I. Общие основания. С объявлением несостоятельности должник лишается права распоряжения своим имуществом и устраняется от управления им.
С этого момента несостоятельный должник не может совершить ни одного юридического акта, последствия которого распространялись бы на его имущество. Одновременно управление и распоряжение имуществом несостоятельного должника переходят к особому органу, учреждаемому судом.
Положение это, признанное всеми законодательствами[1], объясняется легко опасением, чтобы должник не растратил имущества, на сохранение которого он не может уже иметь надежды, чтобы путем различных сделок не переукрепил его за близкими и подставными лицами.
Практика прошедших времен показала, что никакие угрозы строгих наказаний не в состоянии удержать должника от подложного переукрепления его имущества в ущерб кредиторам.
Должник, от которого далеко всякое подозрение в злостном намерении, тем не менее самим фактом своей несостоятельности ясно обнаруживает, что он неспособен целесообразно управлять своим имуществом или что обстоятельства сложились неблагоприятно для его дальнейшей самостоятельной деятельности.
Указанное положение имеет также теоретическое оправдание в том обстоятельстве, что объявление несостоятельности кристаллизует имущественные правоотношения, что всякое позднейшее изменение в составе имущества должника противоречит понятию и цели конкурсного процесса, который предполагает определенное состояние имущества.
В нашем законодательстве не содержится общего правила об устранении несостоятельного должника от управления и распоряжения его имуществом. Но такое положение может быть выведено из постановлений закона, в силу которых попечитель уполномочивается от суда быть хозяином массы[2], а затем конкурсное управление принимает в свое распоряжение все дела несостоятельного и управляет ими[3]. Мы увидим, однако, далее, что постановления эти возбуждают некоторые сомнения на практике при их применении.
II. Юридическая природа такого положения. Какова юридическая природа такого устранения лица от управления и распоряжения его собственным имуществом? Все согласны, что несостоятельный должник не теряет права собственности[4].
Это признается и нашим законодательством[5], которое постановляет, что по удовлетворении всех кредиторов остаток, если таковой окажется, возвращается должнику, как его собственность[6].
Между тем в прежнее время наиболее распространенным взглядом на причину устранения должника от управления и распоряжения имуществом было предположение в настоящем случае successio universalis[7]. Кредиторы, по этому воззрению, являлись преемниками должника в его вещных и обязательственных правах.
Взгляд этот, потерявший всякий авторитет в науке, странным образом нашел себе признание в английском праве. “Банкротский устав основан на том принципе, что когда человек становится несостоятельным должником, все имущество его по праву принадлежит его кредиторам”[8].
В самом деле, согласно этому уставу, с назначением попечителя (trustee) имущество несостоятельного должника (the property of the bankrupt) переходит к этому лицу с фидуциарным назначением распределить его между кредиторами[9].
Отзвуком этой точки зрения является утверждение нашего закона, что к составу конкурсной массы принадлежит все безденежно отчужденное за последние десять лет, когда долги превышали уже вполовину имение несостоятельного, “потому что имение, им отчужденное, по долгам, на нем лежащим, принадлежало уже в существе своем не ему, но заимодавцам его”[10].
Нельзя также видеть в устранении должника от управления и распоряжения имуществом потери им дееспособности. Ограничения в дееспособности устанавливаются в интересе ограничиваемых, для сохранения имуществ, которым угрожает нечто, лежащее в их субъектах. Между тем в настоящем случае субъекта имущества отстраняют для того, чтобы полнее разделить его имущество между кредиторами[11].
Должник сохраняет вполне свою дееспособность, потому что сделки, совершаемые им с третьими лицами, остаются действительными, только что конкурсные кредиторы имеют право не признавать их силы в отношении конкурсного имущества.
По сравнению Колера, дееспособность несостоятельного так же мало стесняется, как и дееспособность собственника, отдавшего свою вещь в залог: он вправе совершать всевозможные сделки, имеющие своим предметом эту вещь, только что все эти сделки не могут затронуть прав залогодержателя[12].
Далее должник остается при своей гражданской дееспособности в отношении тех прав, которые не охватываются конкурсным производством, а именно семейственных прав.
Наконец, дееспособность его выражается в возможности для него заключить с кредиторами мировую сделку. Между тем наша практика одно время дошла не только до ограничения дееспособности несостоятельного должника, но даже до прекращения его правоспособности[13].
Во французской литературе господствует теория, основанная на предположении обмана со стороны несостоятельного должника[14]. Устранение должника от управления его имуществом (le dessaisisment) строится на предположении, что с момента объявления несостоятельности все сделки должника направлены на причинение ущерба его кредиторам.
Это как бы продолжение Actia Pauliana, действующей для времени предшествующего. Конкурсный попечитель оказывается в роли третьего лица, оспаривающего, от имени кредиторов, сделку, заключенную между несостоятельным должником и его контрагентом, как нарушающую его интересы.
Но с этой теорией невозможно согласиться. Во-первых, кредиторы, в лице конкурсного попечителя, вовсе не обязаны доказывать, по отношению к каждой сделке, ее обманный характер.
Во-вторых, дело идет не об оспаривании только сделок, совершенных несостоятельным должником, а об отстранении его от всего, что составляло до сих пор его хозяйство: его выводят из конторы, у него отнимают, хотя бы силой, принадлежащие ему вещи.
Вопросу о юридической природе рассматриваемого положения уделяет свое внимание почти исключительно германская литература последнего времени. Укажем высказанные в ней взгляды.
“Как только имущество должника подверглось конкурсу, – говорит Фиттинг, – должник теряет с открытием конкурсного производства право управлять имуществом и распоряжение принадлежит уже конкурсному попечителю, который осуществляет его вместо должника по собственному усмотрению и в силу возложенной на него обязанности. В этом случае он является, подобно опекуну, законным представителем несостоятельного должника в отношении конкурсной массы”[15].
Но сравнение конкурсного попечителя с опекуном предполагает несомненно потерю должником дееспособности, что в действительности не подтверждается. Имущество его не переходит в опеку, потому что цель конкурсного процесса не охранение интересов должника, а равномерное распределение имущества последнего между его кредиторами.
“Совокупность кредиторов представляется, – по мнению Канштейна, – подобно торговому товариществу или промышленному обществу, не юридической личностью, но соединением лиц, обладающих особым имуществом.
Имущество кредиторов состоит, однако, не из прав собственности, не из требований по обязательствам и т.п., как в торговом товариществе, но из прав управления и распоряжения имуществом несостоятельного должника, следовательно из прав на чужие вещи и на чужие права.
Как вообще всякое имущество состоит из различных прав и в том числе сервитутов, залога и других прав на чужие вещи и на чужие права, точно так же оно может состоять из одних только прав на чужие вещи и чужие права, а эти права могут заключаться в праве управления и распоряжения чужими вещами и чужими правами.
Как прочие права на чужие вещи составляют ограничение права собственности и большей частью представляются выделением из полного права и установлением его для третьих лиц (сервитуты, эмфитевзис, суперфициес, залог), точно так же и право кредиторов является правом на чужие вещи и чужие права”[16].
Против такого взгляда восстает природа прав на чужую вещь (jura in re aliena). Из них только залоговое право имеет своим содержанием ограничение у должника его права распоряжения имуществом. Все же другие имеют своей целью пользование чужой вещью, что совершенно не согласуется с задачей конкурсного процесса.
Да и залоговое право, поражая свободу распоряжения, установляется с целью обеспечения, между тем как несостоятельный должник теряет право распоряжения имуществом ввиду раздела последнего между кредиторами.
Права эти Канштейн переносит на совокупность кредиторов, которую (Personengesamtheit) он, однако, отличает от юридического лица, так что трудно понять, в пользу кого именно установляются права на чужую вещь.
В германской литературе самым распространенным является тот взгляд, что конкурсные кредиторы с объявлением несостоятельности приобретают на конкурсную массу вещное право, по своей природе и по своему содержанию более всего близкое к залоговому праву[17].
Права требования кредиторов, с момента открытия конкурсного процесса, получают новую поддержку, которая есть не что иное, как новое право. Это право имеет вещный (вернее абсолютный) характер, потому что оно действует против всех, кто хотел бы путем сделок приобрести права на имущество несостоятельного должника.
Если имущество должника служит исключительным обеспечением известных лиц, то следовательно этим последним присваивается залоговое право. Одни называют это Pfandrecht, другие – Beschlagsrecht.
Близость такого права с залоговым обнаруживается из того, что оно также составляет accessorium прав требования, что оно направлено на определенную ценность, что оно прекращается, когда будут удовлетворены обеспечиваемые им обязательства, что, наконец, своими действиями должник не в состоянии нарушить интересов кредиторов.
Нельзя сказать, чтобы это не имело достаточных противников в немецкой литературе[18]. То обстоятельство, что мотивы к конкурсному уставу 1898 года отвергли эту теорию, конечно, еще не говорит против возможности обосновать положения конкурсного процесса на этой теории.
Но нужно иметь в виду, что эта теория согласуема только с положительным германским правом, потому что теория предполагает, что кредиторы имеют право на то имущество, какое было у должника в момент объявления несостоятельности.
Эта теория не в состоянии объяснить, как залоговое право может иметь своим объектом ценности, которых в момент объявления несостоятельности еще не было в составе имущества и которые поступили к несостоятельному должнику после этого момента, а между тем это положение, принимаемое всеми законодательствами, кроме германского.
Но даже с точки зрения германского законодательства, нельзя не обратить внимания, что залог имеет своим объектом не имущество и не какую-либо часть его, а вещь, принадлежащую к составу этого имущества, тогда как право кредиторов в конкурсе имеет своим объектом именно имущество должника, в виде комплекса правовых отношений.
Иной взгляд сглаживает различие между залогодержателем и личным кредитором, тогда как это различие чрезвычайно существенно для понимания конкурсного процесса. В залоге имеется всегда определенное лицо как субъект права, между тем как Beschlagsrecht устанавливается в момент объявления несостоятельности in blanco в пользу пока неизвестных еще лиц.
Как бы ни открещивались сторонники рассматриваемой теории от генеральной ипотеки, но в сущности они действительно вводят новый вид этого вымирающего римского института.
Как мы видели, конкурсный процесс составляет особую форму исполнительного процесса, который имеет своей задачей равномерное распределение между всеми кредиторами ценности, какую представляет имущество несостоятельного ввиду вероятной недостаточности его для полного удовлетворения всех требований.
С указанной точки зрения конкурс, преследуя те же цели, как и исполнительный процесс, только в более сложном виде, является квалифицированным исполнением. Под именем исполнительного процесса мы понимаем приложение силы, которою обладает государственная власть, к тому, чтобы изменить фактическое положение вещей в пользу признанного на суде правым и согласно с судебным решением[19].
С этой целью орган власти отнимает у осужденного ответчика вещи, находящиеся в его хозяйстве, опечатывает движимость, налагает запрещение на недвижимость, стесняя тем свободу распоряжения собственника, насколько это необходимо для удовлетворения взыскателя, но не касаясь дееспособности первого.
Совершенно то же мы видим в конкурсном процессе, как оно построено в западных законодательствах. Как судебное решение открывает собой исполнительный процесс, так судебное определение об объявлении должника несостоятельным открывает собой конкурсный процесс. Права кредиторов в силу закона основываются на признании их претензии, так же как права взыскателя основываются на исполнительном листе.
Конкурсный попечитель должен изменить фактическое положение вещей в пользу признанных кредиторов согласно цели, указанной законом, т.е. он обязан ценность вещей и требований, составляющих имущество должника и находящихся в его хозяйстве, в его распоряжении и управлении, обратить на пропорциональное удовлетворение кредиторов.
Так как здесь дело идет уже не об определенной вещи, указанной взыскателем, как в исполнительном процессе, а о всех вещах и о всех правах, принадлежащих должнику, то на время конкурсного процесса несостоятельный должник лишается не столько права, сколько возможности распределения и управления за отсутствием объекта.
Государственная власть наложила руку на все его имущество, а потому всякие его сделки, имеющие своим объектом предметы, которые входят в состав этого имущества, не могут иметь силы во вред конкурсным кредиторам. С этой стороны несостоятельный должник находится в таком же положении, как и лицо, на движимость которого наложен арест.
Таким образом, в общем исполнительном порядке мы встречаем полную аналогию с конкурсным процессом в отношении устранения должника от управления и распоряжения имуществом.
Квалификация конкурсного процесса, осложнение его по сравнению с исполнительным процессом, выражается в том, что кредиторы, застигнутые объявлением несостоятельности, приобретают право исключительного удовлетворения из имущества должника, с устранением всяких новых кредиторов, которые могли бы явиться вследствие сделок несостоятельного должника. Такого права в исполнительном процессе нет, потому что здесь каждый кредитор не обеспечен от присоединения новых взыскателей.
III. Юридическая сила положения. Юридическая сила того положения, в силу которого должник со времени объявления его несостоятельности лишается права управлять и распоряжаться своим имуществом, может иметь двоякое значение.
Оно может иметь своим последствием или недействительность вообще совершенных несостоятельным должником сделок, или только опровержимость их со стороны конкурсного управления по отношению к конкурсной массе.
Первое последствие[20] представляется логическим выводом из теоретического представления об отсутствии у должника гражданской дееспособности, но мы видели, что устранение должника от управления и распоряжения не влечет за собой подобного результата.
Гораздо правильнее то воззрение, прямо признанное некоторыми законодательствами[21], что сделки, совершенные несостоятельным должником, сохраняют свою силу в отношении должника и его контрагента, но не могут касаться конкурсной массы.
Другими словами, требования, приобретенные третьими лицами по сделке с несостоятельным должником, могут обратиться на имущество должника, оставшееся вне конкурсной массы, если таковое по закону возможно и в действительности имеется, а затем по окончании конкурсного процесса должник продолжает быть обязанным перед своими контрагентами тем имуществом, которое у него появится.
Нельзя согласиться с мнением, что “конкурсные законы наши не дают прямого ответа на вопрос о том, следует ли признавать распоряжения, совершенные несостоятельным должником после открытия над ним конкурса, недействительными безусловно или только по отношению к кредиторам, участвующим в конкурсе”[22].
Напротив, мы думаем, что наше законодательство дает ответ на вопрос о силе таких сделок. В прежних изданиях гражданских законов ст. 770 т. X, ч. 1 запрещала совершать от имени несостоятельных должников всякие вообще акты об имении или займе. В издании 1887 года статья эта перенесена в примечание к ст. 708 т. X, ч. 1, как относящаяся к порядку совершения актов у крепостных дел (ст. 55).
Однако содержание статьи носит чисто материальный характер, имеющий более широкое применение, что подтверждается историческим происхождением ее. Статья заимствована из банкротского устава 1800 года, где она была выражена в следующих словах: “от имени же банкрота или на его имя со дня первой об нем публикации не писать никаких крепостей, обязательств, векселей и прочего подобного, а что написано будет ставить в ничто”[23].
Смысл этих слов не оставляет сомнения, что по нашему законодательству сделки и распоряжения, совершенные несостоятельным должником, являются не только опровержимыми со стороны представителей конкурсной массы, но даже недействительными по отношению ко всем вообще лицам.
Такого именно взгляда на действующее законодательство держался первоначально наш Сенат[24], но потом[25] высказался в диаметрально противоположном смысле. По его мнению, “те сделки несостоятельного, которые не нарушают интересов этих кредиторов, не должны считаться недействительными и ничтожными только потому, что они совершены во время производства дела о несостоятельности”.
Решение это основывается не на точном смысле закона, а на соображениях целесообразности, т.е. на приеме, весьма часто применяемом нашим Сенатом. Юридическое основание, которым Сенат подкрепляет свой взгляд и который состоит в том, что несостоятельный должник продолжает быть собственником конкурсной массы, имеет небольшое значение, потому что малолетние и сумасшедшие также собственники своего имущества, но никто не сомневается в отсутствии у них дееспособности.
Сенат относится с сомнением к ст. 55 прил. к ст. 708 т. X, ч. 1, хотя он выражается об этом с осторожностью, вполне понятной, если принять во внимание, что Сенат обыкновенно не стесняется местом, занимаемым той или другой статьей в Своде Законов, если только она имеет материальное содержание.
Вопреки мнению Сената, следует признать, что всякие сделки несостоятельного должника, совершенные им в промежуток времени между объявлением несостоятельности и прекращением конкурсного процесса, безусловно, недействительны и никакого иска, основанного на них, нельзя предъявлять к имуществу бывшего несостоятельного должника по окончании конкурсного процесса.
В этом отношении несостоятельный должник поставлен у нас по закону наравне с малолетним и сумасшедшим, одинаково с ними ограничен в своей дееспособности. С этой точки зрения наше законодательство резко отличается от французского и германского права в их современном состоянии.
IV. Момент, с которого начинается действие положения. По вопросу о том, с какого момента лишается должник права управлять и распоряжаться своим имуществом, прежнее французское право, основанное на уложении 1807 года, в чрезмерной степени заботилось об интересах кредиторов, пренебрегая совершенно интересами третьих лиц.
Должник лишался права управления и распоряжения, и сделки его теряли силу в отношении конкурсной массы со времени фактического обнаружения несостоятельности, т.е. с прекращения платежей, которое может задолго предшествовать формальному судебному объявлению несостоятельности.
Но такое положение представляется в высшей степени несправедливым по отношению к третьим лицам, которые заключали с несостоятельным сделки, не подозревая даже действительного состояния его имущества. Современные законодательства весьма основательно отреклись от такого положения, – исключением является только испанское законодательство[26].
Моментом, лишающим несостоятельного должника права управлять и распоряжаться его имуществом, может быть или постановление судебного определения о признании несостоятельности или публикация этого определения.
В пользу первого момента говорит теоретическое построение конкурсного отношения, потому что устранение должника от управления и распоряжения является выводом из признанной несостоятельности его, следовательно оно должно совпадать с последней по времени. Этого взгляда придерживается большинство законодательств[27].
В пользу второго момента говорит то практическое соображение, что третьи лица могут не знать о состоявшемся судебном определении, которое обязательно для всех только со времени его опубликования. Такой момент признан австрийским законодательством[28].
Против этого можно возразить, что в большинстве случаев деятельность должника сосредоточивается в той местности, где состоялось судебное определение, которое тотчас станет известно его кредиторам.
Среднее место занимает германское право. Устраняя несостоятельного должника от управления и распоряжения имуществом со времени открытия конкурсного процесса[29], закон должен бы признать ничтожными по отношению к конкурсной массе платежи, принятые должником после этого момента.
Однако германское право освобождает в этом случае контрагента от ответственности, если исполнение произошло до публикации об открытии конкурсного процесса и если не будет доказано, что он знал о несостоятельности должника[30].
Обращаясь к русскому законодательству, мы не встречаем в нем определенного взгляда на рассматриваемый вопрос. В нем не содержится общего правила о моменте, с которого должник лишается права управлять своим имуществом. Распоряжение становится невозможным ввиду ареста и запрещения, охватывающих все его имущество.
Но управления, по смыслу закона, он не лишается так скоро. Только по представлении описи имущества и сметы долгов присяжный попечитель вместе с наличными заимодавцами уполномочивается от суда быть хозяином массы до назначения конкурсного управления[31]. Следовательно можно предположить, что до этого времени должник сохраняет право управления.
Однако наша судебная практика склоняется к другому воззрению. Она признает моментом устранения должника от управления и распоряжения имуществом постановление судебного определения о признании лица несостоятельным[32].
“Публикации же о несостоятельности в ведомостях, в этом отношении, никакого значения не имеют, так как не факт публикации, а сила судебного определения влечет ограничения к сфере имущественных и личных прав”[33].
Так как доверенный совершает действия от имени доверителя, то с потерей последним права распоряжать и управлять имуществом должно прекратиться полномочие представителя.
Положение это признано нашим законодательством[34], но вместе с тем действия, совершенные представителем до получения им известия о прекращении силы доверенности, сохраняют свою силу[35].
Таким образом, несостоятельный должник, лишенный права управления и распоряжения своим имуществом, не имеющий возможности вступать в новые обязательства, может тем не менее заключать сделки через своего доверенного по объявлении его несостоятельности и открытии конкурсного процесса[36].
Это положение должно быть признано неправильным с теоретической точки зрения и опасным с практической стороны, потому что открывает простор недобросовестности должника.
V. Имущество, на которое распространяется сила положения. В определении имущества, на которое распространяется сила положения об устранении должника от управления и распоряжения, германское право значительно отступает от права других стран.
По германскому законодательству, конкурсный процесс объемлет собой все не изъятое вообще от ареста и взыскания имущество, принадлежащее несостоятельному должнику во время открытия конкурсного процесса[37]. Воззрение германского права построено на строго теоретических началах[38].
В самом деле, если открытие конкурсного процесса имеет своим результатом, как мы не раз указывали, совместное и равномерное удовлетворение всех кредиторов, если оно кристаллизирует отношения между должником и кредиторами его, то совершенно правильно признать, что конкурсный процесс должен охватить только то имущество, которое принадлежало должнику в момент объявления его несостоятельным.
Следовательно имущество, приобретенное должником после этого момента, не должно подвергаться той же участи (freies Vermögen), а потому должно остаться в его управлении и распоряжении.
Большинство законодательств придерживается другой точки зрения. Согласно их взгляду определение об объявлении несостоятельности лишает несостоятельного должника права управлять не только тем имуществом, которое принадлежало ему во время открытия конкурсного процесса, но также тем имуществом, которое впоследствии может достаться ему в течение конкурса[39].
Такое воззрение уступает германскому в теоретической силе, но оно превосходит его по практическим удобствам. Трудно оправдать с точки зрения практической такое явление, что несостоятельный должник сохраняет полное право управления и распоряжения тем имуществом, которое он приобрел, напр., по наследству, на другой день объявления его несостоятельным.
Подобное отношение имело бы характер насмешки над кредиторами. Едва ли можно считать серьезным возражение, что такое положение маловероятно, так как сам несостоятельный должник заинтересован в удовлетворении своих кредиторов и поспешит, наверное, расплатиться с ними из доставшегося ему наследства[40]. Закон не должен ставить кредиторов в зависимость от милости должника.
Независимо от приведенного соображения, неудобство германского принципа обнаруживается из возможности образования двух конкурсов, одновременно действующих над лицом одного и того же должника.
Если последний сохраняет в своем управлении и распоряжении часть имущества, следовательно легко может случиться, что, прежде чем окончится первый конкурсный процесс, должник может оказаться несостоятельным в отношении новых верителей, оказавших кредит свободному имуществу несостоятельного должника.
Германское законодательство оставляет открытым вопрос, принадлежат ли к имуществу, которое остается вне конкурса, права, возникшие до объявления несостоятельности, но осуществленные после этого момента.
Сюда относятся права условного требования, установленные до указанного момента, когда условное событие наступает во время конкурсного производства, легаты и наследства, открытые, но еще не принятые до объявления несостоятельности.
Притом, так как кредиторы со времени объявления должника несостоятельным не имеют права обращать на него взыскания в общем исполнительном порядке, то имущество, приобретенное в течение конкурсного процесса, остается вне власти кредиторов, которые не могут обратить его на свое удовлетворение[41].
Русское законодательство примыкает ко второму взгляду, постановляя, что все, дошедшее к несостоятельному во время конкурса, по праву наследства или по какому-либо другому праву, причисляется к составу его имущества и составляет предмет попечения и обязанности конкурсного управления[42].
Следовательно все имущество должника, как принадлежавшее ему в момент объявления его несостоятельным, так и дошедшее к нему в течение конкурсного процесса, переходит в заведывание присяжного попечителя и заменяющего его потом конкурсного управления.
Поэтому несостоятельный должник лишается права управлять и распоряжаться имуществом, дошедшим к нему по законному наследованию или по завещанию, по дарению, по праву пользования.
Действие рассматриваемого положения не распространяется на вещи, не подлежащие аресту в исполнительном порядке. Это ограничение признается большинством законодательств[43], потому что, в самом деле, при близости конкурсного и исполнительного процессов, трудно обосновать, почему бы кредиторы могли удовлетворять свои претензии из ценности вещей, на которые они в отдельности не имеют права взыскания.
Несмотря на молчание нашего закона по этому вопросу, наша практика склоняется к признанию того же начала и исключает из конкурсной массы вещи, не подлежащие взысканию и аресту, сохраняя право распоряжения над ними за самим несостоятельным должником[44].
VI. Лишение способности к процессу. Логическим выводом из положения, которое устраняет должника от управления и распоряжения его имуществом, является лишение его права искать и отвечать на суде по заключенным обязательствам. По объявлении должника несостоятельным право его искать и отвечать на суде переходит к конкурсному управлению[45].
Ввиду такого постановления закона следует признать, что присяжный попечитель до учреждения конкурсного управления не вправе предъявлять иски от имени несостоятельного и вступать в ответ по предъявленным к последнему[46], но вместе с тем и лицо, впавшее в несостоятельность, не может быть признано способным на самостоятельное ведение дел даже в промежуток времени между объявлением несостоятельности и учреждением конкурсного управления[47].
Лишение несостоятельного должника способности к процессу, являющееся следствием устранения его от управления и распоряжения имуществом, ограничивается пределами той цели, ввиду которой оно установлено.
В тех случаях, когда вопрос возбуждается о правах неимущественных, нет никакого основания лишать должника права искать и отвечать на суде, потому что конкурсное управление нисколько не заинтересовано в исходе процесса[48].
Такой именно характер носят иски о разводе, о признании законности рождения, о признании законности брака. Самостоятельное возбуждение процесса принадлежит должнику также по делам о личном оскорблении[49].
Кроме того, конкурсное управление может счесть некоторые дела настолько безнадежными, что, не рассчитывая на успешный исход процесса, может предоставить ведение их самому несостоятельному должнику.
Возможно, что конкурсное управление, доверяя добросовестности должника и рассчитывая на большую успешность процесса, который будет вести сам должник, отступится от своего права. В том и другом случае конкурсное управление должно выдать несостоятельному должнику свидетельство, что оно отказывается от ведения данного процесса.
Подобное отступление конкурсного управления от своих прав возможно всегда, потому что само ограничение процессуальной способности должника установлено единственно в интересах кредиторов, представителями которых являются кураторы.
Выдача такого свидетельства не зависит от усмотрения конкурсного управления, которое, отказавшись от самостоятельного ведения какого-нибудь дела должника, обязано выдать должнику по его просьбе свидетельство на право ведения этого дела, тем более что конкурс решительно ничем не рискует[50].
Если бы судебное решение было постановлено против несостоятельного должника, все же по закону судебные издержки не падают на конкурсную массу[51], а так как у несостоятельного должника собственного имущества не остается, то неизвестно, каким образом выигравшая сторона может возместить судебные издержки по процессу, который, может быть, она сама и не возбуждала.
Помимо указанных случаев несостоятельный должник не вправе возбуждать процессы и отвечать по ним в качестве самостоятельной стороны. Но конкурсное управление имеет полную возможность привлечь должника к участию в процессе в качестве третьего лица, что легко объясняется большим знанием с его стороны всех условий возбужденного дела[52].
Должник, лишенный с открытием конкурсного производства всех своих имущественных средств, может воспользоваться своей рабочей силой, которая остается вне преследования кредиторов, для обеспечения существования своей семьи. Он может поступить на частную службу по договору личного найма[53]. Спрашивается, может ли он по этим делам предъявлять самостоятельные иски?
Хотя к составу конкурсной массы причисляется все, дошедшее к несостоятельному по какому-либо праву[54], следовательно должник лишается управления и распоряжения имуществом, каким бы то ни было образом, дошедшим к нему, но едва ли действие этого положения можно распространить на вознаграждение за работу или службу у частных лиц во время существования конкурсного процесса.
Если кредиторы не имеют никакого права на его рабочую силу, то следовательно не имеют и на результаты ее применения. Притом, обращаясь к отысканию средств существования собственным трудом, несостоятельный должник действует в интересах конкурсной массы, освобождая ее от необходимости нести тяжесть издержек по содержанию его и его семейства. Ввиду этого следует признать, что в этих случаях должник сохраняет способность к процессу[55].
VII. Дела, возникшие до объявления несостоятельности. Из общего понятия об открытии конкурсного процесса как о таком явлении, которое останавливает дальнейшее развитие установившихся к этому времени правоотношений, следует заключить, что все находящиеся в судебном рассмотрении дела, касающиеся имущества несостоятельного должника, должны бы быть приостановлены производством.
Кроме чисто теоретического обоснования такого положения, в пользу его говорят и практические соображения. Должник, объявленный несостоятельным, может отнестись небрежно к возбужденным до этого момента процессам и таким отношением повредить своим кредиторам.
Это опасение найдет себе еще большее подтверждение, если несостоятельный должник намеренно будет пренебрегать процессуальными требованиями, чтобы причинить ущерб конкурсной массе.
Ввиду этого западные законодательства постановляют, что объявление должника несостоятельным останавливает производство дел, находившихся в это время в судебном рассмотрении, следовательно возбужденных до открытия конкурсного процесса[56].
Это вполне целесообразное положение не только не нашло себе выражения в русском законодательстве, но даже встречает постановления обратного характера. По вопросу, прекращает ли объявление должника несостоятельным производство исковых дел, возникших в судебных установлениях ранее такого объявления, и вообще, имеет ли непосредственное влияние на течение этих дел, наша судебная практика высказалась в отрицательном смысле[57].
Мотивом к подобному решению вопроса служат чисто отрицательные основания. “На основании 1 ст. уст. гр. суд. всякий спор о праве гражданском подлежит разрешению судебных установлений, следовательно всякий иск, правильно предъявленный, судебные установления должны разрешить в существе, за исключением лишь случаев, положительно в законе указанных, напр., когда между тяжущимися, до решения дела по существу, состоится примирение, когда приостановленное производство, за пропуском тяжущимися срока на подачу просьбы о возобновлении его, признается уничтоженным и т.п.
Но ни в уставе гражданского судопроизводства 1864 года, ни во временных правилах о порядке производства дел несостоятельности в новых судебных установлениях, ни в уставе торговой несостоятельности, ни в иных каких-либо узаконениях, к настоящему предмету относящихся, не содержится правила, по которому объявление должника несостоятельным влекло бы за собой прекращение производства исковых дел, возникших до объявления несостоятельности тяжущегося”.
К этим соображениям могут быть присоединены и положительные основания.
По уставу гражданского судопроизводства признание лица, объявленного несостоятельным должником, не имеет силы в делах о его имуществе с того времени, как он объявлен несостоятельным[58].
Подобное постановление не имело бы никакого значения, ввиду ст. 21, если бы объявление несостоятельности останавливало производство дел, уже возбужденных должником или против него, потому что оно подразумевалось бы само собой.
Но если законодатель находит необходимым указать на недействительность признания совершенного несостоятельным должником, следовательно он предполагает возможность для должника вести самостоятельно начатые процессы.
Установление недействительности признания в настоящем случае направлено к устранению одного из наиболее опасных последствий возможности для несостоятельного должника продолжать возбужденные в судах дела.
Далее производство взысканий по исполнительным листам, выданным до публикации о признании должника несостоятельным, не останавливается[59]. Следовательно в отношении исполнительного процесса положение о прекращении производства вследствие объявления несостоятельности прямо отвергнуто нашим законодательством.
Наконец, до учреждения конкурсного управления каждому из кредиторов предоставляется на свой счет вступать в производящееся уже дело об имуществе несостоятельного и приносить жалобы на решения судебных установлений[60].
Даже учреждение конкурсного управления не останавливает производства. От него зависит продолжать процесс или оставить его на ответственности кредитора, который взял на себя ведение дела.
Все указанные основания приводят к убеждению, что по русскому законодательству, вопреки теоретическим и практическим соображениям, объявление лица несостоятельным не приостанавливает производства дел, находившихся уже в момент объявления несостоятельности на рассмотрении судебных установлений.
Но спрашивается, кто же в таких процессах является стороной: должник, отдельный кредитор или конкурсное управление?
До учреждения конкурсного управления главной стороной остается несомненно сам несостоятельный должник. Отдельным кредиторам предоставляется только вступать в дело в качестве третьего лица для устранения невыгодных последствий, какие могут наступить от небрежности несостоятельного должника.
По смыслу ст. 23 устава гражд. судопр. конкурсное управление, в отношении производящихся уже дел, не заменяет несостоятельного должника, а только продолжает действие кредитора. Таким образом, несостоятельный должник остается стороной и ведет самостоятельно процесс, начатый до открытия конкурсного процесса.
[1] Франц. торг. код. § 443; бельг. тор. код. § 444; итал. тор. код. § 699; исп. тор. код. § 878; герм. конк. устав, § 5; венг. конк. устав, § 3; австр. конк. устав, § 3.
[2] Уст. судопр. торгового, ст. 428.
[3] Уст. судопр. торгового, ст. 459.
[4] Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 289, Bedarride, Traité des faillites, I, стр. 91 и 111; Lyon-Caen и Rénault, Traité de droit, commercial, VIl, стр. 158; Massé, Droit commercial, II, стр. 359; Percerou–Thaller, Traité général de droit commercial, Faillites, т. I, стр. 459.
Masi Del Fallimento, I, стр. 297; Endemann, Das deutsche Konkursverfahren, стр. 107; Fuchs, Der deutsche Concursprocess, стр. 100; Hellmann, Lehrbuch des deutschen Konkursrechts, стр. 623.
[5] Противоположное мнение высказывал у нас только Победоносцев, Курс гражданского права, т. I, изд. 1896, стр. 223.
[6] Уст. судопр. торг., ст. 525, п. 4.
[7] Напр., Casaregis «Decocti actiones et jura, ipso jure, transeunt in creditores, in vim cessionis legalis» (Discursus legales, 53, § 16).
[8] Robson, A Treatise on the Law of Bankruptcy, 1894, стр. 1. Также Ringwооd, Principles of Bankruptcy, стр. 104; Ваldwin, Law of Bankruptcy, стр. 114.
[9] Англ. конк. устав, § 64, ср. еще § 20.
[10] Уст. судопр. торг., ст. 460. Такой взгляд не чужд даже ученым нового времени. Напр., Fitting, Das Reichskonkursrechtе, стр.113, утверждает, будто превышение пассива над активом свидетельствует, что «ist daher der Schuldner der Sache nach Inhaber und Verwalter fremden Vermögens».
[11] Perсerou-Thaller, Traité général de droit commercial, Faillites т. I, стр. 462.
[12] Kohler, Lehrbuch des Konkursrechts, стр. 104.
[13] Реш. гражд. кас. деп. 1874, № 869, 1886, №7.
[14] Aubry и R a u, Cours de droit civil français, т. IV, § 359; Lyon-Caen и Renault, Traité de droit commercial, т. VII, § 214; Esnault, Traité des faillites et banqueroutes, т. I, § 202; Perсerоu-Thaller, Traité de droit commercial, Faillites, § 95 и 495 ter.
[15] Fitting, Das Reichskonkursrecht, стр. 30–31.
[16] Сanstein, Construction der Concursverhältnisse (Z. f. Pr. und Of. Recht 1882. IX, стр. 471).
[17] Главный представитель теории Коhler, Lehrbuch des Konkursrechts, 1891, стр. 98–123, и Leitfaden des deutschen Konkursrechts, 2 изд., 1903, § 11; защиту своих взглядов Колер дает в Archiv für civil. Praxis, т. 81, 1893, стр. 359 и след.; Seuffert, Zur Geschichte und Dogmatik des deutschen Konkursrechts, 1888, стр. 83–88; Grützmann, Das Anfechtungsrecht, стр. 210 и след.; Hellmann, Lehrbuch des deutschen Konkursrechts, 1907, стр. 622–646; Krückmann (Archiv für bürg. Recht, VIII, стр. 148).
[18] Jäger, Die Voraussetzungen eines Nachlasskonicurses, 1893, § 3, 6; Fitting, Das Reichskonkursrechts, § 17; R. Schmidt в Z, f. Z. Pr. Буша, т. 29; эту тeopию отрицает и Reichsgericht, т. XLVI, стр. 167.
[19] Planck, Lehrbuch des deutschen Civilprocessrechts, т. II, ч. 2, 1896, стр. 604.
[20] Итал. торг. код. § 707: «Tutti gli atti e le operazioni del fallito e tutti i pagamentí da lui eseguiti dopo la sentenza dichiarativa del fallimento sono nulli di pieno diritto». См. комментарий Masi, Del Fallimento, I, стр. 357; ср. Исп. торг. код. § 878.
[21] Герм. конк. устав § 6: «распоряжения, совершенные несостоятельным должником после открытия конкурсного производства, недействительны по отношению к конкурсным кредиторам».
По поводу редакции этой статьи Шульце справедливо замечает в ней внутреннее противоречие: если распоряжение недействительно только в отношении конкурсных кредиторов, значит оно не действительно, а только опровержимо (nicht nichtig, sondern nur anfechtbar), Schultze, Das deutsche Konkursrecht, стр. 22–35.
См. также венг. конк. устав, § 6. Того же взгляда держится французская литература в отношении французского права: Воistel, Prècis de droit commercial, стр. 875; Lyon-Caen и Renault, Traité de droit commercial, VII, стр. 161; Esnault, Traité des faillites, стр. 194.
[22] Tуp , Германский конкурсный устав, III, стр. 45.
[23] П. С. З. № 19692, ч. I, ст. 58.
[24] Реш. Гражд. Кас. Деп., 1873, № 112.
[25] Реш. Гражд. Кас. Деп., 1896, № 19; 1903, № 22.
[26] Исп. торг. код. § 878.
[27] Франц. торг. код. § 443; бельг. торг. код. § 444; итал. торг. код. § 699.
[28] Австр. конк. устав, § 2.
[29] Герм. конк. устав, § 6, венг. конк. устав, § 3.
[30] Герм. конк. устав, § 7; венг. конк. устав, § 7.
[31] Устав торг. судопроизводства, ст. 428.
[32] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1874, № 869, 1886, № 7.
[33] Реш. 4 Деп. Прав. Сен. 1886, № 989.
[34] T. X, ч. 1, ст. 2330, п. 5.
[35] T. X, ч. I, ст. 2334.
[36] Кредиторы по подобным сделкам должны быть допущены к участию в разделе конкурсной массы вопреки правильному пониманию конкурсного процесса.
[37] Герм. конк. устав, § 1.
[38] Вопрос о составе конкурсной массы, в частности, о том, принадлежит ли к ней приобретение, которое происходит после объявления несостоятельности, был очень спорным в германской литературе и практике, см. Heidecker, Beitrag zum Begriff «Konkursmasse», стр. 6.
[39] Франц. торг. код. § 443; бельг. торг. код. § 444; итал. торг. код. § 699; австр. конк. устав, § 1; венг. конк. устав, § 3; англ. конк. устав, § 44.
[40] Hellmann, Lehrbuch des deutschen Konkursrechts, 1907, стр. 134–135.
[41] Thaller, Des faillites en droit comparé, I, стр. 348–349; Тур, Объяснительная записка к проекту устава о несостоятельности, стр. 71.
[42] Уст. судопр. торгового, ст. 478.
[43] Герм. конк. устав, § 4; австр. конк. устав, § 1; швейц. закон 1889, § 197. Вопрос возбуждает сомнения во Франции, ввиду молчания законодательства.
[44] Более подробное рассмотрение вещей, не подлежащих конкурсу, будет дано ниже.
[45] Уст. гражд. судопр., ст. 21.
[46] Уст. гражд. судопр., ст. 23.
[47] Реш. Гражд. Кас. Деп. 1874, № 869.
[48] Как выражается итал. торг. уложение: ad eccezione di quelle azioni, che riguardano i suoi diritti strettamente personali o estranei al fallimento, § 699. Другие законодательства, как и наше, не высказывают подобного положения, но оно вытекает из существа и цели конкурсного процесса.
[49] Однако имущественные последствия благоприятного решения суда идут в пользу конкурса.
[50] Реш. Суд. Деп. Прав. Сен. 1903, № 674.
[51] Уст. гражд. судопр. § 21.
[52] Франц. торг. код. § 443; бельг. торг. код. § 452, итал. торг. код. § 699.
[53] Башилов полагает, что «заключение должником договора личного найма ставится в зависимость от согласия на то со стороны кредиторов, которые согласие свое в этом случае обусловливают принятием должником на себя содержания своего семейства или издержек конкурсного производства или же определенных периодических денежных взносов в конкурсную массу» (Русское торговое право, I, стр. 188).
Подкрепления в законе подобный взгляд не найдет. С теоретической же точки зрения он совершенно неправилен, потому что конкурсный процесс не распространяется на рабочую силу должника и никто не в праве помешать ему воспользоваться ей, если только он не подвергнут заключению.
[54] Уст. судопр. торг., ст. 478.
[55] Взгляд этот поддерживается французской литературой: Lуоn-Саеn и Renault, Traité de droit commercial, VII, стр. 197; Esnault, Traité des faillites, стр. 195; Boistel, Précis de droit commercial, стр. 683; Вédarride, Traité des faillites, I, стр. 98.
Противниками этого воззрeния являются: Rénouard, Traité des faillites, I, стр. 302–303; Masse, Droit commercial, II, стр. 374. У нас 4 деп. Прав. Сен. высказался в противоположном духе, реш. 1891, № 1836.
[56] Герм. устав гражд. судопр. § 230; венг. конк. устав, § 9; франц. торг. код. § 443, п. 2 (по толкованию французской юриспруденции).
[57] Реш. Гражд. Кас. Деп., 1874, № 873; реш. 4 Деп. Прав. Сен., 1877, № 1469.
[58] Уст. гражд. судопр., ст. 484.
[59] Уст. гражд. судопр., ст. 1400, прил. III, ст. 12.
[60] Уст. гражд. судопр., ст. 23.
