веритель, пользуясь этим, передает право другому лицу: он нарушает тем права должника, и из этого нарушения возникают между цедентом и должником особые юридические отношения – цедент становится обязанным вознаградить должника за понесенные им убытки или заплатить ему пеню, если обоюдным соглашением между верителем и должником она определена за самовольную уступку права.
Понятно, что для должника может быть интерес в том, чтобы веритель не уступал своего права стороннему лицу, чтобы оно не перешло в руки лица более влиятельного, которое может настоять на более строгом исполнении обязательства.
Иногда само законодательство устраняет уступку права лицу более влиятельному. Так поступало римское право, разумея, впрочем, под влиятельностью силу, происходящую не от личности, а от общественного положения того лица, которому уступается право.
В наше время, конечно, законное ограничение такого рода неуместно: оно не сообразуется с нашими понятиями о равенстве граждан перед законом, и наше законодательство не делит людей на более и менее влиятельных, а если признает за кем право, то предоставляет осуществлять его, несмотря ни на какое лицо.
Но тем не менее и в наше время для отдельного должника может быть интерес по каким-либо экономическим расчетам или нравственным соображениям обязать верителя не передавать права по обязательству стороннему лицу, и этого должник может достигнуть особым соглашением с верителем.
(Особыми видами уступки права по обязательству являются: а) залог требования в смысле цессии, обусловленной неисполнением закладодателем своего обязательства (pignus nominis), и b) передача бумаг на предъявителя. Первый из этих случаев будет рассмотрен в учении о залоге, на втором же остановимся здесь.
Историческое развитие института уступки права по обязательству выразилось в создании таких договорных актов, в которых обозначено только имя должника, но не обозначено имя верителя. Эта форма актов для того и была создана, чтобы облегчить уступку прав – не требуется передаточной надписи, совершение которой только затрудняет обращение долгового акта, происходит цессия без видимого, внешнего следа на самом акте.
Первоначальная несовершенная форма бумаг на предъявителя появилась во Франции в XVI веке под названием billets en blanc – на долговом акте не обозначалось имя кредитора, а оставлялось свободное (белое – blanc) место, в которое последний держатель билета, желавший предъявить требование к должнику, вписывал свое имя и таким образом обращал билет в обыкновенный именной долговой акт.
Billets en blanc, однако, скоро были объявлены запрещенными, так как они давали возможность скрыть лихвенные проценты, утаить имущество на случай несостоятельности и т. п. Но потребность в безыменных бумагах была так велика и настоятельна, что вслед за запрещением billets en blanc появляется новая форма бумаг – billets au porteur, чистая форма бумаг на предъявителя.
В настоящее время во всех культурных государствах бумаги эти являются одним из могущественнейших орудий кредита. Масса выпущенных на предъявителя акций, облигаций, закладных листов, государственных процентных бумаг различных наименований свободно переходит из рук в руки и в нашем торговом обороте.
Между этими бумагами надо различать такие, которые предназначены к обращению, к циркуляции как представители ценности, и в этих именно видах выпущены на предъявителя, от таких, которые имеют свое особое назначение – они не предназначены служить представителями ценности и циркулировать, хотя иногда и могут выполнять эту функцию. К последним относятся, например, почтовые, гербовые марки, билеты на проезд по железным дорогам, пароходам и тому подобное, билеты для входа в театр и др.
Только первая категория бумаг подходит под понятие бумаг на предъявителя в собственном смысле. Что касается отношения к ним законодательства, то у нас частным лицам запрещается выпускать бумаги на предъявителя – право это принадлежит лишь государству и тем обществам, товариществам и учреждениям, которым выпуск этих бумаг дозволяется их уставами[9].
Мотивом этого запрещения является то соображение, что при свободе выпуска бумаг на предъявителя в обороте окажутся бумаги, не обеспеченные соответствующим фондом; затем и реализация этих бумаг может быть обставлена теми или другими тягостными для держателя условиями, да и для государства невыгодна конкуренция этих бумаг с бумажными деньгами.
В теории вопрос о бумагах на предъявителя возбудил ряд споров. Сама юридическая природа их еще не вполне выяснена. Недоумение вызывает особенность их, заключающаяся в неопределенности верителя; это возбудило сомнение относительно источника того обязательства, которое в бумаге выражено: является ли источником его договор или одностороннее обещание.
Сначала представители договорной теории (например, Савиньи) допускали в этом случае договор – cum incerta persona, но потом (Гольдшмидт, Брунс и др.) устранили эту абстракцию, придав акту принятия кредитором бумаги, составленной должником, значение волеизъявления, благодаря чему и наступает необходимое для договора соглашение: до передачи бумаги она обязательной силы не имеет.
Другие ученые (Кунтце, например) видят в бумаге на предъявителя одностороннее обещание, само по себе действительное еще до передачи ее верителю и получающее при этой передаче лишь практическое значение. Они с этой стороны уподобляют бумагу духовному завещанию, которое является односторонним актом, действительным и до вступления наследника, а со времени вступления получающим практическое значение, становящимся осуществимым, исполнимым.
Договорная теория, несомненно, представляется более основательной, хотя и против нее можно сделать немало если не принципиальных, то частных возражений. Вручение бумаги должником верителю не составляет нечто присущее бумаге на предъявителя – всякий именной долговой акт подписывается должником и вручается кредитору, а до вручения никакого значения не имеет.
Особенность бумаги на предъявителя лишь в том, что два вполне определенных лица заключают договор, соглашаясь не вписывать в акт имени верителя, дабы тем облегчить обращаемость акта. Без участия этих двух определенных лиц и бумага на предъявителя возникнуть не может.
Считать ее возникшей благодаря одностороннему обещанию должника нельзя, ибо при совершении бумаги на предъявителя стороны стоят лицом к лицу: одна обязуется, другая принимает обязательство; при одностороннем же обещании, как и при духовном завещании, этого непосредственного обмена мыслей, этого соглашения нет. Все бумаги на предъявителя суть contractus reales – акт выдается определенному лицу, хотя и не обозначенному в акте, по выдаче им определенной вещи.
Спрашивается, объясняется ли указанными двумя теориями юридическая природа бумаг на предъявителя? Нет, обе эти теории касаются лишь вопроса об источнике обязательства, означенного в бумаге на предъявителя, иначе говоря, момента их возникновения.
В сущности этот момент, равно как и момент их прекращения, т. е. реализации, ничего особенного из себя не представляет: в первом случае два определенных лица заключают договор, облекая его в форму безымянного акта, во втором – из двух определенных лиц одно, должник, исполняет обязательство, другое, веритель, принимает исполнение.
Особенность бумаги на предъявителя проявляется в среднем периоде ее существования, во время ее обращения, циркуляции: тут бумага – вещь, и отношение лица к этой вещи обсуждается по правилам о вещных правах; правила цессии уже не применяются; стоит пожелать держателю бумаги осуществления обязательственного права, означенного в бумаге, или наступить условиям осуществимости его права, он рассматривается как веритель и к моменту исполнения применяются правила права обязательственного. Этот смешанный характер и придает бумагам на предъявителя особое значение. – А. Г.)
Перемена в лице участника обязательства происходит на стороне должника. Самый простой случай здесь тот, что должник совершенно выбывает из обязательства, передает его стороннему лицу, подобно тому, как веритель передает право стороннему лицу. Так как предмет обязательства всегда составляет действие известного лица, а при вступлении на место должника другого лица нет уже права на действие должника, кажется сомнительным, может ли быть допущена замена одного должника другим.
Но и здесь важно сказать, что между различными предметами обязательств есть такие, относительно которых безразлично, кто бы ни совершил действие, точно так же как иногда безразлично, в чью бы пользу ни совершить его. И вот по отношению к таким действиям, конечно, можно допустить замену одного должника другим. Правда, это будет уклонением от строгой последовательности права, но уклонение практическое, составляющее необходимую уступку действительности.
Необходимо также сказать, что поскольку перемена должника задевает интересы верителя, то замена одного должника другим может иметь место только при согласии на то верителя[10].
И, таким образом, тогда как в иных случаях право по обязательству может быть уступлено верителем стороннему лицу и без согласия должника, передачи обязательства стороннему лицу без согласия верителя ни в каком случае не должно быть. По крайней мере по отношению к верителю она не имеет никакой силы, хотя и может установить известные юридические отношения между должником и лицом, которому передано обязательство.
Например, А состоит должным В известную сумму денег и условливается с С, чтобы он заплатил эту сумму В; но С не платит: в отношении к В ответственным лицом по-прежнему является А, и В вправе требовать от него удовлетворения; но А со своей стороны вправе требовать от С вознаграждения за нарушение своего права.
Веритель или явно выражает согласие на замену должника другим лицом, или безмолвно. Или стороннее лицо вызывается верителю произвести удовлетворение за должника, и веритель принимает предложение, тем самым он освобождает от ответственности прежнего хозяина.
В нашей практике, особенно в торговом быту, передача обязательства называется обыкновенно переводом долга: «Перевести претензию на такого-то» – значит на место прежнего должника принять другого, т. е. прежний должник передает обязательство другому лицу.
Но может ли произойти переход обязательства без согласия должника – например, А без ведома и согласия должника вызывается верителю произвести за должника удовлетворение по обязательству? Нужно сказать, что стороннее лицо в таком случае является перед верителем должником, но и прежний должник остается должником, пока не изъявит согласие на переход обязательства.
А как скоро оно изъявлено, прежний должник выбывает из обязательства и остается только новое лицо, вступившее на место должника. Понятно, что точно так же, как право на чужое действие не может быть переведено на другое лицо без согласия верителя, и обязательство не может быть отделено от обязанного лица без его согласия. Но вместе с тем обязанное лицо не может воспрепятствовать возникновению такого рода обязательства, что стороннее лицо принимает на себя ответственность за него перед верителем.
Нет надобности, чтобы со вступлением в обязательство нового должника прежний должник непременно выбыл из обязательства: одно и то же обязательство может распространиться на несколько лиц, тогда как прежде оно лежало на одном лице. Так, если к должнику приобщается впоследствии поручитель, обязательство лежит уже на должнике и поручителе, тогда как до того времени оно было на одном должнике.
О возражениях, действительных в отношении к верителю со стороны одного должника, тогда как они недействительны в отношении к верителю со стороны другого должника, можно сказать то же самое, что сказали мы прежде, говоря об уступке права: один должник не устранил бы обязательства, другой устраняет его тем, что предъявляет против верителя свое право; один должник устранил бы обязательство предъявлением своего права против верителя, другой не имеет такого права и потому не может устранить обязательства.
Мы рассмотрели, таким образом, перемену в участниках обязательства как на стороне верителя, так и на стороне должника. Можно представить себе, что перемена в лицах происходит и совокупно на той и другой стороне, так что одно и то же обязательство является с совершенно новыми участниками.
Точно так же обязательство может быть разделено: одна часть права по обязательству уступается другому лицу, а другая по-прежнему остается за верителем, или одна часть обязательства переводится на другое лицо, а другая остается на прежнем должнике.
Например, А должен В 1 000 руб.: половину своей претензии В уступает С, а другую половину оставляет за собой; или А должен В 1 000 руб.: половину своего долга А с согласия В переводит на С, а по второй половине по-прежнему остается должным.
В таких случаях лицо выбывает из обязательства не вполне, а только по отношению к той части, которая передана другому лицу; но по отношению к этой части между лицами, участвующими в обязательстве, возникают точно такие же юридические отношения, какие предоставляются при уступке полного права по обязательству или при полном переводе долга.
[1] Ст. 2058; У. в., ст. 15.
[2] Ст. 1653, 1678, 2238.
[3] Ст. 1011.
[4] У. г. с., cт. 1072; У. с. т., ст. 577–580.
[5] Поскольку отношения эти определяются существом передачи права по обязательству, они определяются одинаково, независимо от основания, на котором совершается передача.
[6] Ст. 2044.
[7] У. в., cт. 28.
[8] Независимо от регресса юридические отношения между цедентом и должником могут восстановиться вследствие того, что цедент снова приобретает право по обязательству уступкой ему от его преемника. Но в таком случае цедент является в обязательстве как новое лицо, до того времени совершенно чуждое ему. Так что можно говорить, собственно, не о восстановлении юридических отношений между цедентом и должником, а лишь об отношениях цессионария к должнику.
[9] У. н., cт. 11501.
[10] Пол. подр., cт. 222, 2392.
