Мотивы и цели учреждения Синода[1] и замены им патриаршей власти изложены в Духовном регламенте, бывшем, как уже сказано, учредительным актом Духовной коллегии, переименованной в Св. Синод.
Петр I, преобразуя Московское государство по образцу существовавшего в то время на Западе “так называемого, полицейского государства”, и будучи сторонником теории просвещенного деспотизма, с некоторыми адептами которой (напр., с Лейбницем) он даже находился в близких отношениях, ставил очень высоко абсолютную власть государя, относясь крайне недружелюбно ко всему тому, что, хотя бы до некоторой степени, ограничивало эту власть.
Кроме того, совершая свою радикальную реформу всего государственного и общественного строя древней Руси и видя упорную, хотя и пассивную, оппозицию своей преобразовательной деятельности со стороны населения, естественно, не мог сочувствовать таким сторонам московской государственной жизни, которые могли служить если не преградой, то, во всяком случае и до известной степени препятствием свободному отправлению функций со стороны верховной власти.
Таким препятствием был, между прочим, институт патриаршества, причинивший немало хлопот еще отцу Петра, царю Алексею Михайловичу, в его борьбе с известным Никоном. Затем оппозиция духовенства реформе, вызвавшая столь резкие слова со стороны государя: “о бородачи, отец мой имел дело только с одним, а мне приходится иметь дело с тысячами, многому злу корень – старцы и попы”, и, наконец, нелюбовь Петра ко всему тому, что напоминало ему “папежский дух”, заставили его покончить с патриаршеством.
“От единого собственного правителя духовного можно опасаться отечеству мятежей и смущения, – гласил Духовный регламент, – ибо простой народ не ведает, како разнствует власть духовная от самодержавной; но, великою высочайшего пастыря честью и славою удивляемый, помышляет, что таковый правитель есть то второй государь, самодержцу равносильный или и больше его, и что духовный чин есть другое и лучшее государство”.
При таком взгляде на патриарха как на лицо, облеченное властью, равной монаршей (читаем в Духовном регламенте), в случае конфликта между государем и патриархом, “простые сердца” (синоним “простого народа”) “духовному паче, нежели мирскому, правителю, аще и слепо и пребезумно, согласуют и за него поборствовати и бунтоватися дерзают и льстят себе окаянные, что они по самом Бозе поборствуют”.
Этим пользуются “коварные человецы”, враждующие на своего государя, и подстрекают простой народ к подобному “беззаконию”. Таким образом, первый мотив уничтожения патриаршества заключался в чрезмерной власти патриарха, являвшейся опасной для целости и спокойствия государства.
Но кроме этого мотива был и другой. Петр, отчасти под влиянием Лейбница, был большой сторонник коллегиальной системы управления, считая ее гарантией против произвола и многих других злоупотреблений; между тем патриаршеская власть являлась вполне единоличной, а в единой персоне, по словам регламента, “не без страсти бывает, к тому ж не наследственная власть”[2], не говоря уже о том, что в единоличном правлении “часто бывает дел продолжение и остановка, за случающимися правителю необходимыми нуждами и за недугом и болезнью, а когда в живых не станет его, то и паче пресецаются дела”.
Ввиду всего этого составитель регламента высказывается за применение к управлению духовными делами “лучшей и совершеннейшей” формы управления, какой является коллегиальная или соборная форма. Этой последней “известнее взыскуется истина, нежели единым лицом”, так как “что един не постигнет, то постигнет другой, а чего не увидит сей, то он увидит, и тако вещь сумнительная и известнее, и скорее объяснится, и какого требует определения, не трудно покажется”.
Кроме того, “и сила в определении дела у соборного правительства большая есть, понеже вящше ко уверению и повиновению преклоняет приговор соборный, нежели единоличный указ”. Наконец, “в коллегиуме не обретается места пристрастию, коварству и лихоимному суду”.
Таким образом, преимущество коллегиальной власти над единоличной было другим мотивом уничтожения патриаршества и замены его Духовной коллегией, впоследствии Синодом, организация, компетенция и делопроизводство которого были определены в Духовном регламенте.
Поводом учреждения Синода послужила смерть патриарха Адриана (16 октября 1700 г.). Впрочем, вначале Петр распорядился только не избирать нового патриарха, а взамен его учредил должность “местоблюстителя патриаршего престола”[3], на которую назначил Стефана Яворского. Последний должен был управлять церковными делами совместно с освященным собором, в состав которого по очереди входили все митрополиты, архиепископы и епископы[4].
Таким образом, этот собор отличался от московского церковного собора, во-первых, тем, что заседал постоянно, и, во-вторых, тем, что состоял из очередных высших чинов духовенства, а не из всех, как в Москве[5]. Иначе говоря, названный собор являлся не чем иным, как прообразом Синода, составляя промежуточное звено между последним и древнерусским церковным собором.
Так продолжалось до 1721 г., когда был издан Духовный регламент, учредивший Духовную коллегию[6], переименованную вскоре (высочайшей резолюцией 14 февр. 1721 г.) в Святейший Правительствующий Синод[7].
Состав последнего был организован по образцу других коллегий, а именно, Синод состоял из определенного числа “правительствующих особ”[8], назначавшихся государем из митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и протопопов[9], причем упомянутые духовные чины должны были по очереди исполнять обязанности синодальных членов, состоя в числе названных “особ”.
Эти последние образовывали присутствие Синода, состоявшее из президента, двух вице-президентов, четырех советников и четырех асессоров. Президент назначался государем обязательно из архиереев, причем был только председателем, а не начальником Синода.
Выяснению роли президента Петр уделил немало места в регламенте. “Имя это, – читаем в последнем, – не гордое есть и не иное что значит, только председатель; не может убо ниже сам о себе, ниже кто иной о нем высоко помышляти”[10].
При Синоде, как и при Сенате, было учреждено несколько должностей. Так, при нем вначале существовали фискалы, называвшиеся инквизиторами, с протоинквизитором во главе. Вскоре они были подчинены созданной в 1722 г. (11 мая) должности синодального обер-прокурора, обязанности которого были тождественны с обязанностями генерал-прокурора при Сенате.
Он так же, как и последний, стоял во главе синодальной канцерии, ближайшее заведование которой было поручено обер-секретарю. Однако, несмотря на равноправное положение с сенатским генерал-прокурором, синодальный прокурор, хотя и действовавший по дословной копии с генерал-прокурорской инструкции 27 апреля 1722 г., de facto в течение всего царствования Петра и его ближайших преемников имел очень небольшое значение, во многом завися от Синода, и только со времени Елизаветы Петровны синодальные прокуроры начинают постепенно приобретать ту власть, которую им подобало иметь в качестве органов надзора[11].
Наконец, при Синоде существовала должность агента, переименованного в 1724 г. в экзекуторы, главная обязанность которого заключалась в том, чтобы следить за тем, “дабы духовные дела в Сенате слушались прежде всех коллежских дел, первыми после его имп. величества указов”, а также, чтобы “рекордовать в Сенате и коллегиях настоятельно, дабы по синодским ведениям и указам надлежащая отправа чинена была без продолжения времени”. В противоположном же случае он должен был “протестовать” перед “президующими персонами” (в коллегиях) и доносить генерал-прокурору.
Делопроизводство в Синоде, как и в коллегиях, определялось Генеральным регламентом (гл. VI). Всякое дело сначала поступало в канцелярию, на обязанности которой было составить доклад о нем и внести на рассмотрение присутствия, т.е. общего собрания синодальных членов. По выслушании доклада последние приступали к прениям, руководимым президентом, а с уничтожения этой должности – вице-президентом.
С 1763 г. роль председателя в Синоде стал играть так называемый “первенствующий” член, каковым был сперва новгородский, а затем петербургский митрополит. Прения заканчивались баллотировкой, причем подача голосов начиналась с младших членов. Дела решались по большинству голосов, причем при равенстве последних голос председателя давал перевес.
Однако в общее собрание Синода вносились только более важные дела, остальные же рассматривались в особых конторах, учрежденных при Синоде (напр., для судных дел, для инквизиторских дел, для раскольнических дел и т.д.), из которых большое значение впоследствии получила Московская синодальная контора. Первоначально во главе контор стояли синодальные советники и асессоры, в московскую же контору с течением времени стали назначаться особые члены на правах синодальных членов.
Наконец, некоторые дела (напр., возбуждавшие какие-либо сомнения или разрешаемые в отсутствие государя) Синод должен был решать совместно с Сенатом на особых конференциях.
В состав компетенции Синода входили административные, судебные и законодательные дела, касающиеся церкви и духовенства. Так, к административным функциям Синода должны быть отнесены следующие дела:
1) наблюдение за чистотой веры (“зде наблюдать подобает, – гласит Духовный регламент, – аще все правильно и по закону христианскому деется и не деется ли что и где закону оному противное”, а также “аще довольное христианам наставление употребляется”), в силу чего на нем лежали следующие обязанности: истолкование догматов веры, распространение христианства среди язычников, искоренение ересей, борьба с расколом, наблюдение за чистотой обрядов, забота о религиозном просвещении народа и т.п.,
2) надзор за церковным управлением, органы которого были непосредственно подчинены Синоду;
3) назначение духовных лиц на места и должности;
4) попечение о материальном положении церквей, управление церковными имуществами, переданными Петром Синоду из Монастырского приказа[12] и т.п.
Что касается судебных функций Синода, то они заключались в рассмотрении:
1) преступлений против веры (дела о богохульстве, расколе, ересях и волшебстве);
2) преступлений против семейственного права, напр., дела о браках, заключенных в недозволенных степенях родства и свойства или же совершенных посредством принуждения, и
3) некоторые преступления духовных лиц, напр., при обвинении “в брани, в бою, в краже, в обидах и в бесчестиях”. Впрочем, все эти дела входили в состав юрисдикции Синода только при наличности факта “самоизвольности”, сознания со стороны подсудимого; если же он не сознавался и приходилось прибегнуть к пытке, в таком случае дело переносилось на рассмотрение Сената[13].
В противном случае Синод решал названные дела в качестве высшего апелляционного суда. Однако по некоторым делам (напр., по жалобам на архиереев со стороны других духовных лиц или по жалобам архиереев друг на друга, а также по таким делам, в которых ответчиками были синодальные члены) Синод, согласно Духовному регламенту и указу 22 июня 1722 г., фигурировал в качестве суда первой инстанции.
Наконец, степень законодательной власти Синода (по крайней мере, до 1722 г.) находилась в зависимости от факта присутствия государя в столице или в пределах государства или отсутствия его из них. В первом случае Синод, участвуя в законодательной деятельности по церковным делам, не пользовался правом санкции закона, принадлежавшим исключительно государю.
“Должна же есть сия коллегия, – гласит Духовный регламент, – новыми впредь правилами дополнять регламент свой, яковых правил востребуют разные разных дел случаи; однако ж, делать сие должна коллегия не без нашего соизволения”. Во втором случае Синод пользовался большими правами, а именно: “буде в отлучении нашем (гласит резолюция Петра 19 ноября 1721 г.) такое дело случится, а обождать до прибытия нашего будет невозможно, то Синоду согласиться с Сенатом и подписать и потом публиковать”.
Из цитированного места видно, что Синод в отсутствие государя пользовался меньшими законодательными правами, чем Сенат, так как он обязательно должен был совещаться с Сенатом и издавать закон не иначе, как совместно с ним. Напротив, Сенат действовал в таких случаях совершенно самостоятельно и совещался с Синодом только при издании таких “генеральных определений, в чем и синодская команда заключается”, т.е. касающихся компетенции Синода.
В 1722 г. государь предписал в случае своего отсутствия “решать Синоду обще с Сенатом до нашей апробации”, т.е. “подписав всем, чинить, но не печатать, ниже утверждать по тех мест, пока от нас оное опробовано будет”.
Рассматривая юридическое положение Синода, необходимо констатировать факт крайней неопределенности последнего. С одной стороны, Синод является преемником власти патриарха, на что указывает его титул “святейший”.
Мало того, власть Синода считается даже большей, чем патриарха. Вот что, напр., читаем в докладе Синода Петру 14 февр. 1721 г., утвержденном государем: “Синод учесть изъяснять без всякого умаления и повиноватися ему во всем беспрекословно, понеже оный Синод имеет честь, силу и власть патриаршескую или едва ли не большую, понеже собор есть”.
Сам Петр говорил в одном из своих указов, что “за благо рассудили мы установить со властью равно патриаршескою духовный Синод”. Затем последний становился в равноправное положение с Сенатом, на что, между прочим, указывали его титул “правительствующий” и многие акты, определявшие его юридическое положение.
“Повелеваем всем, – гласит, между прочим, манифест 25 янв. 1721 г. об учреждении Синода, – всякого чина духовным и мирским иметь Синод за важное и сильное правительство”. До нас дошел также следующий ответ Петра на докладные пункты Синода о форме сношений его с Сенатом и с коллегиями: “в Сенат сноситься ведением и за подписанием всех (т.е. как равный с равным), а в коллегии так, как из Сената пишут, и за подписанием только секретарским” (опять равенство с Сенатом).
Наконец, следует упомянуть еще о следующих словах резолюции государя на доклад Синода в 1722 г. (12 апреля), вполне подтверждающих мнение о равноправности Синода с Сенатом: “понеже Синод в духовном деле равную власть имеет, как Сенат в гражданском, того ради респект и послушание ему равное отдавать надлежит”[14].
И вдруг оказывается, с другой стороны, что Синод “есть коллегия, как и прочие коллегии”, и в силу этого права его далеко не одинаковы с Сенатом. Так, мы уже видели неравноправность его положения с последним в области законодательства во время отсутствия государя.
Но подобная неравноправность существовала и в присутствии государя, так как всякие докладные пункты Синода по законодательным делам, прежде представления их Петру, проходили через Сенат, где подвергались обсуждению и нередко изменялись[15]. Наконец, публикация синодских указов являлась функцией Сената. Точно так же и в области суда Синод не был равноправен с Сенатом, на что уже было указано выше.
Не пользовался он равноправностью и в области администрации, так как многие его меры в этой отрасли управления также проходили через Сенат и даже могли быть им кассированы. Затем, осуществление этих мер на практике во многих случаях зависело от Сената[16]. Эта неопределенность юридического положения Синода крайне вредно отразилась на его судьбах после смерти Петра.
С учреждением Верховного тайного совета Синод сделал было попытку стать выше Сената, находившегося в то время в периоде упадка, подав императрице доклад, в котором довольно ясно намекнул о своем желании сноситься “ведением” с Советом и “указами” с Сенатом. Но императрица не утвердила доклада, и Синод наравне с Сенатом стал получать из Совета указы, а в Совет подавать доношения.
Вскоре после того (в 1726 г.) он был разделен на два “аппартамента” (т.е. департамента), причем в состав первого вошли шесть духовных лиц (архиереев), а в состав второго шесть светских лиц. Первый ведал исключительно духовные дела, второй – судебные и административно-хозяйственные[17], в силу чего и стал называться коллегией экономии. Одновременно с этим было видоизменено название членов духовного департамента: они стали называться членами и присутствующими в Синоде.
В это время Синод пришел в состояние такого же упадка, как и Сенат, что, между прочим, выразилось в лишении его титула “правительствующий”, в подаче им Верховному тайному совету ежемесячных реестров о количестве решенных и нерешенных дел и отчетов по финансовым делам и в значительной эмансипации из-под его власти коллегии экономии.
Мало того, Верховный тайный совет постоянно вмешивался в дела Синода, приговоры которого очень часто не утверждались Советом или прямо заменялись распоряжениями последнего. Даже такие мероприятия Синода, как избрание кандидатов на епископские кафедры, замещение духовных должностей, назначение священников и т.п., зависели от Совета. Последний вполне контролировал деятельность Синода и в случае замедления с решением какого-либо дела требовал объяснений от него[18].
После уничтожения Верховного тайного совета и с усилением власти Сената, что, как известно, имело место в начале царствования Анны Ивановны, возбужден был вопрос и об усилении значения Синода. Последний представил в Сенат по этому поводу свое мнение, в котором доказывал необходимость несменяемости синодальных членов. Мнение Синода до нас не дошло, и мы знаем о нем из доклада Сената государыне, в котором Сенат энергически высказался против стремлений Синода.
Указывая на “требование” последнего, “чтобы всем оного членам быть беспеременно”, Сенат объяснял наличность его не чем иным, как желанием “получить большую власть и силу”[19]. Однако Анна Ивановна, видимо, не согласилась с мнением Сената, так как указом 21 июля 1730 г. назначила в Синод постоянных, а не переменных членов.
С учреждением Кабинета Синод, по примеру Сената, стал в подчиненное положение к нему, вполне аналогичное с тем, которое он занимал в отношении Верховного тайного совета. В это же время коллегия экономии была уже формально изъята из его ведомства и подчинена исключительно Сенату.
Всякое сношение с ней со стороны Синода должно было обязательно идти через Сенат. Такая реформа оправдывалась тем, что в коллегии “состоят токмо сборы и другие экономические дела, которые подлежат к ведению Сената, а духовных дел не бывает”.
Правда, Елизавета Петровна восстановила прежнее значение Синода, но при Екатерине II он снова был несколько ограничен в своих правах, главным образом вследствие восстановления коллегии экономии (упраздненной Елизаветой Петровной) и подчинения ее непосредственно Сенату и императрице. Независимость коллегии выразилась также и в том, что по многим делам она получила право “по доверенности нашей (т.е. государыни) к ней сама своею властью поступать”.
При Александре I значение Синода было значительно умалено вследствие учреждения 24 октября 1817 г. Министерства духовных дел и народного просвещения, “дабы христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения”, причем министр духовных дел в отношении Синода получил огромные права, как орган надзора и контроля над деятельностью последнего.
Так, ему принадлежали в отношении Синода функции генерал-прокурора относительно Сената, почему он должен был “накрепко смотреть, дабы Синод в своем звании правильно и нелицемерно поступал”. Затем приговоры Синода поступали на его рассмотрение, и он имел право возвращать их обратно для нового обсуждения вместе со своим мнением.
Наконец, все доклады Синода государю подносились последнему министром, который и объявлял Синоду высочайшие повеления. Синодальный обер-прокурор был непосредственно подчинен министру. В 1824 г. Министерство духовных дел было уничтожено, но все права министра постепенно перешли к синодальному обер-прокурору.
При Александре I, а именно 13 июля 1805 г., произошло также изменение в порядке назначения членов Синода. С этого времени к присутствованию в последнем стали призываться по очереди на известный срок все епархиальные архиереи, причем до получения высочайшего указа об обратном возвращении в свои епархии исполняли обязанности синодальных членов.
[1] По истории Синода см.: Кедров. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого; Востоков. Св. Синод и отношения его к другим государственным учреждениям при Петре I (Жур. Мин. нар. проев. 1875. Кн. VII, VIII и XII); статью Голубева и Тихомирова “Св. Синод” во II кн. сборника “Внутренний быт Русского государства с 17 октября 1740 г. по 25 ноября 1741 г.”;
Ольшевский. Св. Прав. Синод при Петре Великом (Киевские Унив. Известия. 1894. Кн. II и III); Попов. О Св. Синоде и об установлениях при нем в царствование Петра В.; Барсов. Св. Синод в его прошлом; Благовидов. Обер-прокуроры Св. Синода в XVIII и в первой половине XIX ст. и Рункевич. Учреждение и первоначальное устройство Св. Прав. Синода.
[2] Слова, вставленные в регламент самим Петром.
[3] Эту мысль подал государю известный “прибыльщик” Курбатов в своем письме, посланном Петру 25 октября 1700 г. Он же рекомендовал учредить “особливый расправный приказ” для управления церковными имуществами, что также было исполнено 24 янв. 1701 г., когда последовало восстановление Монастырского приказа. Письмо Курбатова напечатано целиком в исследовании г. Рункевича “Учреждение и первоначальное устройство Св. Прав. Синода”. С. 27.
[4] Круг ведомства местоблюстителя с собором ограничивался только духовными делами, т.е. о расколе, ересях и “противностях церкви Божией”, дела же хозяйственные, напр., управление церковными имуществами, сосредоточились в Монастырском приказе, во главе которого был поставлен И.А. Мусин-Пушкин.
[5] Впрочем, иногда, в исключительных случаях, состав собора расширялся. Так, в 1714 г. собор, осудивший Тверитинова, состоял не только из одних архиереев, но также и из архимандритов, игуменов и протопопов (Рункевич. Указ. соч. С. 91).
[6] Мысль о ней, как было сказано выше, занимала Петра уже в 1717 г. Вот что написал государь на докладе Яворского, представленном ему в этом году: “а для лучшего впредь управления мнится быть удобнее духовной коллегии, дабы удобнее такие дела исправлять было возможно”.
[7] В сентябре 1721 г. Петр известил об учреждении Синода константинопольского патриарха, который вместе с антиохийским патриархом признал его в 1723 г. Александрийская патриаршая кафедра в то время была вакантна, а иерусалимский патриарх заболел и “лежал на одре”.
[8] По Духовному регламенту их полагалось 12, но назначено было 11.
[9] Относительно архимандритов и протопопов Духовный регламент требовал, чтобы они не принадлежали к епархии заседающего с ними архиерея, иначе, вследствие зависимости их от последнего, “две или три особы будут уже один человек”.
[10] Со смертью Стефана Яворского в 1723 г., бывшего первым президентом, названная должность фактически была уничтожена, и обязанности председателя в Синоде исполнял один из вице-президентов.
[11] Истории постепенного развития обер-прокурорской власти в Синоде посвящено исследование г. Благовидова “Обер-прокуроры Св. Синода в XVIII и в первой половине XIX ст.”.
[12] Эта весьма важная мера, отсрочившая секуляризацию церковных имуществ почти на полстолетия, произошла по инициативе Синода, который на первом же своем заседании (14 февр. 1721 г.) решил обратиться по поводу нее с докладом к государю. В докладе Синод, указывая на то, что духовные вотчины “от гражданских правителей пришли в скудость и пустоту”, ходатайствовал о передаче их в его ведение. На докладе Петром написано: “быть по сему”.
[13] Прямого узаконения на этот предмет не было, но основания такому правилу находили в указе Петра, чтобы “всем делам криминальным, которые доходят до розыску и телесного наказания и казни – быть в Юстиц-коллегии, как и прочим”. “Это правило, – говорит г. Голубев, – обосновывая его существование на целом ряде архивных данных, – в то время утвердилось и действовало в судебной практике, как обязательный закон” (Внутр. быт Русского государства. Кн. II. С. 246).
[14] Сам Синод, само собой разумеется, всегда старался отстаивать свое равноправное положение с Сенатом. До нас дошло весьма характерное в этом отношении объяснение между двумя названными учреждениями, происшедшее в 1721 г.
Оставшись недоволен одним сенатским определением, Синод писал Сенату, что оно “предложено ко уменьшению его чести и учиненного с Сенатом равенства, ибо объявляет Сенат свое приказание Синоду, аки бы подчиненному, не взирая на оное равенство и не упоминая того, что Синод имеет честь, силу и власть патриаршескую, а к патриаршескому лицу от светского правления повелительных писем не посылалось” (Востоков. Указ. ст. в Журн. Мин. нар. проев. 1875. Кн. VIII. С. 156). И в 1723 г. Синод дважды указал на то, что он “в поступках и действиях удостоен против Сената” и что он “во всем равен с Сенатом” (Рункевич. Указ. соч. С. 331).
[15] Г. Голубев в своей статье о Синоде, написанной на основании архивных данных (Внутр. быт Русского государства. Кн. II) сообщает, что при Петре синодские докладные пункты только один раз рассматривались государем совместно с Синодом без всякого участия со стороны Сената. По справедливому заключению г. Голубева, такой факт “несомненно указывает на то, что Петр считал Сенат высшим органом государственного управления и единственным помощником в законодательных работах” (с. 238).
[16] См. указ. статью Голубева и Тихомирова (Внутр. быт Русского государства. Кн. II). Даже проф. Барсов, отстаивающий равенство Синода с Сенатом при Петре, вынужден признать, что этот государь “в своих частных распоряжениях поставлял Синод в некоторую зависимость от Сената” (Св. Синод в его прошлом. С. 414).
Точно так же г. Благовидов, хотя и полемизирует с г. Голубевым (на наш взгляд, впрочем, далеко не удачно), в конце концов считает нужным прийти к заключению, что “существует не мало несомненных документальных данных, которые говорят, что Синод, по своим полномочиям приравненный к Сенату, в практической жизни не всегда и не во всем стоял на одинаковой высоте с ним” (Обер-прокуроры Св. Синода в XVIII и в XIX ст. С. 20).
Последний по времени историк Синода г. Рункевич старается дать следующую формулировку отношений Сената и Синода: “и Сенат и Синод, – говорит названный ученый, – были высшими органами управления, Сенат по части государственной, Синод по части церковной с прибавлением некоторой доли дел сословных государственного характера (?!).
В делах церковных исключительный голос принадлежал Синоду, в делах государственных первый голос принадлежал Сенату” (Учреждение и первоначальное устройство Св. Прав. Синода. С. 318). Однако и г. Рункевич вынужден признать, что “при неясности и запутанности правовых понятий того времени точное взаимоотношение Синода и Сената не соотвествовало бы действительности”.
[17] Манифест 1726 г. предписал во втором департаменте “быть суду и расправе, тако ж смотрению сборов и экономии и проч. по примеру прежде бывшего патриаршего разряда”. По некоторым делам этот департамент должен был сноситься не с Синодом, но с Сенатом.
[18] Барсов. Св. Синод в его прошлом. С. 432 и след.
[19] См. статью Голубева и Тихомирова “Св. Синод” в кн. II издания “Внутренний быт Русского государства”. С. 269 и след.
